Чудо хождения по водам - Страница 1

Что за лето стояло! Какая душегубная жара обрушилась на землю и придавила своей раскаленной дланью живое. Весенний изумруд травы пожух, перегорев в желтый уголь соломы, сбрасывали жестяную листву деревья, наго светились на фоне белесого сожженного неба ажурным скелетом ветвей – будто просвеченные рентгеном. Вода влекла к себе, манила отдаться своей прохладной хляби, погрузить пылающую плоть в ее плещущее объятие, обещая облегчение измаявшемуся телу и отдохновение душе.

Водоемы по всей округе были облеплены страждущим людом, как тарелка со снимаемой пенкой подле таза, вальяжно булькающего кипящим вареньем, бывает облеплена осами, утопившими хоботки в сладком сиропе и с жадностью подергивающими своими полосатыми брюшками.

Приподнявшись на локте и щурясь от солнца, беспрепятственно проникавшего сквозь жидкие увядшие кроны, один такой страждущий, – В. было его имя, – смотрел на расстилающуюся под робким всхолмьем (где он, в устье стекавшего к воде леска, бок о бок с женой и лежал) умиротворенную озерную гладь. У самого берега на устроенном для купания месте, щедро цивилизованном привозным песком, было необыкновенно толкотно, вода будто кипела от народа, облаченного во все цвета радуги, раскроенной на купальники и плавки, была взбаламученной и бурой, а чем дальше от берега, тем людей становилось меньше, вода приобретала первозданную чистоту, становясь бирюзово-аквамариновой. А уж посередине озера людей почти не было, считаные единицы, – отличные пловцы, они виднелись лишь темными шарами голов, да из воды вырывались ритмично руки в гребке. Впрочем, у кого и не вырывались (что значило – человек плывет брассом), один шар головы в блещущей серебряно-аквамариновой ряби, и всё. В. недавно и сам был там, посередине озера, он вернулся сюда, на подстилку, всего какой-нибудь десяток минут назад, но свежесть, разливавшаяся по телу, когда выходил из воды, уже покидала его, и он, глядя на озерную гладь, подумывал, не пойти ли окунуться вновь. Мало ли что только что вылез, почему не окунуться?

На взмахивавшем руками в каком-то странном стиле – кроль не кроль, баттерфляй не баттерфляй – далеком пловце он сначала не задержал внимания. Мазнул по нему взглядом и заскользил дальше, но что-то в стиле пловца показалось ненормальным, и взгляд вернулся к прежнему месту на водной рябящей глади. И только пловец оказался в фокусе взгляда, В. понял: он тонет. Может быть, крича, может быть, молча, но нелепые всплески его рук – это не гребки, а судорожные конвульсии утопающего, бьющегося за свою жизнь.

В. подбросило с подстилки и стремительным снарядом, пущенным пращой, метнуло к воде. Он не был таким уж хорошим пловцом, и никогда прежде не приходилось ему спасать утопающих, но человек тонул, а судя по всему, никто, кроме него, этого не видел.

– Тонет! Человек тонет! – вырвалось из В., когда он уже подлетал к кромке воды.

Услышал ли его кто-нибудь, бросился следом за ним, он не знал. Он стремил себя к утопающему – скорее, скорее достичь его, смотрел на вскидывающиеся над водой изломанными движениями руки, боялся, что они исчезнут в воде и он потеряет утопающего из виду.

Однако человек продержался на поверхности до того, как В. оказался с ним рядом. Сипя, отплевываясь водой, тотчас навалился на В. всем телом, обхватил руками за шею – чего В. боялся больше всего: он слышал, что утопающий виснет на том, кто спасает, гирей, мешает плыть и они оба идут ко дну. Он слышал еще, что нужно оглушить утопающего ударом по голове и уже бесчувственного влечь к берегу, и собирался это сделать, но обнаружил, что руки утопающего на шее ничуть не мешают, наоборот, хорошо, что тот держится так крепко. Силы, правда, оставляли В. с каждым мгновением. Он тащил человека, тащил, а берег, казалось, не приближался, казалось, конца воде не будет никогда. Никогда, никогда…

