Чужие грехи (На восходе луны) - Страница 7

Нет, не стоило ей сюда приезжать. Лежа в постели и понося себя последними словами, Энни твердо решила, что утром извинится, распрощается и уедет.

Если, конечно, у неё сохранились ещё хоть крохотные остатки здравого смысла.

Она даже не подозревала, что Маккинли за ней наблюдает. Не тот был человек Джеймс, который способен допускать ошибки, пусть и в пьяном угаре, и даже не оправившись от потрясения, вызванного столь внезапным появлением Энни. И сегодняшняя ночь не стала исключением.

Энни лежала на узкой металлической кровати, соломенные волосы рассыпались по плечам. Вместо ночной рубашки на ней было что-то вроде короткой маечки, оставлявшей открытыми загорелые руки; сбившаяся простыня едва прикрывала длинные ноги. Энни долго, очень долго не засыпала, и Джеймс терпеливо сидел внизу, потягивая текилу и прислушиваясь к её дыханию. Даже к биениям её сердца.

А потом он поднялся в крохотную спаленку, чтобы посмотреть на спящую Энни. Будь Джеймс трезв, он не стал бы притрагиваться к её разметавшимся во сне волосам, не стал обнажать загорелую шею. Волосы были на ощупь нежные, шелковистые и почти невесомые. А шея… Джеймс уставился на беззащитную шею, понимая, как легко было бы сомкнуть вокруг неё руки и чуть-чуть сдавить. Энни умерла бы, даже ничего не почувствовав.

Он попятился, потрясенный. Нет, черт побери, он уже слишком стар для этого. Вдобавок — чересчур много выпил. Да и размышлять столько не стоило. Если уж собрался убить, то — мысли и сомнения в сторону. Таков неписаный закон. Либо слепо следуй приказу, либо повинуйся своему чутью.

Однако приказывать ему уже давно было некому, а на чутье в случае с Энни Сазерленд он полагаться не мог. Джеймсу пришлось напомнить себе ещё одно правило: когда мозг не функционирует, включай автопилота.

Повинуясь с годами выработанной привычке, он бесшумно и методично обыскал её чемоданчик. Белье из шелка и хлопка. Не самое простенькое, но и без изысков. Скромное и консервативное. Чувствовалась школа Уина.

То же и с остальной одеждой. Ничего броского или вычурного. Оружия Джеймс не нашел, что нисколько его не удивило. Он и без того уже пришел к выводу, что Энни Сазерленд — именно та и только та, за кого себя выдает.

А вот витаминов она с собой привезла столько, что хватило бы на небольшую аптеку. И ещё запаслась транквилизаторами и снотворным; все по рецептам. А вот и упаковка презервативов. Джеймс машинально прикинул, с кем, интересно, она собралась тут трахнуться.

Не с ним — это очевидно.

Он взял её сумочку и захватил с собой, вниз. Раскрыл, перевернул и высыпал содержимое на захламленный кухонный стол. Плеснул себе ещё текилы и сел верхом на стул, лениво просматривая свои трофеи.

Так, дорожные чеки. На сумму в десять тысяч долларов — впечатляющая сумма для столь скромной поездки. С другой стороны, чему удивляться — ведь Уин оставил дочери просто неприличное по любым меркам богатство. Откуда? Джеймс с негодованием отбросил прочь эти мысли. Что тут еще? Кредитные карточки, косметика, немного наличных. И пара писем.

Оба почерка Джеймс узнал сразу. Но сначала полез в конверт, надписанный Мартином. Мартин Полсен в настоящее время считался, наверное, его самым близким другом. А значит — не слишком близким. Он быстро пробежал глазами письмо, заученно запоминая мельчайшие подробности — качество, на какое не влияло никакое количество поглощенного спиртного. Мартин вспоминал, как недавно, уже после развода, они вновь переспали с Энни. Выражал надежду, что это случилось у них не в последний раз. И ещё в очередной раз повторял, что ничего подозрительного в обстоятельствах гибели её отца не было. И сомневался, что Маккинли в состоянии помочь ей хоть чем-нибудь.

Молодец, с благодарностью подумал Джеймс. Жаль только, что Энни Сазерленд не прислушалась к умному совету бывшего мужа. И приехала. Теперь они оба поплатятся за её безрассудство. Впрочем, ждать этого осталось уже недолго.

Джеймс долго колебался, глядя на второй конверт. Почерк Уина он знал как свой собственный, и читать его письмо не хотел. Но в конце концов, отбросив прочь сентиментальные воспоминания, взял конверт в руку и посмотрел на дату отправления. Двадцать восьмое марта. За пять дней до смерти Уина.

К тому времени Уин уже должен быть знать, что его приговорили. Но что же такое он все-таки написал Энни, после чего она решила отправиться сюда, на этот остров? Неужели уже тогда Уин знал правду? Или — догадался? Уинстона Сазерленда всегда отличало сверхъестественное чутье. Наверное, он все просчитал заранее, и вычислил — когда и почему это случится. Вполне возможно, что он знал даже имя.

Джеймс машинально разгладил измятый конверт. Затем вынул письмо, развернул и начал читать.

На первый взгляд, в письме не было ничего, что вызывало бы хоть малейшие подозрения. Так, обычные отцовские наставления, изложенные в слегка поддразнивающей манере, столь характерной для Уина. Непосвященный человек ни за что не догадался бы, что перед ним — прощальное письмо.

И тем не менее это было так. Уин знал, что разоблачен. Изящная легенда раскрыта, и вынесен смертный приговор. Вполне возможно, что он знал даже имя своего палача.

Внезапно глаза Джеймса сузились, превратившись в едва различимые щелочки. «Милая Энни, Я жду с нетерпением ирландскую молитву, которую ты для меня вышиваешь», — прочел он. — «Глядя на него, я буду вспоминать тебя, а также Джейми. Он очень славный человек. Если когда-нибудь случится так, что тебе понадобится помощь, а меня рядом не окажется, обратись к нему».

Макинли с трудом сдержался, чтобы не скомкать листок. Он аккуратно сложил его и вернул в конверт.

И привычно потянулся к бутылке.

Проснувшись, Энни не сразу поняла, где находится. Продавленная кровать, сбитые в комок простыни, запах жареного бекона, смешанный с душистым ароматом свежесваренного кофе. Кто-то внизу негромко напевал себе под нос.

Она чувствовала себя измученной, растерянной, сбитой с толку. Голова гудела — возможно, от выпитой текилы. Энни выползла из постели, порылась в чемодане, выбрала кое-какие тряпки и оделась. Затем спустилась по ступенькам и… замерла как вкопанная, не веря своим глазам.