Чудно узорочье твое (СИ) - Страница 1

Лето 1220 г.

1

Ладьи зарылись носами в белый волжский песок, качнулись тяжелыми телами, опасно кренясь. Воины посыпались горохом на дно, но тут же резво повскакивали на ноги, выставляя вперед щиты и копья. Святослав ждал толчка, заранее расставив ноги и пригнувшись, а все ж не устоял, гремя броней, упал на правое колено. Недобрый знак. А плевать, не думать сейчас об том, ни о чем не думать. Только вперед, в сечу!

— Исполчиться! — прокричал он, не узнавая своего сбившегося на хрип голоса. Трубы отозвались низким ревом, разнося приказ по кораблям.

И десятки ног, разбрызгивая воду и вымешивая песок, кинулись на берег. Рассветное солнце заиграло в начищенных до блеска шишаках. Живая цепь протянулась у кромки Волги, загораживая не так спешно причаливающие с конями струги.

Да, верховыми оно верней будет, привычней, но свести норовистых коней по сходням, проверить упряжь — все требует времени, а враг рядом, может, уже за тем густым леском. Если бы сам Святослав ждал незваных гостей, он ударил бы сейчас, когда пришлое войско наиболее уязвимо. Налетел бы с трех сторон разом, чтоб и опомниться не успели.

Но булгары отчего-то не появлялись. Ветер раскачивал стволы старых верб, вытаскивая из них ворчливый скрип, высоко в небе растревожено кричали чайки, Волга лениво выталкивала мелкие волны. Мирно. Возникло даже неуместное подозрение, а к тому ли берегу причалили, нет ли ошибки? Да нет, вон следы предусмотрительно сожженного причала, а если посмотреть вправо, на убегающую в лес дорогу, можно разглядеть свежую засеку — склоняющие ветки подрубленные деревья и врытые наспех надолбы — находников ждали, готовились. Все верно, Ошель там, но где его ратная сила? Отчего не вышли к берегу? Хитрят?

Тягуче потянулось время. К Святославу подвели любимого Сивку, князь привычным жестом потрепал его по мягкой гриве.

— Разведать бы, чего без толку стоять, — скосил глаза на молодого князя опытный владимирский воевода Еремей.

— Твердяй, дозор шли, — не стал противиться чужому совету Святослав.

Пригибающиеся к земле воины заскользили вдоль камыша и, сделав небольшой крюк, исчезли в кустарнике.

— Как думаешь, чего не выходят? — обернулся Святослав к Еремею.

Владимирский воевода задумчиво пригладил всклокоченную бороду, повел богатырскими плечищами.

— Должно в лесу засаду сотворили.

— Коли так, то недобро. Много своих положим, — Святослав уперся глазами в лесную чащу, но ничего кроме мерно качающихся от ветра крон не увидел.

— Пусть дозор вернется, тогда уж и решать, — лениво кинул Еремей.

Воевода не добавил «будем», чтобы не умалять верховенство юрьевского князя, а все ж давал понять — ты хоть и брат Великого, но войско губить тебе никто не даст, вместе мозговать придется.

Тяготила ли князя опека чужого воеводы? И да, и нет. Била по самолюбию, чего ж таиться, — не доверяет Георгий меньшому брату, няньку приставил, и это ему-то, Святославу, уж давно не отроку, а мужу двадцати четырех лет от роду, в боях обтесанному; а с другой-то стороны — сколько голов под острую булгарскую саблю можно подставить, ежели ошибиться, с опытным советчиком, оно всегда вернее. И Святослав смирялся.

Подождем еще.

Выглянувшее было солнце, завернулось в пелену густых облаков, стало серо и неуютно. Верховые, оседлав коней, вытаптывали камыши справа и слева от пешей цепи, а дозор все не появлялся. Чего ж не возвращаются? Сгинули? Не к месту вспомнилась окаянная Липица, когда свои своих секли без счета… и удушливый запах пота, смешанный с кровью, а еще бегство, с холодком по спине, когда мучительно ожидаешь стрелу промеж лопаток.

Здесь, в лесной чаще, не свои, поганые, да и Святослав больше не побежит, спину не покажет, нет, он вроется по пояс в этот песчаный берег, а не уйдет.

А если там не только ошельская дружина, а целое войско из Биляра, изготовились и ждут, когда Святослав ошибется, сам в западню полезет? Уж наверняка купчины предупредили, что плывет от Оки большая рать. Было время собраться.

