Чужие камни Ноккельбора - Страница 11

В хате Кущихи пыль скопилась, да трава с бурьяном прямо на крыше проросли. Деревня погибла несколько суток назад, а лес уже прибрал ее к себе. Между домами прорастали молодые побеги деревьев; огороды, так же как и селянская тропинка, заросли буйной травой. И, главное – ни трупов, ни крови. «Это что ж выходит? – задавался вопросами Векша, аккуратно переступая через вросшее в землю колесо. – Давно все произошло? Но было ведь недавно. Сколько меня не было? Мора, подскажи мне, неразумному». Однако Мора не явилась и не ответила.

Годы… Сначала испугался этой догадки, однако, поразмыслив, обрадовался. Получается, что каменноликие давно ушли из этих мест. И верно – чего они здесь забыли? У них свои земли есть, где они живут богато и никого к себе не пускают.

Пробираясь сквозь высокую траву и тонкие деревца поплелся толстяк к родной избе, где жил он с сестрой да приютившими их дядей с теткой. Двор здесь был особенно заросшим: даже дикая малина успела прижиться, а прямо у входа в дом пробивалась из земли молодая береза.

Трава шевелилась под прохладным утренним ветерком. Дождик накрапывал, а изба стояла перед ним обожженная, с выломанными дверями. Крыша провалилась, отчего некогда крепкий и большой дом выглядел совсем жалким. У подростка задрожали губы и защекотало в глазах, когда увидел он лежащее на пороге избы разбитое девичье зеркальце. Снова промелькнула перед глазами страшная смерть сестры; вспомнил, как кричала она, билась в кровавой пыли и звала на помощь. Миланица была красивой и веселой девушкой. Теперь ее не было, а скормившие ее собакам альвы – живы.

Векша подошел к родному порогу, уселся на него и заплакал. Рыдал он в голос, долго всхлипывая, размазывая слезы и сопли по испачканным медом, землей и золой щекам. Всем сердцем ощущал он свою слабость и одиночество. Совсем один остался. Не было больше никого. И никогда не будет. Прочувствовав это, Векша зажмурился изо всех сил и злобно-неистово заорал в полную мочь что-то нечленораздельное.

Ненависть поглотила его полностью. Окунувшись в море обиды, юный рядович внезапно почувствовал пугающее удовольствие. Никогда доселе не чувствовал он такой лютой и вольной злобы, от которой обострились чувства и прояснилась голова. И вот тогда зареванный Векша почувствовал себя не слабым толстяком, сидящим голышом, завернувшись в шкуру, на пороге разрушенной избы, а молодым и великим Зверем, впереди которого ждала охота. Векша был очень юн, но в душе его жарко загудело желание отомстить всему Уделу за то, что сотворили каменноликие с ним и его деревней. И тут понял мальчик, что не будет ему покоя, пока сполна не насытится этот Зверь.

Вскоре он успокоился и, вытерев мокрые глаза ладонями, медленно вошел в дом.

Спустя полчаса Векша вышел из избы в обновленном виде. Нацепил на себя дырявую рубаху и ветхие штаны, что нашел в опутанном паутиной сундуке, да повязал все это сверху крепким поясом. Еще и кухонный нож за пояс заткнул. Ржавое, но, какое-никакое, оружие.

И пошел Векша рыскать по селу в поисках полезностей. А дождь все моросил и моросил.

Побродив по заброшенным домам и собрав, все что можно, в два мешка, Векша вновь вернулся в дом Кущихи. Были во вдовьей избе два преимущества – крепкая дверь с засовом да бочки с медом в подполе. А другого Векше и не требовалось.

«Вот ведь чудеса, – думал он. – Сколько времени прошло, а для меня день пролетел. Так и ошалеть можно». В одном из домов прямо посреди горницы нашел он огромный муравейник, а из другого выскочила навстречу рыжей молнией мелкая лисица. Векша уже ни капли не сомневался, что с момента его гибели до возвращения прошло много времени. Год, два… Размышлять об этом было интересно, но мучительно, ибо слабый ум мальчика терялся перед такими загадками.

Часть домов сгорела во время нападения, однако многим избам повезло. Они оказались целыми, разве что плесенью стены покрыло и мхом дощатый пол зарос. Пустые и мертвые стояли дома, подставляя дождику обгорелые стены-бока. На крышах беззаботно прорастали деревца да целые кустарники.

