Чумовая дамочка - Страница 9

– В каком смысле? – искренне удивилась я.

– В том, что ты все забыла, простила и женитьбу на этой дуре благословляешь со спокойной душой?

– Моего благословения он не просил, но если дойдет до этого – благословлю.

– И он тебе поверил?

Наш разговор начал меня всерьез беспокоить.

– Не пойму, куда ты клонишь?

– Ты отсидела пять лет только для того, чтобы он мог здесь пить, жрать и шляться по бабам, возвращаешься в эту вонючую конуру, собираешься работать официанткой в каком-то притоне, где пьяная шпана будет хватать тебя за задницу, и пытаешься меня уверить, что считаешь это нормальным?

– Да пошел ты, Чижик, – засмеялась я. – Чтоб ты знал, родной, я действительно считаю это нормальным. Я хочу работать как все, жить как все, выйти замуж как все и родить ребенка. Лучше двоих. Это программа максимум. Если тебя интересует программа минимум, так еще проще. Вымыться и завалиться спать. Скажи, неплохо?

– Классная идея, – сказал он, поднимаясь, и пошел к двери, обернулся и заявил: – Знаешь, а я ведь любил тебя.

Лет шесть, если не больше.

– Я догадывалась, – улыбнулась я.

– Догадаться было нетрудно. И все-таки ты выбрала его.

– Не повезло, – смеясь, пожала я плечами.

– Значит, об убийстве он даже не заговаривал?

– По-моему, это глупо. Знаешь пословицу: кто старое помянет… ну и все такое прочее… У нас наметилось полное взаимопонимание.

– Выходит, ты здорово изменилась, – на прощание сказал он. – Если, конечно, мне лапшу на уши не вешаешь.

Проводив его, я еще несколько раз попробовала дозвониться Зойке, затем приняла душ и легла спать. Однако сон не шел. Я пялилась в потолок, ворочалась на скрипучей раскладушке и в конце концов устроилась на подоконнике возле распахнутого окна, так и встретила рассвет. Часов в пять на меня напала сонливость, и до восьми я спала как убитая.

Ровно в восемь в комнате появился Палыч и заорал:

– Виталик, подъем, голуба моя! Идем кофий пить.

– Чего тебе не спится, старый? – выглядывая из-под куртки, поинтересовалась я.

– Много спать вредно. Глянь, денечек какой, с утра солнышко… – Он вышел из комнаты, я потянулась, зевнула и побрела следом.

– Палыч, мне эти две недели никто не звонил?

– При мне нет, а автоответчика у нас нету. Хитрая штука, скажу я тебе… А ты кого ждешь-то?

– Подруга должна была позвонить.

– Не… не припомню. Хотя по пьянке мог запамятовать… Нет, не звонили.

– Ставь чайник, – кивнула я, отправляясь к телефону. Зойка вновь не пожелала ответить. Я побарабанила пальцами по стене, таращась на телефон, потом громко сказала: – Что-то не так.

– Чего? – крикнул с кухни Палыч.

– Вот что, дед, – устраиваясь за столом, решила я. – Мне уехать нужно, на пару дней. Будет кто спрашивать, скажи, подругу навещает.

– А куда собралась-то?

– В Кострому.

– А чего ты там забыла? – нахмурился сосед.

– Хороший человек там живет. Подруга. Звоню третью неделю, никто не отвечает. И она не звонила, если ты ничего не путаешь. Беспокоюсь я. Надо съездить.

– Оно конечно… если беспокоишься… Может, твоя подруга отдыхать уехала?

– Может.

– И когда в Кострому податься хочешь?

– Да вот сегодня и поеду.

– Ага… – Палыч щелкнул пальцем по горлу и предложил: – Похмелиться не желаешь? Осталось малость…

– Выпей. Я с тобой посижу, и поедем на кладбище.

Палыч решил проводить меня на вокзал, но дошел лишь до угла дома, как раз на углу находился магазин, туда сосед и юркнул, выпросив у меня двадцатку. Я остановила такси, потому что время поджимало. На вокзал я прибыла за пять минут до посадки.

С утра стояла страшная жара, а путь мне предстоял неблизкий, я задернула штору на окне, вытянула ноги и нацепила темные очки. Бессонница пошла мне на пользу, не успели мы покинуть город, а я уже спала. В общем, поездка не получилась особенно утомительной.

