Чудотворец - Страница 12
– С чем работал?! С какой «Эгиной»?! – Голос Ващанова едва не сорвался на крик.
Степа удивленно посмотрел на подполковника и спокойно ответил:
– С рембрандтовской… А что такое? Он же входил в бригаду реставраторов… Помните, в восемьдесят пятом в Эрмитаже какой-то придурок кислотой эту картину облил? Ну, тогда об этом еще все газеты писали, во «Взгляде» показывали. Картина-то практически полностью уничтожена была… Потом оказалось, мужик этот, который кислотой плеснул, прибалт какой-то, – псих, его в дурку заперли, а «Эгину» решили отреставрировать… Олег Варфоломеев в эту бригаду попал, потому что он, во-первых, очень хороший специалист по копиям был – я уже говорил, – а во-вторых, незадолго до этого инцидента с кислотой как раз копию «Эгины» писал, ну вот там, наверное, и решили, что он, как никто другой, сможет помочь в реставрации… Картину-то ведь практически заново рисовать пришлось… В то время, когда этот якобы налет на Дмитрия Сергеевича был, Олег как раз работал как каторжный, на виду все время был, не пил, кстати… Нет, тогда ему явно не до сведения счетов с братцем было… А что, товарищ подполковник, есть какая-то другая информация?
Ващанов покачал головой, чувствуя, как взмокла под пиджаком рубашка на спине… «Надо же, как в цвет все пошло…» Нет, не потерял еще Геннадий Петрович оперского верхнего чутья, недаром все-таки ценил и берег его Антибиотик… Подполковник помахал рукой, разгоняя вонючий дым от болгарских сигарет Маркова, и, вздохнув, небрежно сказал:
– Ты рассказывай, Степа, рассказывай… Пока все очень интересно…
– А не так много и рассказывать-то осталось, – почесал затылок Марков. – Мы, конечно, все, что положено, сделали – ориентировки и все такое… Дмитрия Сергеевича я еще несколько раз навещал… И однажды застал у него в квартире некоего Амбера Виталия Витальевича… Слышали, наверное, про такого?
– Кто же про него не слышал, – кивнул Ващанов. – Главный у нас в Питере по антиквариату, монополист, считай…
– Он самый… Я тогда без предварительного звонка зашел, они меня, что называется, не ждали… Амбер сразу слинял. Кстати, его у подъезда машина ждала, за рулем там некто Леша Котин сидел, по кличке Буйвол, известный сбытчик антиквариата, две судимости…
– Ну и что? – поднял брови Ващанов.
– Да, в общем, ничего, конечно, – согласился Марков. – Но у Амбера в коллекционерских кругах репутация-то сами знаете какая… И про контрабанду поговаривали, и про торговлю паленым. И про иное-разное… Разговоры эти, конечно, к делу не пристегнешь, но все-таки… Сам факт общения Дмитрия Сергеевича с таким человеком наводил на определенные мысли…
– Какие, Степа? – спросил Геннадий Петрович. – Ты говори, говори, между нами разговор-то…
– Плохие у меня мысли возникли, товарищ подполковник, – хмыкнул Степа. – Возникла версия, что Дмитрий Сергеевич сам свою коллекцию кому-то передал – либо за деньги, либо, что более вероятно, чтобы через границу ее протащили… А там и Варфоломеев из наших палестин подался бы… Я даже пытался на таможню выходить, фотографии предметов из коллекции им подсунуть… Но результатов никаких получить не удалось, да и меня в тот момент по другим делам так грузить стали, что… – Марков махнул рукой и вздохнул. – В общем, версия эта так и осталась версией… Но шестнадцатого июня того же восемьдесят восьмого года домработница (она раз в неделю у Варфоломеева порядок в квартире наводить пыталась) обнаружила Дмитрия Сергеевича мертвым – горло ему кто-то от уха до уха перерезал, труп два дня в кресле просидел… Причем следов борьбы или сопротивления не было, очень все походило на то, что кто-то знакомый антикварщика оприходовал.
– Пропало из квартиры что-нибудь? – механически спросил Ващанов, уже предугадывая ответ.
Степа покачал головой и снова вздохнул.
– Сложно сказать… Дело в том, что самое-то ценное еще в марте пропало… А что осталось? Я же говорил, квартира буквально забита была всяким барахлом. Ну, то есть не барахлом, а штучками разными антикварными… Трудно там понять было – брали что-то, не брали…
– А чего же брата младшего не привлекли – он-то мог сказать, если пропало что? – удивился Геннадий Петрович.