Альвы, вдоволь наохотившись на людей, вернулись в свои далекие земли, и теперь лишь лесное зверье да голод угрожали Векше. Подумав об этом, мальчик повеселел. «Ничего, поесть раздобуду, а от зверья отобьюсь или спрячусь. Главное, что нелюдь про меня не ведает».

А вот что ему дальше делать? Векша не знал. Понимал только, что предстоит впереди долгая дорога через Черный лес. «Авось что-нибудь придумаю» – отмахнулся Векша от сомнений, словно от назойливой навозной мухи. Усевшись на скамью в горнице кущихиного дома, он высыпал на пол все, что смог отыскать. Находок было немного: старая дядькина шапка, крепкие охотничьи сапоги, заплатанная рубаха, суконные штаны, заплечная сумка, посох дорожный, с резными узорами, да фляга для воды. Ничего больше не отыскал Векша: ни в избах, ни на заросших дикой травой дворах. Даже инструменты и кухонная утварь пропала. Начиная от лопат, топоров и вил до ножей и ложек – все бесследно исчезло. Про оружие и говорить-то нечего. Видать, прошлись альвы по домам, забирая все, что под руку попадется. «Ложки им зачем сдались?» – дивился Векша. – «И платья бабские. Ни в жисть не поверю, чтобы бабы их платья за нашими стали донашивать». Пожал плечами мальчик, недоумевая. Диво дивное…

Небогатым народом были рядовичи. Водилось когда-то и у них золотишко. Читали и ценили доставшиеся от предков книги. Но потом все ушло. Отдали свергам на торжищах за железо и ткани. Ничего не осталось, и только старики что-то изредка вспоминали да молодым рассказывали.

Самое ценное Векша извлек из-за пазухи под конец. Это был небольшой кошель с родовой вышивкой, который достал он из подпола в доме дяди Вторака. Тщательно искал мальчик монеты по домам своих соседей и родичей, но улов был совсем малый. Несколько медных сверговых грошиков да одна древняя серебряная гривна уличей, найденная среди развалин избы старейшины Премысла. Именно ее Векша и извлек из кошеля и положил на стол.

Подросток долго рассматривал ее, положив голову на руки. От стола пахло старой ссохшейся древесиной. Векша ни о чем особенном не думал, вглядываясь в изображение конного витязя, выгравированного на лицевой стороне монеты. Воин выглядел грозно: могучая фигура на вздыбленном коне заносила меч. Многие сотни лет назад чеканили рядовичи свои золотые и серебряные монеты. Была могучей человеческая раса, торговавшая и воевавшая со своими соседями – свергами и уруками. Жили в крепких каменных городах, плавали на огромных ладьях, а ремеслом и искусством славились по всему Уделу. Из тех великих времен пришла эта монета. И только она от них и осталась. Сгинуло все и по рукам нелюдей разошлось.

Замечтавшийся Векша представил себя витязем из древности. Вот он на гнедом коне, в броне и шлеме несется во главе верной дружины на разбегающихся в ужасе каменноликих. Ррраз… и сносит голову ближайшему врагу. Катается по земле ненавистный остроухий нелюдь, поливая землю из уродливой раны струями грязной своей крови. Врывается Векша в неприятельский стан, рубя направо и налево, не жалея никого, и особенно – распрекрасных каменноликих дев. «Да, бабы у них – те еще… Как та, что с крыши стрелы в нас пуляла» – мрачно подумал Векша. Кулаки его непроизвольно сжались. Мечты – мечтами, да только где дружину взять? Не из кого: нет ни мужей, ни дев, ни старых, ни малых. Никого. Он один остался.

Предстоящая дорога занимала все мысли Векши. Мальчик знал, что еды в мертвой деревне нет и не сыскать; на кущихином меде и диких ягодах ему не протянуть. На дворе стояло лето («Что за месяц? До осени долго ли?»), и до первых холодов была целая вечность, но было ясно, что одному ему придется туго. Векша умел находить в лесу ягоды, грибы да коренья, но питаться этим долго было нельзя. Рыбу ловить? Силки на зайцев ставить? Нет, на зиму запасов он не соберет. Правильно сказала Могильная Хозяйка – надо ему из леса уходить. Здесь он не выживет.