Он не помнил, как оказался на берегу. Последним усилием В. не дал человеку упасть на песок бревном, и все равно голова того ударилась с глухим сильным стуком. «А-а», – простонал человек. В. наконец увидел, что это был немолодой мужчина с седой головой, не слишком упитанный, без живота – слава Богу, а то, может быть, и не добрался бы с ним до берега. Вокруг топталась ярко-радужная пляжная толпа. Стояли метрах в пяти полукольцом и почему-то не приближались. Помогите же, выдохнул В. Врач есть? Вызовите кто-нибудь «скорую». И, покачиваясь, на подгибающихся ногах пошел вверх по всхолмью, туда, где лежал прежде с женой на подстилке. Он вытащил из воды, спас человека, теперь пусть им займутся другие. А у него не осталось сил. За спиной, услышал он, звучно шлепая по влажному укатанному песку, шумно метнулись к спасенному им мужчине. Перед самим же В. полукольцо толпы вмиг, с непонятной, можно сказать, боязливой торопливостью расступилось, даже не расступилось – разорвалось, люди словно прыснули в стороны.

Потом он увидел: на пути у него осталась только жена. Она тоже была в этой толпе, тоже вначале метнулась в сторону вместе со всеми, но будто пересилила себя – и остановилась, замерла и так, замерев, ждала, когда он подойдет к ней.

– Ну? Ты что? – устало, с растерянностью спросил В.

Жена смотрела на него, как если бы старалась узнать его и не узнавала, хотя вместе с тем и понимала, что это он. И не ступала к нему навстречу, а медленно отходила – как бы боясь его приближения.

– Ну ты что?! – уже раздражаясь, вопросил В.

У нее подобрались губы, как то бывало с ней во время их ссор и она собиралась заплакать, задрожали, собрались гузкой, распустились, задергались, и она, вот так дергано улыбаясь, проговорила:

– Ты как это? Как у тебя получилось?

– Что как? Что получилось? – В. было неприятно поведение жены. Он полагал, что достоин некоторой признательности всей этой собравшейся здесь пляжной публики, все же он избавил их от ужаса смерти, что могла случиться тут у них на глазах, а со стороны жены – так и восхищения: за каким молодцом замужем!

– Ну вот это. Вот то, как ты… Прямо по воде, – отвечая ему, бестолково произнесла жена.

– А как еще, как не по воде?! – вконец раздражившись, воскликнул В. Пляжный песок закончился, ступни колко защекотала трава лужайки, и он рухнул на нее.

Жена по-прежнему держалась поодаль. В. оглянулся. Несколько человек, склонившись над спасенным мужчиной, производили с ним некие манипуляции, а весь остальной пляж, развернувшись к утопавшему спиной, стоял и смотрел на него, спасителя. И снова в том, как стояли, как смотрели – с напряженным изумленным испугом, В. почудилась готовность, вот если что, брызнуть от него во все стороны что есть духу.

– Да что такое?! – осознавая наконец, что пока занимался спасением, тут на берегу произошло нечто неожиданное и чрезвычайное, имеющее какое-то непосредственное отношение к нему, потребовал В. от жены ответа.

– А сам ты не понимаешь? – снова дергая губами в неестественной странной улыбке, ответила она ему вопросом.

– Не понимаю, – подтвердил В.

– Так если ты по воде, как посуху, – сказала жена. – Ни брызги из-под ног…

– По воде, как посуху? – переспросил В. И смолк. Слова жены нужно было переварить. – Что, прямо как Христос? – сыронизировал он.

– Не знаю, – пробормотала жена. Она будто не заметила его иронии или не приняла, голос ее прозвучал не просто серьезно, это был гранит, скальная порода, уходящая корнями к самой земной мантии, – такая серьезность. – Как посуху. Как бежал по земле, так побежал и дальше.

Невозможно было поверить в то, что она говорила. Она его разыгрывала? Но зачем? С чего вдруг? Да и знал он свою жену, узнал за дюжину прожитых лет, – никогда прежде не водилось за ней пристрастия к подобным шуточкам. Но если даже допустить, что розыгрыш. Как объяснить поведение людей вокруг? Невозможно, чтобы толпа неизвестно с чего, с бухты-барахты решила – как один человек – тоже разыграть его. И если он действительно не плыл, а пробежал по воде, как по земле, почему он сам не заметил того? Правда, и того, как плыл, В. не мог вспомнить. Но все равно, все равно: не могло быть, чтобы по воде – так же, как по земле! Ведь он же не ящерица-василиск, которая лупит по воде с такой скоростью, что не успевает прорвать поверхностную пленку. И в нем не сто пятьдесят граммов, как в ящерице.