Чувства в заточении - Страница 14
– Ты вечно даешь рекомендации, которым сам никогда не следуешь, – едко проговорила Каролин.
– Что ты этим хочешь сказать? – терпеливо осведомился мужчина.
– Ты и в колледже любил изображать всезнайку, раздавал советы направо и налево, в твоих устах все становилось таким логичным, легкодостижимым. Выходило так, что все возможно, стоит только пожелать.
– А ты с этим не согласна? – спросил Николас.
– Голословность – вот что, на мой взгляд, объединяет всех адвокатов. Послушать их – так все чудесно, а если не чудесно, то поправимо. Все люди меняются, и всегда только к лучшему. Все стремятся к добру. Во всех жизненных драмах больше наговоров и предубеждений, чем реальных проблем. Единственное, что нужно изменять, – это собственный взгляд на окружающий мир. И так далее, и так далее… Но беда в том, что это не так. Вы, адвокаты, демагогией хлеб себе зарабатываете, а люди потом это расхлебывают, когда очередной негодяй досрочно освобождается или получает до смешного малый срок!
– Я и не предполагал, что мы говорим о делах. Мне бы не хотелось сейчас затрагивать не менее болезненную тему того, как горячие головы из прокуратуры нередко спешат упечь за решетку ни в чем не повинных людей, не потрудившись разобраться. Порой из напуганных обывателей, впервые столкнувшихся с судебной системой, вытряхиваются показания, которые ничего общего не имеют с действительностью, а виновный после этого разгуливает на свободе. И ладно, если б он только посмеивался над всеми прокурорами, адвокатами, судьями, присяжными и пострадавшими, вместе взятыми… Так что давай оставим в покое сугубо профессиональные распри. Я сейчас говорю о твоей личной, человеческой, женской судьбе. И говорю, как ты могла заметить, начистоту. Если у тебя есть ко мне претензии, изволь сообщить о них. Сейчас для этого самое подходящее время.
– Представь себе, такие претензии есть! – с вызовом проговорила Каролин. – И, возвращаясь к нашему прошлому, ко времени учебы в юридической школе, хочу сказать, что я раскусила твою игру.
– О чем ты говоришь?! – недоуменно воскликнул Николас.
– О том, что для тебя было делом принципа склонить такую, как я, к интимным отношениям. Я имею в виду, что между вами, парнями, было негласное состязание, касающееся меня. Мне это доподлинно известно. Вы считали меня холодной, невозмутимой ханжой из Бостона. Конечно, тебе все удалось. И стало это возможным только потому, что и ты мне нравился. Но я ни на секунду не заблуждалась по поводу того, что это часть игры. О влюбленности, а тем более о любви и говорить не стоит, – холодно объявила Каролин.
Николас посмотрел на нее, желая убедиться, что она говорит всерьез. Внутри у него все кипело. Он крепче сжал руль, жалея, что не может излить свое негодование, управляя машиной. Он лишь обескураженно покачал головой и еще раз покосился на Каролин, которая, судя по всему, была весьма удовлетворена тем, что наконец высказалась на сей счет. Она язвительно улыбалась, видя его смятение.
– Что? Не предполагал, что мне все известно о подоплеке наших отношений?
– Ты сама-то веришь в то, что говоришь? – тихо спросил Николас, прилагая все усилия, чтобы не ослабить внимание за рулем. – По-твоему, мною руководило желание превзойти в мастерстве обольщения своих сверстников? – намеренно невозмутимо поинтересовался он. – Теперь я, вероятно, испытываю потребность поразить малышей? Или у тебя имеется другое объяснение?
– Ну, теперь ты делаешь это со скуки, – раздраженно предположила она.
– Со скуки?.. Неубедительно. Так себе мотивчик, – расценил Ник. – Я бы предпочел, чтобы ты заподозрила меня в элементарном сластолюбии, в том, что я банально хочу переспать с тобой.
– А ты хочешь? – спросила Каролин.
– Не скрою, мне это приходило на ум. Но ты нужна мне не только для этого, поскольку интим уже был. Однако долго это не продлилось. Мы так и остались друг другу чужими. Можешь смеяться над моей сентиментальностью, Каролин, но я испытываю потребность в душевной близости с человеком в не меньшей степени, чем в сексе.
