Чужая игра - Страница 56

Впрочем, я не сомневался, что ответы скоро последуют. И я не ошибся.

— Пора прекращать этот бессмысленный разговор, — сказал беспалый.

Он достал из кармана миниатюрное переговорное устройство и сказал в микрофон:

— Введите…

Затопали тяжелые шаги, и Рог едва не волоком подтащил к моему креслу… Ливенцова! Здрасте, я ваша бабушка… Его-то за что захомутали? Да и как посмели? Ведь он государственный человек, представляющий интересы весьма серьезной «конторы».

Интересно, а где Абросимов?

Ливенцов был со связанными руками, весь помятый и вялый, как будто обкуренный наркотой. Под его левым глазом красовался огромный синяк.

— Вы знаете этого человека? — обратился ко мне беспалый.

— Впервые вижу.

— Неплохо держитесь, Карасев. Ладно, освежим вашу память. Кто это? — резко спросил он Ливенцова.

— Наемный убийца, — глухо и безразлично проронил тот. — Карасев.

— Кто его внедрил в «Витас-банк»?

— Спецотдел ГРУ.

— С какой целью?

— В нужный момент ликвидировать президента банка.

— Достаточно, Карасев? — Беспалый саркастически ухмыльнулся. — Надеюсь, своего связника вы узнали.

— А не пошли бы вы все… — Я грубо выругался. — Если надумали меня кончать, так нечего тянуть. Не знаю я никакого ГРУ. А этого козла я никогда прежде не видел. Устроили здесь спектакль…

— Удивительное хладнокровие… — Беспалый покачал головой. — Уведите! — приказал он Рогу.

Охранник вместе с Ливенцовым скрылся за дверью.

— Ничего, я думаю, мы с вами, Карасев, найдем общий язык, — уверенно сказал беспалый. — После того как освежим вашу память…

Его сузившиеся глаза не предвещали мне ничего хорошего.

Ну вот, я так и знал. Этот «ковбой Мальборо», пока не сдерет с меня кожу, не успокоится. Для таких, как он, вид крови и страданий — высший кейф.

— Роман Александрович, — обратился беспалый к черноволосому, — вам лучше этого не видеть…

— Да-да, — торопливо ответил тот. — Уходим…

Хлопнула дверь, и мы остались наедине.

— Я не хочу доводить дело до крайности. — С этими словами беспалый достал из кармана какую-то штуковину и включил ее. — Теперь подслушать нас никто не сможет. Это ультразвуковой генератор, или глушилка.

— О чем нам говорить? Вам и так все ясно. Однако вы ошибаетесь.

— Карасев, я знаю все. Я читал досье на вас. Я сотрудник военной разведки.

— Ну и что? В армии я уже не служу. И никогда не был этим самым… киллером.

— Ладно, я вам кое-что напомню…

И он кратко пересказал факты моей жизни из досье Абросимова.

— Достаточно?

— Вполне. Я давно не слышал такого занимательного рассказа. Вам бы романы писать… как вас там?

— Я знаю, что против «химии» у вас есть какой-то иммунитет. Но только не против электротока. Когда я включу эту машинку, вы мне расскажете даже то, что давно забыли.

— Что вы от меня хотите?

— Признания.

— Хорошо, я готов признаться, что являюсь сотрудником ГРУ, киллером, посланным с заданием убить Наума Борисовича, взорвать «Витас-банк», нефтепровод «Дружба» и памятник Николаю Второму, если его уже где-то поставили. Достаточно?

— Впечатляет. Но мне нужно иное.

— Что именно?

— Правда. В голом виде. Я включаю видеокамеру, и вы мне рассказываете, зачем Кончак Виктор Егорович, полковник ГРУ — и его не знаете? — внедрил вас в «Витас-банк»…

Кончак?! Ничего не понимаю…

При чем здесь полковник? Если Ливенцова пытали, он не мог не сказать, кто меня послал на задание.

Бред…

— Вы ведь на него работаете, не так ли? Не отпирайтесь, это бесполезно. У меня имеются все необходимые документы. По его приказу вы ликвидировали губернатора Шалычева…

А вот это уже явный перебор, господин… как вас там…

Если даже Абросимов не был до конца уверен в моей причастности к убийству Шалычева, то как может этот самоуверенный прыщ знать скрытое за семью замками?

