ЧУЖАЯ АГОНИЯ Сборник научно-фантастических рассказов - Страница 20

Я сейчас не помню, из чего состоял тот обед, — он слился в моей памяти со многими другими, проходившими в этой темной комнате, отделанной дубом. На стол обычно подавали тушеную курицу с клецками, картошкой, отварные овощи и, разумеется, хлеб и сливочное масло. За ними следовали пирог и кофе, а потом отец с дядей выходили на парадное крыльцо, именовавшееся «верандой», чтобы выкурить по сигаре. В тот раз, когда отец уехал в контору, мне удалось, наконец, донять дядю своими требованиями, и мы отправились.

С этого момента я помню все до мелочей. Мы тащились по жаре, он в соломенном канотье и бело-голубом полосатом костюме из льняной ткани, столь же широком и объемистом, как ризы женщин, изображенных на картинках в нашей фамильной библии, я в костюмчике французского матроса, полосатой рубашке под блузой и в шапочке с помпончиком и золотой надписью «Неукротимый». Время от времени я дергал дядю за руку, хоть это мне не нравилось, поскольку дядина рука была мягкой и влажной, да еще от него исходил отвратительный запах.

Когда мы были в одном квартале от Мэйн-стрит, дядя пожаловался на плохое самочувствие, и я потребовал прибавить шагу, чтобы он мог пораньше вернуться домой и прилечь. На Мэйн-стрит он плюхнулся на скамейку и пробормотал что-то о Фреде Крофте, который был нашим семейным врачом и школьным приятелем дяди. К этому моменту я совершенно обезумел от страха за то, что мы повернем обратно, и я лишусь (как мне казалось навсегда) доступа к граммофону. Я также заметил, что обычно огненно-красное дядино лицо резко побледнело, и сделал вывод, что его вот-вот «стошнит». Эта перспектива бросила меня в крайнее отчаяние. Я настойчиво потребовал дать мне деньги, говоря, что смогу за мгновение ока пробежать оставшиеся до магазина полквартала. Он лишь застонал и вновь сказал, чтобы я привел Фреда Крофта. Я помню, как он снял свою соломенную шляпу и стал обмахиваться ею; августовское солнце беспрепятственно припекало его лысую голову.

На какое-то мгновение, но и не только на мгновение, я почувствовал свою силу. Вытянув вперед руку, я сказал ему, по сути дела, приказал дать мне то, что я хотел. Помнится, я произнес: «Я приведу его. Дай мне денег, дядя Билл, и потом я приведу его».

Он дал мне деньги, и я побежал к магазину так быстро, что пятки засверкали; тем не менее, я четко сознавал, что я сделал что-то не так. В магазине я купил первую предложенную мне пластинку, подпрыгивая от нетерпения, пока мне отсчитывали сдачу, а потом, совершенно забыв о том, что должен привести доктора Крофта, вернулся посмотреть, не оправился ли мой дядя.

Выглядел он лучше. Я подумал, что он задремал, ожидая меня, и попытался разбудить его. Несколько прохожих ухмыльнулись при виде нас, думая, по-видимому, что дядя Билл пьян. В конце концов, я потянул слишком сильно. Его рыхлое тело свалилось со скамейки, и он оказался на раскаленном тротуаре лицом кверху с чуть приоткрытым ртом. Я помню небольшие полукружья белков, проглядывавших под полуприкрытыми веками.

В следующие два дня я не смог бы проиграть свою пластинку, даже если захотел. Дядю Билла положили в гостиной, где находился граммофон, и для меня, ребенка, просто немыслимо было войти в эту комнату. Но в этот период траура мною овладела странная фантазия. Я вдруг поверил (я недостаточно смыслю в психологии, чтобы объяснить, почему), что если вдруг поставлю пластинку на граммофон, то услышу голос дяди, снова требующего, чтобы я привел доктора Крофта, и обвиняющего меня. Это стало главным кошмарным сном моего детства.

Короче говоря, я так никогда и не слушал ее. Я так и не осмелился. Для того, чтобы скрыть ее существование, я запрятал ее на верх высокого шкафа в подвале; там она и пролежала все это время. Сначала она вызывала у меня ночные кошмары, потом я почти забыл о ней.

До сегодняшнего дня. Мой отец умер, когда ему было шестьдесят лет, но мать прожила все эти долгие десятилетия, пока, всего несколько месяцев назад, не последовала за ним, и меня, ее сына, стоявшего у гроба, можно было вполне назвать стариком.