– Охотно верю. Но это вовсе не означает, что таким человеком должна стать я, – сухо отозвалась женщина.
– Однако и не исключает такой возможности, – заметил Николас, припарковав свой автомобиль.
Каролин постаралась ничем не выдать свое потрясение, когда Ник обнял ее за плечи, настойчиво прижал к своей груди и с чувством поцеловал в губы. Много лет на нее никто так не покушался, поскольку незамедлительно следовало возмездие. Однако Нику она почему-то разрешила такую дерзость.
Ее руки потянулись к его лицу. Она заключила Николаса в объятия. Обожгла своим поцелуем. Знакомые порывы, знакомая сладость губ и многообещающее смакование. Она не считала, что проявила слабость, так как неожиданно ощутила нечто родное, потерянное, но нашедшееся. Она обхватила руками его плечи, прижалась щекой к его щеке, с трудом удерживая слезы.
– После этого не спорь, что между нами нет ничего общего, Каролин, – прошептал Николас. – И если начать с этой точки, то, уверен, когда-нибудь мы к чему-то и придем.
– Как бы мне хотелось, чтобы ты оказался прав! – откликнулась женщина. – Если бы ты только знал! Если бы одних рациональных доводов было достаточно!
– Милая, мне как адвокату не понаслышке известно, что одни лишь доводы разума не упраздняют тюремных решеток. Но я не отступлюсь до тех пор, пока ты не выпустишь на свободу свое несправедливо заточенное сердечко.
– Как же сложно на тебя обижаться, Ник, когда ты так говоришь, – взволнованно прошептала она.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Лицо Джин Клейн сказало им все. Но Ник продолжал сыпать вопросами.
– Где Бобби? – спросил он наконец.
– Понятно, что он не сможет провести этот день с вами, как предполагалось. Мы нашли для него временное пристанище, – ответила Джин, вздохнув.
– Временное пристанище?! – воскликнула Каролин. – Зачем? Но почему не с нами?! – недоумевала она.
– Что же тут непонятного? Его мать в критическом состоянии, у нее пневмония с осложнениями, и ребенок знает это. О каких развлечениях может идти речь?
– Но она поправится? – по-детски робко поинтересовалась Каролин.
– Врачи не исключают возможность того, что ей станет несколько лучше, – осторожно сообщила Джин. – Но в данный момент она находится в очень тяжелом состоянии. Однако миссис Лестер смогла высказать пожелание, чтобы мы не спешили определять Бобби к приемным родителям. Эта женщина отчаянно борется и надеется выкарабкаться.
– Это нам понятно. Мы уважаем желание матери и не собираемся его оспаривать. Но вопрос в том, что лучше для Бобби. Это, как вы его называете, временное пристанище или общество уже знакомых людей, то есть наше, – рассудительно заметил Николас.
– Бобби сейчас в службе опеки. Мы еще не начинали подыскивать для него приемную семью. Но на всякий случай считаю нужным заняться этим в самое ближайшее время.
– А насколько это вообще реально – найти для мальчика его возраста и склада характера подходящую приемную семью в короткий срок? – осведомился Николас.
– Думаю, я могу быть с вами честной… – начала Джин. – Опыт показывает, что дети, знавшие и любившие своих родителей, став сиротами, очень трудно приспосабливаются к любым другим условиям. Сложно найти такую семью, где они могли бы прижиться без ущерба для психики. И чем старше, чем развитей такой ребенок, тем ему труднее. В общем, выбор в нашей картотеке невелик. Скорее всего, ему, как и многим ему подобным, придется кочевать из семьи в семью до тех пор, пока он не станет самостоятельным взрослым человеком… Но пока это к нему не относится, и надеюсь, участь сия его минует. Мы все молимся за Полин Лестер.
– Да, конечно. Мы искренне желаем ей выздоровления. Но нас интересует судьба Бобби, пока мать не вернется домой, – заявил Ник.
– Да не тревожьтесь вы так. Брошен он не будет. Им занимается наша социальная служба.