Сиплый свист неведомой птицы — долгожданный знак. Все благополучно. Дозор возвращался.

— За лесом они… в поле в броне стоят, — задыхаясь, выпалил безусый паренек, — дорогу на град заслонили.

— В поле⁈ — в два голоса проговорили Святослав и Еремей.

— В своем ли они уме? — нахмурил брови молодой князь. — Да ладно ли вы поглядели? Может, там и в лесу кто есть?

— Никого, все в поле. Конные.

Верхом? Стало быть, рассчитывают на равнине находников истоптать, полагаются на силу легкой и быстрой конницы.

— Много ли их?

— Поменьше нашего будет… крепко меньше.

Значит билярских полков пока нет. Но эти-то куда вылезли, неужто не знают, какая силища с заката привалила? Самоуверенность или просто глупость? Святослав ушам своим не мог поверить.

— Ну что, княже, кажись, мы удачу за хвост ухватили, — нетерпеливо потер ладони повеселевший воевода Еремей. — Вот дурни бесерменские.

— Выступаем! — гаркнул Святослав, указывая в сторону леса, время терять нельзя, оплошностью врага следует пользоваться. — Юрьевскому десному полку тут ждать, корабли охранять.

В своей дружине князь был уверен, умрут у лодей, а не отступят.

Гремя броней, под нетерпеливое ржание коней русское войско выступило к лесу.

Ломая кустарник подлеска, воины продрались сквозь чащу, впереди замаячил лоскут хмурого неба. Полился протяжный рев труб — это булгары подавали своим знак: «Готовься!»

Большая равнина раскинулась пред взором чужаков, есть где разгуляться, а посередине растянувшееся в цепь ошельское войско, закрывающее стоящий на холме град.

Град и не большой, и не малый, каких много и на Руси. То же дерево городни, те же отделяющие сторожевые башни прясла с массивным заборолом и чередой волоковых оконцев, даже выглядывающие за стенами маковки деревянных церквей словно суздальские, только вместо крестов узкие серпы месяцев.

Святослав поправил наручи, по венам побежал холодок, дыхание участилось, рука сжала навершее меча. Сейчас все русские полки выйдут из лесу, выровняют строй, и можно приступать. Сам Святослав встал в Большой полк с владимирцами Еремея и муромскими дружинами. В полк правой руки отправили ростовцев, слева — переяславцев.

Святослав вспомнил, как обиженно поджимал губы малой ростовский князь Василько, когда дядька Георгий велел ему дома дружины дожидаться. «Да пусть с нами плывет, — заступился за племянника Святослав, — двенадцать лет, уж и можно взять. Я бы прикрыл, ежели чего». «Себя прикрыть не забудь, — огрызнулся Георгий. — Не хочу, чтобы потом в глаза мне тыкали, мол, старший брат в могиле, так он и племянника туда спровадил. Пусть дома сидит, в Ростове». Ну, может, он и прав, бедовый Василько, ох, бедовый, и откуда что взялось, отец его Константин молитвенником был, степенный, тихий, а этот-то верткий да шумный, куда и не просят влезет. Только и забот было бы — за шиворот держать.

— Ты, княже, сам-то в гущу не лезь, не надобно того, — нудел рядом Еремей, для него сейчас сам Святослав был неумелым Василько, — и без тебя справятся, а войску голова нужна, без головы войско сгинет, а тебе сгинуть никак нельзя.

— Еще скажи — не велено, — усмехнулся Святослав.

— И это тоже, — не поддержал шутку Еремей.

«А ведь она рада будет, ежели меня в деревянной колоде привезут, — не к месту пришла Святославу дурная мысль. — Нет, ясное дело, и себе в том не сознается, поплачет для порядка. Благочестивым женам положено по мужу убиваться. Обедню заупокойную отслужить велит, милостыню на паперти щедрой ручкой раздавать станет, на гробницу белокаменную не поскупится… а уж потом и в заветный монастырь, в тишину кельи, дорожку в райские кущи топтать. Вишь, я ей дорогу к ангельскому обличью закрываю, живу да никак не помираю». Любит ли он Евдокию? Любил. Матери почти не помнил, тянулся к женскому теплу, ласки желал, деток хотел, а она… Не время сейчас думать о бабе. Людей сейчас на смерть вести.