Цикл Охранное отделение. Загадка о морском пейзаже - Страница 17

За гипертрофированную любовь к порядку подчиненные за глаза наградили допекающего их начальника не существующим на флоте чином «секунд-адмирала». Это был самый педантичный человек на свете! Порой его одержимость порядком обретала вид мании, и адмирал начинал изводить подчиненных и близких своей требовательностью. Например, все домочадцы Закселя знали, что завтрак подается ровно в семь часов десять минут и опаздывать к нему нельзя. В семь часов одиннадцать минут двери столовой запирались, и опоздавшие оставались голодными до обеда. Если во время трапезы хозяин дома заканчивал есть очередное блюдо, стоявшие за спинами всех сидящих за столом членов семьи официанты тут же без всяких приказаний отбирали у них тарелки. Ведь, по мнению этого педанта, человек должен все делать быстро и точно, в том числе есть.

– Гурманство придумали изнеженные извращенные французы, – утверждал Авраамий Богданович. – Наполеон был их единственной и случайной удачей. В грядущем веке французы окончательно потеряют остатки былого могущества. Будущее за нациями, которые воспитаны в суровом спартанском духе – англичанами и немцами.

Русских Авраамий Богданович тоже причислял к избранным народам, но скорее из вежливости. Все-таки он стал адмиралом в России. Но его истинными кумирами были рейхсканцлер Германской империи Отто Бисмарк и король Пруссии Фридрих II.

Рассказывали, что иногда этот «человек-секундомер» довольно оригинально дрессировал прислугу. Однажды рассердившись на медлительность своих лакеев, он усадил их за стол, а сам стал подавать официантам кушанья с салфеткой, перекинутой через руку. И делал это так расторопно и точно, что с тех пор не забывшая урока прислуга в его доме действовала со скоростью и четкостью швейцарского хронометра.

Точно так же с секундомером в руках адмирал натаскивал расчеты береговых орудий и экипажи вверенной ему дивизии броненосных кораблей. Каждую неделю он устраивал для подчиненных – не важно, были ли это штабные офицеры или простые матросы, – «уроки точности». Многим в Морском министерстве импонировал такой «прусский» метод руководства флотом. Так что Заксель числился на хорошем счету у начальства. Он любил хвастаться, что корабли его дивизии в любую погоду ходят как поезда на его исторической родине в Германии – точно по расписанию.

Если же что-то шло не «минута в минуту», адмирал начинал рвать и метать. Никакие ссылки на погоду или состарившиеся механизмы Заксель не принимал. Он искренне был убежден, что и на войне побеждают порядок и дисциплина. Эту же мысль он сразу попытался донести и до прибывшего из Петербурга жандарма:

– Что! Террористы в моем хозяйстве? Вздор! Кучка заговорщиков жалка и смешна перед хорошо отрегулированной, военной машиной! Если они только появятся здесь, я переловлю их за двадцать четыре часа и прикажу замуровать в темный подвал лет на двадцать, чтобы у них было время раскаяться в своих грехах. Вы уж мне поверьте, господин капитан.

Отрывистые безапелляционные фразы вырывались из безгубого, напоминающего прорезь рта адмирала как команды. При этом взгляд у него был удивленный и задиристый, как у петуха.

– Тому, кто посмеет угрожать царской яхте, придется иметь дело со всем флотом. А против такой силы ваши революционеришки что букашки против стада бизонов!

По долгу службы именно контр-адмирал Заксель отвечал за безопасность царской яхты, пока она находилась в его зоне ответственности, то есть в Гельсингфорсе и в окрестных водах. Чтобы окончательно убедить приезжего жандарма, Авраамий Богданович решил наглядно продемонстрировать ему, что у него все под контролем и у потенциальных злоумышленников нет ни единого шанса на успех.

На следующий день без десяти минут десять Вильмонт прогуливался неподалеку от поста пропуска в военный порт. Анри уже знал, что адмирал не терпит непунктуальности, потому он появился на причале ровно в десять. Заксель уже был здесь. Он пригласил жандарма в свой личный катер.

Сперва они посетили крепость Свеаборга – осмотрели огромные орудия и прожектора, установленные на движущиеся по узкоколейной ветке тележки, артиллерийские казематы береговой цитадели. Заксель зачем-то подробно рассказывал жандарму об устройстве крепостного военного телеграфа, благодаря которому обеспечивалась связь между разными крепостными батареями, штабами различного уровня и боевыми кораблями. Он обрушил на контрразведчика настоящий вал специфической военно-морской информации.

