Чудо - Страница 1
Ирвин Уоллес
Чудо
Говорят, что чудеса — в прошлом.
Времена чудес минули?
Времена чудес навечно с нами!
Тем, кто верит в Бога, объяснения не
нужны; тем, кто не верит в Бога,
ничего не объяснишь.
1
Непроницаемо черная ночь близилась к концу, и на востоке небо начало светлеть, возвещая о приближающемся рассвете. В шесть часов утра маленькая крестьянская девочка Бернадетта Субиру спустилась по склону холма, направляясь к зияющему в горе отверстию — гроту Массабьель. Там уже собралось около ста пятидесяти человек. Они смотрели на нее, они ждали ее и того, что должно было произойти.
Бернадетта, одетая в белый плащ с капюшоном, заношенное платьице с чужого плеча и деревянные башмаки, зажгла свечу, достала из кармана четки и с улыбкой почтительно преклонила колени перед видением, которое вот-вот должно было появиться.
Впервые она увидела его двенадцать дней назад на этом же самом месте. Перед ней возник образ «дамы в белом», как вспоминала потом Бернадетта, загадочной молодой женщины в белом платье с синим поясом, в белом покрывале на голове и с двумя желтыми розами на босых ногах. За эти двенадцать дней Бернадетта посещала грот семь раз, и шесть раз к ней являлась таинственная дама, которая впоследствии, после своего пятнадцатого появления, назовется воплощением Непорочного зачатия, Девой Марией.
Этим темным утром, во вторник 23 февраля 1858 года, Бернадетта пришла в грот в восьмой раз и теперь с улыбкой дожидалась появления дамы в белом.
Среди ста пятидесяти человек, собравшихся в гроте, присутствовал по меньшей мере один скептик, Жан Батист Эстрад, чиновник налогового ведомства и весьма заметная фигура в раскинувшемся неподалеку торговом городке Лурде.
Эстрад привел с собой свою сестру Эмманюэлиту и нескольких ее любопытных подружек. Женщины сгорали от нетерпения стать свидетельницами зрелища, о котором гудел весь город. По дороге сюда Жан Батист отпускал колкости в адрес суеверных дураков и средневековых предрассудков. «Надеюсь, вы не забыли прихватить с собой театральные бинокли?» — насмешливо спрашивал он своих спутниц.
Теперь, находясь среди других пришедших и глядя на крестьянскую девочку, стоящую на коленях и перебирающую четки, он больше не испытывал желания шутить. Позже он будет вспоминать об этом так:
«Пропуская сквозь пальцы бусины четок, она подняла глаза и посмотрела вверх, словно ожидая увидеть там что-то. Внезапно ее лицо осветилось ярким волшебным светом, преобразилось чудесным образом, и она как будто стала кем-то другим… Это была уже не Бернадетта, она превратилась в некое неземное существо, озаренное небесной красотой…
Состояние блаженного восторга длилось в течение часа, и к концу этого времени девочка-провидица проползла на коленях от того места, где молилась, к кусту дикой розы, росшему прямо на скале. Там, собрав все свои силы словно бы для какого-то подвига, она поцеловала землю и, все так же не вставая с колен, вернулась на прежнее место. Ее лицо в последний раз озарилось небесным светом, который стал медленно меркнуть, пока не угас вовсе. Пророчица еще некоторое время продолжала молиться, но теперь это снова была все та же маленькая крестьянская девочка. Наконец Бернадетта поднялась на ноги, подошла к своей матери, и они затерялись в толпе».
Взбираясь по склону холма вместе с матерью, Бернадетта вкратце пересказала ей содержание беседы, которая произошла у нее с загадочной дамой. Являясь девочке раньше, дама уже открыла ей две тайны, а сегодня настал черед последней, третьей.
