Чужая луна - Страница 8
Николай Егорович никогда не терялся даже в самых трудных и нелепых ситуациях и переделках, которых с ним случалось немало, и воспринимал их с веселым оптимизмом, извлекая из своей копилки одну-две подходящие к этому случаю пословицы или мудрости.
Врангель потеплел душой и, глядя на следующую в кильватере крейсера эскадру, решительно поставил точку в раздумьях. Нет, он не обманет надежды его солдат! Отдохнув, набравшись сил, окрепнув душой и телом, они с победой вернутся на тот берег, на ту землю, которую сейчас покинули. Это их мечта. И его. Пожалуй, это и есть тот путь, который указывет ему Господь. Единственный. Как ни размышляй, но иного ни для него, ни для них нет.
И еще он подумал, что у него есть немного времени, но в него надо уложиться, чтобы тщательно разработать эту операцию. Беда лишь в том, что она вряд ли сохранится в тайне. Большевики, конечно, будут предполагать о его намерениях. Возможно, что-то и узнают. Пусть. Важно только скрыть точное место и время начала операции. Это, конечно, надо будет держать в строгом секрете. Что еще? Зима в Турции короткая. Ранней весной они должны вернуться. Где? Как? Об этом надо думать и думать. Возвращение должно быть неожиданным и внезапным. Россия к тому времени уже будет ждать его армию – в этом он не сомневался.
Постояв еще немного, радуясь упокаивающему душу решению, он подумал, что пора отдыхать, и направился в свою каюту. Капитан «Генерала Корнилова» временно уступил ее Главнокомандующему, сам же унес свою постель в капитанскую рубку, рассчитывая спать лишь урывками. Своему помощнику он доверял, но все же тот был еще молод: и предугадать, что может возникнуть на их пути, было трудно.
Капитан понимал, какая ответственность легла на его плечи: возглавить эскадру из ста двадцати разномастных судов, на которых покидали родину двести пятьдесят семь тысяч человек, не считая родителей, жен и детей многих офицеров, решивших разделить с ними их участь, не считая также судовых команд. Более трехсот тысяч!
Надо было также проявить заботу и о самых тихоходных судах, они, несомненно, будут отставать, а в непогоду, шторм могут и вовсе затеряться в море. Немалую угрозу эскадре представляли и подводные лодки, о которых его заранее предупредил вице-адмирал Кедров. Все это капитану «Генерала Корнилова» надо было учитывать, время от времени сбавлять скорость или даже совсем останавливаться, ожидая, пока отставшие суда вновь займут свои места в кильватерном строю.
Путь эскадры до Константинополя, по расчетам капитана, должен был занять приблизительно три дня. Врангель решил использовать это время для того, чтобы немного отдохнуть после всех бессонных дней и ночей во время вынужденной эвакуации, а затем, позже попытаться более подробно разобраться во всех мелочах случившегося. Это может уже в скором времени пригодиться. Он рассчитывал, что это ему удастся. Никакие дела его отвлекать не будут. На каждом большом или малом судне был назначен командир, который должен был гасить все мелкие недоразумения и конфликты, возникающие среди солдат и офицеров. Крупные неприятности пообещал разрешать генерал Кутепов, который, по сути, на время нахождения эскадры в пути командовал вместе с молодым энергичным вице-адмиралом Кедровым всей Русской армией.
По пути к себе в каюту Врангель снова задержался у трапа и, сняв фуражку, подставил облегченную от тяжелых дум голову последним лучам опускающегося в море солнцу.
Море завораживало его. Легкая зыбь дробила вечерние солнечные лучи на тысячи осколков. Он подумал, что последнее время он едва ли не каждый день то на катерах, то на маломерных судах носился по морю. Из Севастополя в Феодосию, в Керчь, в Ялту или в Евпаторию. А вот остановить свой взгляд, увидеть море, ощутить его величественную мощь и красоту все как-то не удавалось. Лишь сейчас вдруг понял, как много в этих бешеных хлопотах он потерял.
Возле Врангеля остановился вице-адмирал Кедров, но, заметив какую-то просветленность на лице Главнокомандующего, не стал нарушать тишину.
– На редкость был хороший день, Михаил Александрович. Я имею в виду погоду, – после длительного молчания сказал Врангель. Хотя подразумевал не только погоду.
