Чужеземец - Страница 16

Говори правду.

— Английские солдаты. Собственно, человек по имени Рэндалл.

При упоминании этого имени аристократическое лицо изменилось. Каллум по-прежнему выглядел заинтересованным, но рот его заметно напрягся, а складки вокруг него стали глубже. Совершенно очевидно, что ему известно это имя. Вождь клана Маккензи откинулся на стуле и переплел пальцы, глядя на меня поверх них.

— Ага, — сказал он. — Рассказывайте дальше.

Ну, помоги, Господи. Я стала рассказывать дальше. Во всех подробностях описала стычку между шотландцами и людьми Рэндалла, поскольку он мог уточнить это у Дугала. Передала основные факты своего разговора с Рэндаллом, потому что не знала, сколько смог подслушать человек по имени Муртаг.

Каллум внимательно слушал и рассеянно кивал.

— Ага, — сказал он, наконец. — Но как вы вообще туда попали? Это далеко от дороги на Инвернесс — я полагаю, вы собирались сесть там на корабль?

Я кивнула и опять набрала полную грудь воздуха. Мы подошли к чистой воды вымыслу. Как я жалела, что не обращала особого внимания на рассказы Фрэнка о разбойниках с большой дороги! Так. Я — вдовствующая леди из Оксфордшира, повторила я (в данной ситуации это чистая правда), путешествовала морем из Эдинбурга к дальним родственникам во Францию (достаточно далеко, чтобы проверить). Корабль, на котором мы плыли, попал в сильный шторм, во время которого судно повредило и снесло к северу. Испугавшись сильного крена судна и галлонов морской воды, лившихся внутрь сквозь разбитые борта, я потребовала, чтобы меня высадили на ближайший берег, к которому добралось поврежденное судно. Мы направлялись в Инвернесс, чтобы сесть там на другой корабль, но на нас напали разбойники. Мой слуга то ли был убит, то ли сбежал. Я сумела убежать от бандитов в лес, но бросила весь багаж. Бродя по лесу, наткнулась на капитана Рэндалла и его людей.

Тут до меня дошло, что я наслаждаюсь собственным драматическим рассказом, и я внезапно вспомнила, что чересчур увлекаться вымыслом опасно.

— Э-э-э… собственно, это все, — сказала я. — Не знаю, что случилось с кораблем — стоял густой туман, мы потеряли его из вида почти сразу же.

И откинулась на спинку стула, вполне довольная своим рассказом. Просто, аккуратно, правдиво во всех доступных проверке деталях. Однако лицо Каллума не выражало ничего, кроме вежливого внимания. Он открыл рот, собираясь задать мне какой-то вопрос, но тут в дверях послышался слабый шорох. Человек, один из тех, кого я видела во дворе, когда мы прибыли, стоял в дверном проеме и держал в руках небольшую кожаную шкатулку.

Маккензи из Леоха вежливо извинился и оставил меня наедине с птицами, заверив, что вернется в скором времени, и мы продолжим нашу в высшей степени интересную беседу.

После того, как за ними закрылась дверь, я подбежала к книжной полке и провела рукой по кожаным переплетам. На этой полке стояли дюжины две книг. На противоположной стороне — еще больше. На нескольких дат издания не было, другие датированы 1720-1742 годами. Каллум Маккензи, вне всякого сомнения, любил роскошь, но в комнате не видно было никаких признаков того, что он увлекался антиквариатом. Переплеты у книг новые, не потрескавшиеся, без ветхих страниц.

Отбросив всякую щепетильность, я без зазрения совести начала рыться в письменном столе, прислушиваясь, не раздадутся ли приближающиеся шаги.

То, что я предположительно искала, обнаружилось в среднем ящике. Незаконченное письмо, написанное летящим почерком, весьма неразборчивое из-за непривычной орфографии и полного отсутствия пунктуации. Бумага — чистая и новая, чернила черные, не выцветшие. Дата в начале письма сразу бросилась мне в глаза, словно написанная огненными буквами: 3 мая 1743.

Вернувшийся через несколько минут Каллум нашел свою гостью сидящей у створчатого окна с чинно сложенными на коленях руками. Сидящей, потому что ноги меня не держали. Руки стиснуты, чтобы скрыть дрожь, из-за которой я с трудом сунула письмо на место.

Он принес поднос с закусками: кружки с элем и свежие лепешки из овсяной муки, политые медом. Я едва отщипнула от лепешки: в желудке все переворачивалось, так что аппетита не было вовсе.