А то, что он не принадлежит к приятелям Кончака, было видно, что называется, невооруженным взглядом.

Не говоря уже об иерархической лестнице ГРУ, на которой этот хмырь никак не мог стоять выше или даже вровень с Виктором Егоровичем. А тем более знать о деталях задания по ликвидации Шалычева, похоже спущенного с самых верхов.

— Вы меня не слушаете?

— И да и нет. Мне это неинтересно. Я просто не понимаю, о чем вы говорите.

— Карасев, я хочу, чтобы вы сказали, что задание на ликвидацию Наума Борисовича вам дал Кончак. И подтвердили это письменно, — терпеливо объяснял беспалый. — И все. Ничего более. Жизнь я вам гарантирую. И не только — вы будете продолжать работать на военную разведку. Такие специалисты, как вы, на вес золота. Ну как, идет?

— Нет, не идет. Во-первых, я не знаю никакого Кончака. А во-вторых, грязью марать никого не буду. Мне не хочется играть в ваши игры. Я желаю просто работать и честно зарабатывать свой хлеб.

— Значит, вы так ничего и не поняли… Жаль… Я ведь все равно заставлю вас признаться во всем. И вы скажете именно то, что я сейчас пока прошу. Вы никогда не слышали о «клетке Павлова»?

— Как-то не приходилось.

— Сейчас вы с ней познакомитесь…

С этими словами он подошел к пульту, стоящему на столике у окна, куда тянулись кабели от кресла.

— Предупреждаю, Карасев, — это очень больно.

Я не ответил.

Мне опостылели эти тайны мадридского двора, и я желал одного — закрыть глаза навсегда, чтобы больше никогда не видеть ни Абросимовых, ни Наумов Борисовичей, ни узколобых мордоворотов, правивших бал в стране, никак не заслуживавшей такой участи.

Щелкнул переключатель, и я ощутил покалывание во всем теле.

— Начнем, — буднично сообщил беспалый. — Итак, предупреждаю: за неправильный ответ вы тут же получите удар током. Ваша фамилия?

— Пошел ты…

— Ответ некорректен. Он тоже наказуем.

Мне показалось, что внутри меня взорвалась граната.

Боль скрутила мышцы в тугие жгуты, и я закричал, не в силах сдержаться.

— Больно? — с иронией спросил беспалый. — Будет еще больней, если мы не договоримся по-хорошему.

— С-сука…

— Ответ некорректен…

Опять жгучая боль, от которой, казалось, затрещали кости.

— Фамилия?

Я молчал.

Мне нужно было срочно сосредоточиться, отрешиться от всего земного.

Боль, как учил меня Юнь Чунь, всего лишь одна из реакций организма на внешние раздражители. При входе в транс теряется связь с внешним миром, тело становится практически бесчувственным, а блуждающий в астрале дух не подвержен физическим воздействиям.

Так умирали под пытками буддийские монахи высшей формы посвящения, и их истязатели едва с ума не сходили от суеверного ужаса.

До них просто не доходило, как может человек, которого рвут на куски, не кричать и даже безмятежно улыбаться.

Я перестал ощущать тело и с немыслимой скоростью устремил свой дух в межзвездное пространство…

Вышел я из этого состояния, когда беспалый с вытаращенными от удивления глазами начал трясти меня за плечи:

— Очнись, Карасев! Ну!

— Пошел… ты… на…

Мне показалось, что в комнате пахнет паленым.

— Глазам своим не верю… — Он тряхнул головой, будто прогоняя наваждение. — Вам что, не было больно?

— Ублюдок… Мерзкая тварь… Палач… твою мать…

— Зачем ругаться? Лучше решим наши проблемы полюбовно. Ваши признания в обмен на жизнь и свободу.

Я не стал отвечать.

В этот момент я готовился к худшему. Освободиться бы… Вот тогда я бы с тобой и потолковал, господин хороший.

Но массивные железные «браслеты», надетые на руки и ноги, мог разорвать разве что мифический Геркулес.

— Попробуем более действенный способ…

Беспалый достал из картонной коробки какой-то шлем, присоединил его к питанию и надел мне на голову, закрепив его на специальных направляющих, вмонтированных в спинку кресла.

— Карасев, если вы прямо сейчас не выполните то, что я вам говорю, то через минуту будет просто поздно. Вы станете сумасшедшим. Эта штука разжижает мозги.