И вот сейчас я стал владельцем нашего дома. Говоря начистоту, мне не очень-то повезло, и хотя этот дом полностью принадлежал мне, мало что, кроме него, досталось мне от матери. Вчера вечером, когда я ел в одиночестве в старой столовой, где раньше я столько раз принимал пищу, я вновь вспомнил о дяде Билле и пластинке; какое-то время я не мог сообразить, где спрятал ее, и даже испугался, не выбросил ли ее вовсе. Сегодня я вспомнил, и хотя врачи запрещают мне ходить по лестницам, я спустился в старый подвал и обнаружил свою пластинку под слоем пыли в дюйм толщиной. На ступеньках у меня несколько раз схватило сердце, но я добрался без происшествий до кухни, вымыл старую пластинку и руки, и поставил ее на свое высококлассный проигрыватель. Думаю, мне не стоит говорить, что на ней не было голоса дяди. Вместо него там записан Руди Вэлли. Я вновь включил запись и сейчас, когда пишу это, слушаю «My time is your time… My time is your time…» Слишком много для суеверия.

Эрл Крамер проснулся от кошмарного сна, вызванного двумя причинами: слишком большой дозой препарата «Экспресс-бодрость», принятой накануне поздним вечером, и фильмом о Второй мировой войне, показанным по телевизору. В фильме он видел массовые убийства людей, осуществляемые самыми ужасными способами, и вместе со своей и миллионами других семей благодарил Бога за то, что это уже история, да к тому же далекой варварской эпохи.

Еще не совсем проснувшись, Крамер подумал, как же его время будет выглядеть в глазах людей далекого будущего, когда из человечества будут вытравлены все атавистические элементы.

— Эй, сколько сейчас времени? — спросил он у жены.

— Почти семь часов. Включи телевизор.

Он так и сделал, после чего на экране появилась обычная картина: Хип Джоунз дремал, развалясь, за своим столом под тихую спокойную музыку. Музыка стала энергичнее, и на экране появился Инвиг, хитро поглядывающий на Хипа Джоунза и на весь мир.

— Ну и ночь была у него, — сказал Инвиг. — Ну и ночь была у вас! Но все это не имеет значения, так как через несколько мгновений благодаря «Экспресс-бодрости» и у вас начнется прекрасный день. Вы приготовили таблетки?

Он положил желтую таблетку в рот Хипу Джоунзу, в то время как перед камерой проплыли четыре танцовщицы, распевая песню Инвига. Как только Хип Джоунз проглотил таблетку, он вскочил с места и как будто сразу помолодел на сотню лет.

— Вы видите меня? — весело провозгласил он. — Тогда глотаем все вместе!

Эрл Крамер и Мелани лежали, когда, засунув в рот по таблетке, почувствовали резкий прилив бодрости. Это произошло, когда Хип Джоунз закричал с экрана:

— Итак, дорогие друзья, кто же выиграет сегодня? — Затем, когда одна из наружных камер заглянула в окно спальни и показала зевающего человека, Хип продолжал: — Может быть, это вы, мистер Джо Баррат из Кинг-Вэйла? Но не волнуйтесь, это не так. Мы всего лишь проверяли, проснулись ли вы.

— Посмотри-ка на лицо бедолаги! — сказал Эрл, смеясь вместе со всеми над Джо Барратом из Кинг-Вэйла.

— А как бы ты почувствовал себя на его месте? — сказала Мелани. — Мне кажется, я бы умерла от испуга, если бы на меня вот так направили камеру.

— Я бы не умер, — сурово произнес Эрл, Мелани схватила его за руку и они на секунду взглянули друг на друга, в то время как Хип Джоунз прокричал: — Вы смотрите шоу Инвига — увлекательную программу, транслируемую в течение всего дня компанией «Инвиг Корпорейшн», программу, которая непременно пробудит в вас любовь к жизни.

Затем камера показала дверь, проехала по какому-то коридору и голос Хипа Джоунза произнес: — Кто же это может быть? — Потом, как только он сказал: «Может быть, вы… ", включились камеры в студии и сфокусировались на Хипе Джоунзе, который пронзительно завопил с притворным удивлением: — Хип Джоунз, любимец «Инвиг Корпорейшн»! Эй парни, это я!