Каллум кратко извинился за свое отсутствие и посочувствовал моей печальной судьбе. Потом откинулся на спинку стула, внимательно посмотрел на меня и поинтересовался:

— Но как могло случиться, мистрисс Бичем, что люди моего брата нашли вас в одной сорочке? Допустим, разбойники, желая получить за вас выкуп, не тронули вас. Но хоть я и многое слышал про капитана Рэндалла, мне странно слышать, что офицер английской армии имеет привычку насиловать одиноких путниц.

— Да что вы? — огрызнулась я. — Не знаю уж, что вы о нем слышали, но заверяю вас, что он вполне на это способен! — Подробность о состоянии своего туалета я при составлении своего рассказа упустила и теперь думала, в какой же момент нашей стычки с капитаном появился Муртаг.

— Да, понятно, — сказал Каллум. — В общем, это вполне возможно. У этого человека дурная репутация.

— Возможно? — переспросила я. — Да в чем дело? Вы что, не верите мне?

Лицо вождя клана Маккензи выражало совершенно определенный скептицизм.

— Я не говорил, что не верю вам, мистрисс, — ровным голосом ответил он. — Но я бы не удержал власть над большим септом в течение двадцати с лишним лет, если б не научился не проглатывать любую рассказанную мне историю.

— Что ж, если вы не верите, что я та, за кого себя выдаю, кто же я, по-вашему, такая, черт бы вас побрал?

Каллум моргнул, услышав от меня подобное выражение, но четко очерченное лицо тут же вновь посуровело.

— А вот это, — произнес он, — мы и должны выяснить. А пока, мистрисс, будьте желанной гостьей в Леохе. — Поднял руку, любезно отпуская меня, и слуга у двери быстро подошел, готовый сопроводить меня обратно в комнату.

Больше Каллум ничего не сказал, но этого и не требовалось. Эти слова висели в воздухе у меня за спиной так отчетливо, словно он произнес их вслух: «До тех пор, пока я не узнаю, кто вы такая на самом деле».

Маленький мальчик, которого мистрисс Фитцгиббонс называла «юный Элик», пришел, чтобы отвести меня на ужин. Ужинали в длинной, узкой комнате, по обеим сторонам которой вдоль стен стояли столы. Их обслуживал бесконечный поток слуг, появлявшихся из-под арок в обоих концах комнаты. Они носили подносы, блюда и кружки. Лучи майского предвечернего солнца струились сквозь высокие, узкие окна. На стенах в кольцах висели факелы, их зажигали, когда мерк дневной свет.

В простенках висели знамена и разноцветная шотландка; пледы и геральдические знаки словно забрызгали камень разноцветными красками. По контрасту с этими цветными пятнами большинство собравшихся на ужин оделись в практичные оттенки серого и коричневого, или же в светло-коричневые и зеленые охотничьи килты — такие приглушенные тона очень подходили, чтобы скрываться в вереске.

Когда юный Элик вел меня по комнате, я ощущала любопытные взгляды за спиной, но в основном ужинавшие вежливо смотрели в тарелки. Похоже, здесь не особенно церемонились: все ели, как им удобнее, угощаясь из больших общих блюд. За столами сидело около сорока человек, и человек десять их обслуживали. Разговаривали громко, преимущественно по-гаэльски.

Каллум уже сидел за столом в начале комнаты, спрятав свои карликовые ноги под обшарпанную дубовую столешницу. Он вежливо кивнул, когда я вошла, и помахал мне рукой, приглашая сесть слева от него, рядом с пухленькой, прехорошенькой рыжеволосой женщиной, которую он представил как свою жену, Летицию.

— А это мой сын Хеймиш, — сказал он, уронив руку на плечо симпатичного рыжеволосого мальчика лет семи-восьми. Тот на мгновенье отвел глаза от тарелки, чтобы быстро кивнуть мне.

Я с интересом посмотрела на мальчика. Он походил на остальных мужчин Маккензи, которых мне уже довелось увидеть — те же широкие скулы и глубоко посаженные глаза. Собственно, за исключением разного цвета волос, он являлся уменьшенной копией своего дядюшки Дугала, сидевшего рядом. Две девочки-подростка по другую сторону Дугала, хихикавшие и тыкавшие друг друга в бок, пока их представляли мне, оказались дочерьми Дугала, Маргарет и Элинор.