– Последний привет уходящей осени, – ответил Кедров.
– Еще бы пару-тройку таких деньков, пока мы доплывем до Константинополя, – мечтательно произнес Врангель.
– В эту пору, ваше превосходительство, на такую природную милость уже надеяться не приходится. Опасаюсь, что со дня на день Черное море покажет нам свой черный характер, – не стал утешать Главнокомандующего Кедров. – Я накануне успел просмотреть в Морской библиотеке ноябрьские метеосводки за последние десять лет. Самый скверный и коварный, штормовой месяц… Но будем уповать на Господа!
Врангель ничего не ответил, лишь молча кивнул и стал неторопливо спускаться вниз.
На рассвете он услышал какую-то возню у каюты, приглушенные голоса. Ранние гости, видимо, не решались его будить и под дверью ожидали, когда он проснется.
Врангель накинул на плечи халат.
– Ну, что стоите под дверью? – окликнул он. – Входите!
В каюту вошли Кутепов и Кедров.
– Докладывайте! – сказал он вошедшим. – Я так понимаю, случилось что-то серьезное?
– Исчез тральщик «Язон», – недоуменно пожав плечами, сказал Кутепов.
– Как? При каких обстоятельствах?
– Его буксировал транспорт «Ельпидифор». На транспорте заметили его исчезновение, сообщили. Остановили эскадру. Подумали, может, оборвался трос. Подождали. А потом все же проверили. И оказалось, что буксировочный трос был просто обрублен.
– Может, все же оборвался? Бывает такое, – предположил Врангель.
– Нет-нет, обрублен. Топором.
– Ну, и что вы по этому поводу думаете?
– Следом за «Ельпидифором» следовал транспорт «Рион». Вахтенные слышали на «Язоне» короткую перестрелку. Спросили, что у них там случилось? Не ответили, – дополнил рассказ Кутепова Кедров. – Никто не заметил, когда он вышел из строя и сгинул в темноте. Я так думаю, они решили вернуться к большевикам. Предали Родину.
Врангель помолчал, осмысливая происшедшее.
– Ну, что ж… Ну, что ж… – задумчиво сказал он. Вспомнил картинку из этого же ряда, которую ему буквально вчера или позавчера рассказал генерал-лейтенант Иван Гаврилович Барбович.
Кажется, действие происходило в Ялте. Врангель это доподлинно не запомнил. Вся эвакуация из Крыма: из Керчи, Ялты, Феодосии, Евпатории запомнилась ему как нечто единое – бесконечные шеренги угрюмых солдат, движущиеся по сходням на миноносцы, транспорты, пароходы.
Транспорт «Крым» принял на борт наполовину разбитый махновскими повстанцами конный корпус Барбовича. Загрузились без всякой меры – и в трюмах, и на палубах не протолкнуться. Но солдаты и офицеры все прибывали. Предполагая, что уже больше никаких судов не будет, они с боем, дракой проникали на судно. И тогда капитан принял единственно правильное, хотя и жестокое, решение: он отшвартовался от причала и, ожидая команды на отплытие, бросил якорь в сотне саженях от берега.
Не успевшие пробиться на транспорт, они бродили по берегу и отчаянно переругивались с теми, кому повезло. С борта «Крыма» их успокаивали:
– Не теряйте надежды. К вам вышел еще корабль. Всех заберут.
И тут на пирсе сквозь толпу пробилась сухонькая седенькая старушка, эдакий божий одуванчик, и, сложив ладошки рупором, прокричала в сторону транспорта:
– Мишель! Мишель! Отзовись! Мне сказали, что ты там!..
Голос у старушки был слабый, и ее слова вряд ли долетали до теснящихся на палубе «Крыма» солдат.
– Эй, там, не берегу! Что там у вас? – спросили с транспорта.
– Сейчас доложим! – донеслось с берега. После чего несколько человек вступили со старушкой в переговоры, стали выяснять, кто такой Мишель и что ей от него надо. Разобрались. После этого самый голосистый выкрикнул с берега:
– Мадам Могилевская ищет своего сына, подпоручика Михаила Могилевского! Слышите? Подпоручика Могилевского! Ей сказали, что он служил в корпусе генерала Барбовича и вроде находится там, у вас!