Позже, когда переродившийся из циника в праведника Эстрад подружился с Бернадеттой, он спросил ее, что сообщила ей Дева во время своего седьмого явления. «В ответ я услышал,— вспоминал Эстрад,— что открытые ей тайны касались только ее самой, и никого больше. Провидица также сказала, что она не может открыть эти тайны никому, даже своему исповеднику. Любопытные предпринимали многочисленные попытки выведать у девочки содержание трех тайн с помощью хитрости или щедрых посулов, но все они потерпели неудачу. Бернадетта пронесла тайны до могилы, так и не открыв их ни одной живой душе».
Как-то раз Шарль Мадонн, молодой адвокат из соседнего городка, осмелился зайти еще дальше.
«О чем они, эти тайны?» — спросил он.
«Они касаются лишь меня»,— последовал ответ.
«А если бы сам Папа Римский попросил тебя раскрыть их ему, ты бы согласилась?»
«Нет».
Спустя годы, когда Бернадетта приняла постриг в обители Св. Жильдара, расположенной в Невере, в Центральной Франции, ее суровая и недоверчивая патронесса, мать Мария Тереза Возу, в обязанности которой входило опекать новоиспеченную послушницу, тоже задала ей вопрос относительно трех тайн, однако Бернадетта и на сей раз отказалась раскрыть их.
«Представь себе, что Папа потребует от тебя проявить смирение и раскрыть сущность тайн»,— настаивала святая мать.
«Это его не касается»,— тихо, но твердо ответила Бернадетта.
Закончив чтение этой исторической справки, подготовленной Лурдской комиссией, Папа Иоанн Павел III, наместник Иисуса Христа, верховный понтифик Римско-католической церкви, опустил листы и поцокал языком.
— И вот теперь, почти сто тридцать лет спустя, эти тайны и впрямь заинтересовали Папу,— проговорил он.
— Да, Ваше Святейшество,— с почтением склонил голову государственный секретарь Ватикана.— Особенно третья, открытая святой Бернадетте во время седьмого явления.
Они находились в просторном, отделанном многочисленными украшениями кабинете Папы на последнем этаже его резиденции в Ватикане. Сидя за своим письменным столом в обтянутом белым атласом кресле с высокой спинкой, Папа Иоанн Павел III устремил взгляд в утопленное в стене окно, обрамленное тяжелыми камчатными шторами с золотым шитьем. Из окна открывался вид на площадь Святого Петра.
— Получается, что теперь нам известны все три тайны Бернадетты? Вы в этом уверены?
— Более чем уверен, Ваше Святейшество,— ответил кардинал.— Все документы, полученные от Лурдской комиссии, вы сейчас держите в руках.
— Они абсолютно достоверны?
— Вы сами в этом убедитесь, Ваше Святейшество. Первые две тайны не представляют для нас особого интереса. Последняя, третья, и вы с этим уже согласились, может иметь колоссальное значение. Остается лишь одно: Ваше Святейшество должны решить, стоит ли открывать ее миру.
Папа задумался.
— Когда я должен принять решение?
— К концу недели, Ваше Святейшество. Лурдская комиссия ожидает ваших указаний относительно того, как ей следует действовать дальше. Через три недели должно начаться Великое национальное паломничество [1].
— Комиссия…— пробормотал себе под нос понтифик.— А что думает по этому поводу сама комиссия?
— Все изложено в этих документах, — ответил кардинал и, поколебавшись, добавил: — От отца Рулана из Лурда я слышал, что большинство входящих в комиссию священнослужителей и все представители торговых кругов выступают за обнародование третьей тайны. Они убеждены, что это заявление в значительной степени поднимет интерес к святым местам и в конечном итоге от этого выиграет не только город, но и весь мир. Остальные члены комиссии — все без исключения духовные лица — либо категорически выступают против обнародования, либо относятся к этой идее с неохотой, опасаясь, что оглашение последней тайны Бернадетты будет иметь негативные последствия для церкви. Однако возглавляющий комиссию епископ Пейрань со всей решительностью заявил мне, что последнее слово в этом споре должно принадлежать вам.