Марков взглянул на подполковника, и почему-то неуютно стало Ващанову под этим взглядом.
– Брата… Видите ли, Геннадий Петрович… Двумя неделями раньше Олег Варфоломеев погиб… Пьяный из окна выпал, из своей квартиры… Он в точечном доме на тринадцатом этаже жил… Как с «Эгиной» свою работу закончил – запил сильно… Соседи говорили – дня четыре квасил… Несчастный случай. Такие вот совпадения… Так что сказать насчет того, пропало что-то из квартиры Дмитрия Сергеевича или нет, уже некому было… Я пытался связи Варфоломеева отработать, но старики-коллекционеры, к которым обращался, в глухую отказку пошли: «не знаю», «не помню»…
Ващанову стало трудно дышать, и он еле сдержался, чтобы не ослабить на рубашке узел короткого старомодного галстука, повязанного по милицейской моде «шире хари». Марков помолчал немного и продолжил:
– Начал я было связи старика отрабатывать… Оказалось, что у него в последнее время очень много странных знакомых появилось – из сферы обслуживания, дельцов разных… И что особенно любопытно: все они практически имели непосредственное отношение к двум людям – Амберу и Говорову Виктору Палычу, которого, как вы знаете, в определенных кругах Антибиотиком называют… Я все эти соображения в рапорте изложил, и надо же – почти сразу меня в Читу в командировку законопатили… Вместе с Гошей Субботиным – он от главка тогда эту мокруху курировал…
Геннадий Петрович еле заметно вздрогнул – именно он тогда, в восемьдесят восьмом, «помог» Субботину уехать в Читу, и именно по просьбе Виктора Палыча. Только истинной причины просьбы Антибиотика Ващанов тогда не знал – за Гошей-то ведь не одно дело числилось… Поди пойми тогда сразу, на каком именно он дорогу Палычу перешел… Но просьба эта отложилась в памяти – не случайно он, значит, ночью-то о касательстве Антибиотика к делу Варфоломеева подумал, не случайно. В оперативной работе именно так часто и бывает – через годы порой все связки-завязки проявляются, момент истины настает…
– Ну вот, – продолжал между тем Степа, – а когда я из Читы вернулся, ничего мне доработать не дали… Жалобы на меня в прокуратуру пошли, проверки начались… Круто взялись. Если бы не Кудасов – совсем бы съели… Спасибо ему – сюда, в ОРБ, перетащил, – ну и от меня отстали вроде бы. Вот и вся история.
– Да, – кивнул Ващанов. – Против Никиты нашего попереть трудно… Он у нас как бульдозер прямо… А конкретное у тебя на Говорова было что-нибудь?
– Нет, – покачал головой Марков. – Только через связи… Ну и интуиция…
– Интуиция, оно, конечно, хорошо, – цыкнул зубом подполковник. – Но суп-то из нее не сваришь… Мне про этого Антибиотика все уши прожужжали уже: и такой он, и сякой, и крутой-перекрутой, а конкретики-то – нет… Работать лучше надо!
Степа пожал плечами и вздохнул. Он многое мог сказать по поводу энергичного призыва Геннадия Петровича – и про технико-материальное обеспечение, от которого хотелось если не плакать, то хохотать, и про заваленность делами о примитивном рэкете (а показатели-то дай, будь любезен), и про странно складывавшуюся в Питере судебно-следственную практику (сыпались в судах бандитские дела одно за другим), и про другое-прочее… Но ни о чем таком говорить Марков не стал. Тоскливо вдруг стало Степе и очень грустно…
– Ладно, Степа, – подвел итог разговору Ващанов. – Ты мне все очень качественно изложил, будем думать, может, что-нибудь и нарисуется… До поры никому ничего не говори – сам знаешь, время такое: непонятно, кому верить можно, откуда утечки ждать. Помнишь, как папаша Мюллер в «Мгновениях» говорил: «Что знают трое – знает свинья»? Лады? А я, если что, буду тебя в виду иметь… Ну и ты, если у тебя что-нибудь новое по тем темам проклюнется, сразу мне сообщи. Договорились?
– Слушаюсь, товарищ подполковник. – Марков встал со стула. – Я понимаю… Разрешите идти?