Правда, Вильмонт изучал в военном училище артиллерийскую науку, но было это так давно, что он понял далеко не все из услышанного. Анри еще накануне при знакомстве с адмиралом удивило, когда Заксель вдруг зачем-то стал показывать ему папки с отчетами и сметами Свеаборгского порта. Въедливым бухгалтерским тоном старик-немец перечислял, сколько денег за отчетный период было потрачено на закупку у шведов каменного угля, сколько кораблей его дивизии находятся на текущий момент на ремонте в сухих доках и эллингах, как продвигаются работы по расширению и очистке входа на Свеаборгский рейд и сколько для этого используется землечерпательных машин. «Зачем мне все это? – недоумевал Анри, глядя на нацепившего очки счетовода в адмиральском мундире. – Он что, действительно полагает, что мне интересно знать размер жалованья рабочих, расчищающих фарватер, и сколько матросов и солдат находятся в госпиталях на излечении, а сколько числятся дезертирами?» Вначале создавшееся положение показалось Вильмонту нелепым и даже оскорбительным: «Он что, не понял, по какому делу я сюда прибыл?» Но затем, здраво рассудив, капитан вдруг сообразил, что все не так уж и плохо. Вряд ли большой начальник стал бы лично возиться с такой мелкой сошкой, как он, если бы подобно героям гоголевского «Ревизора» не заподозрил в нем «инкогнито из Петербурга». Видимо, адмирал посчитал приехавшего из Питера от самого командующего флотом жандармского офицера ревизором, чей доклад может лечь на столы высоких министерских чинов, потому и старался произвести впечатление.

Что поделаешь, за возможность получить полезную информацию из первых рук приходилось расплачиваться драгоценным временем. Больше часа они переходили из одного помещения крепости в другое, слушая подробные отчеты ее коменданта. Кивая в тон докладчику, Анри краем глаза чувствовал на себе цепкий взгляд адмирала. Вильмонту вдруг вспомнилось, что раньше Свеаборгскую крепость использовали как второй русский Тауэр. В здешних темных сырых казематах, как и в застенках Петропавловки, годами гнили заживо многие государственные преступники. Наверное, именно эти камеры Заксель имел в виду, когда обещал замуровать пойманных по его приказу террористов на двадцать лет.

Наконец осмотр крепости завершился. Они снова сели в катер и вышли на рейд. За «воротами» порта было свежо. Срываемые ветром с пенных гребешков брызги летели Вильмонту в лицо.

Внезапно гул машины стих. Обрадованные волны стали раскачивать пассажиров небольшого суденышка, как в люльке. Адмирал грозно поинтересовался у капитана катера: что это означает. Оробевший катерник пообещал быстро все исправить и бросился в машинное отделение. Из открытого люка донеслись его нервные ругательства. Вильмонт почувствовал первые симптомы морской болезни.

Однако сухопутный офицер сразу забыл про неприятные ощущения в желудке, едва его взгляду открылось величественное зрелище выходящей в море эскадры. Бронированные гиганты шли двумя кильватерными колоннами. Черным дымом из их труб заволокло полнеба. Катер, словно мячик, запрыгал на волнах, поднятых армадой. Вот уж действительно, глядя на выстроившиеся в боевом порядке дредноуты, становилось ясно, почему в газетах их именовали не иначе как «последним доводом королей». Имелось в виду, что когда все средства дипломатии бывают исчерпаны, в ход идет 300-миллиметровая тяжелая артиллерия морских гигантов.

Между тем со стороны порта появилась еще одна группа кораблей. Они быстро увеличивались в размерах. Бег их был стремительным. Вскоре мимо адмиральского катера стремительно прошла красавица-яхта. Она скользила в окружении быстроходных крейсеров и канонерских лодок. Анри был уверен, что это и есть «Полярная звезда», ведь на ее мачте полоскался на ветру личный штандарт государя. Но оказалось, что он ошибся. Его промах порадовал адмирала. Оказалось, что это яхта-двойник. И всего таких яхт – внешне очень похожих на царскую яхту – несколько. Естественно, профессиональные моряки могли отличить одно судно от другого. Но террористы вполне могли попасться на обман. Поэтому в порту и на якорных стоянках одно из судов-двойников часто ставили так, чтобы подставить его первым под возможную атаку.