Сосед сзади зашевелился, а я, в очередной раз открыв глаза, поняла: приехали. На вокзале я зашла в туалет, умылась и попробовала придать своей помятой физиономии пристойный вид. По причине страшной жары я была одета в шорты и майку, из вещей у меня был только небольшой рюкзак, который я повесила на одно плечо. Я вышла из вокзала и огляделась. В Костроме я была впервые и, где находится улица Вяземского, понятия не имела. Взгляд мой упал на вывеску «Продукты», и я заглянула в магазин, купила бутылку водки, торт и бегом бросилась к стоянке такси.

– Улица Вяземского? – спросил водитель первой машины, брюхо его упиралось в руль, а дышал он с таким трудом, что, казалось, вот-вот скончается от удушья. – Далековато… Ладно, поехали.

Я села сзади и всю дорогу молчала, разглядывая мелькающие за окном дома. Таксист, напротив, хотел поболтать и начал с вопроса:

– Учиться, что ли, приехала?

– Ага.

– Куда поступать будешь?

– Куда получится.

– А на Вяземского родня?

– Родня.

– Не вижу никакого проку от этой учебы. Учат вас, учат – и что? Умнее не становитесь. У меня всего семь классов и…

– Заткнулся бы ты, дядя, – ласково попросила я, он удивленно посмотрел на меня, а я добавила: – И за дорогой присматривай, не ровен час в столб впишешься.

Он заткнулся, и остаток пути мы проехали молча.

– Вот она, Вяземского, – хмуро бросил таксист, мотнув головой влево. – Дом какой?

– Тридцать шестой.

– В другом конце.

Через пять минут мы тормозили во дворе пятиэтажки, я расплатилась и вышла, забыв поблагодарить, впрочем, дядька в моей благодарности явно не нуждался. Седьмая квартира находилась на третьем этаже. Я позвонила и стала ждать, позвонила еще раз, прекрасно понимая всю бесполезность этого. Посмотрела на противоположную дверь и решила побеспокоить соседей. Дверь мне открыл мальчишка лет двенадцати.

– Привет, – сказала я. – Устиновы в какой квартире живут?

– В седьмой. Только их нет сейчас.

– А где они?

– На юг уехали. А куда, не знаю.

– Ясно. Давно уехали?

– Недели две точно…

– Можно я им записку оставлю?

– Конечно, – пожал плечами мальчишка.

Я торопливо вырвала листок из записной книжки и написала: «Как вернешься, позвони мне».

– Держи, не забудь передать.

– Не забуду, я маме скажу.

– Отлично. Держи торт.

– Не надо, – вроде бы испугался он.

– Держи. Мне возвращаться в другой город, жара страшная, не довезу. – Торт он взял, а я стала спускаться по лестнице.

Слава богу, с Зойкой полный порядок. А то, что она обо мне ненадолго забыла, понять можно… Мужа своего она любила прямо-таки невероятно и все время, что вместе со мной «отдыхала», высчитывала дни, когда с ним увидится. Зойка работала бухгалтером, замуж вышла поздно, но удачно: ее избранник почти не пил, не курил, работал прорабом на стройке, а руки, по словам подружки, имел золотые. В любви и согласии они прожили семь лет. Одно печалило Зойку: у них не было детей. Зато имелся в семье достаток и взаимное уважение, были друзья, которые охотно ездили на Зойкину дачу. На девятое мая затеяли шашлыки, конечно, выпили. Зойка, видя, что муж, против обыкновения, позволил себе лишнего, сама села за руль. Возвращаясь в город, она не справилась с управлением, когда на дорогу неожиданно выскочил мальчишка на велосипеде. Новенькие «Жигули» влетели в бетонное ограждение, мальчишку с переломом ноги доставили в больницу, мужа Зойки в реанимацию, троих друзей, возвращавшихся в город вместе с ними, в морг, а Зойка, не получив ни единой царапины, схлопотала на всю катушку, так как в ее крови обнаружили алкоголь, а скорость на момент аварии была превышена.

Зойка стоически восприняла неожиданный жизненный поворот и, считая дни до освобождения, верила, что заживет лучше прежнего… Так что у меня был повод за нее порадоваться. На сегодняшний день Зойка была единственным человеком, которого я по-настоящему любила. Если быть честной, только благодаря ей я смогла продержаться эти пять лет.