Чудеса в решете - Страница 5

– Я.

– И собачка ваша?

– Теперь моя.

– Понятно. – И Антон почувствовал скепсис в словах старика. И взгляд, который тот бросал на пса, дал ему понять, что спаниеля он ценит невысоко. – Вы его берегите, а то лисы сожрут или волки.

– Он – охотничья собака.

– Охотничья? И где ж такие маломерки водятся?

– Далеко.

– Понятно, что не близко. Ежели бы водились близко, я бы о таких охотничьих собаках знал. Вставайте, милорд, погрузим вашего отца на лошадь и поедем в замок. Только сначала поищем, может, что ценного есть у горцев.

Старик подошел к телам, без стыда задрал им юбки и срезал ножом найденные под ними небольшие сумки.

– Одна медь, – недовольно пробурчал он, – Ан нет, есть серебрушка. – Он ссыпал содержимое кошелей горцев в свою поясную сумку и пристроил в чехол у седла их копье, убившее его милорда.

– Головы вы резать будете, или мне это сделать? – будничным голосом, как будто речь шла о нарезке колбасы, спросил старик.

– Зачем?

– Что зачем, милорд?

– Зачем головы резать?

– А как вы докажете, что отомстили за отца? – удивился в свою очередь старик. За одного убитого нужно убить двоих. Это все знают. Вы это сделали, и теперь нужно представить доказательства…

– Кому?.. Кому доказательства представлять?..

– Будем вашего батюшку отпевать, провожать в последний путь, как полагается. Приедет служитель Заката и спросит, отомщен милорд или нет. Вы предъявите ему головы, и ваш батюшка без долгов будет препровожден в свой последний путь. Служитель даст вам подтверждение, что вы свой сыновий долг выполнили. А когда поедете к барону получать рыцарское звание, то свидетельство это и представите. Это, милорд, все знают. И значит, испытание вам проходить не надо будет. Помогите мне вашего батюшку на коня взгромоздить. Он хоть и худой, но кости у него, видимо, из свинца сделаны.

Старик подошел к телу мертвого хозяина, отстегнул пояс с ножнами. Сам меч подобрал с земли. Обтер о юбку горца и вложил в ножны. Затем подал на вытянутых руках Антону.

– Примите, милорд, знак своей власти.

Стажер горестно вздохнул, отпустил на траву спаниеля и взял пояс. Застегнул на себе и почувствовал непривычную тяжесть.

– Так кто головы резать будет? – вновь поинтересовался старик.

– Режь ты, – ответил Антон и отвернулся. Неожиданно подумал, что не знает, как слугу зовут. За все время их разговора он не удосужился спросить его имя. Не оборачиваясь к сопящему слуге, наконец поинтересовался:

– Вас как зовут?

– Кого? – переспросил старик и перешел к следующему телу.

– Ну вас…

– Так я тут один. Других нет, милорд. Говорите вы как-то странно, загадками. Видимо, издалека прибыли. И собачка у вас издалека… и одежда… и сапог нет… Готово. Рейдеры-разведчики. Знатный трофей.

– Тебя как зовут? – догадался Антон и горько про себя усмехнулся.

«Сколько ему еще предстоит узнать о этом мире».

– Можно свистнуть. Можно крикнуть. Я сразу прибегаю, как услышу. Можно по имени позвать…

– Твою же мать… – не выдержал Антон и истерически расхохотался. Затем с минуту сыпал отборной бранью на русском.

– Сразу видно, что вы, милорд, ученый, – одобрительно произнес старик. – Небось, у греков учились. Столько слов, и все неизвестные.

Антон замер, он впервые услышал знакомое слово.

– У греков? – Он повернулся к слуге и глядя на того широко открытыми глазами переспросил: – У кого, ты сказал?

– Так у греков, милорд. Греки известные во всей империи ученые мужи. Ну так что, поехали? – Слуга держал в одной руке мешок с головами, другой придерживал своего коня.

– Ваш конь за теми кустами, милорд, – показал он рукой. – Сами сходите, или привести его.

– Сам. Приведу. Если дастся.

Это была семейная казачья гордость Загнибеды. Традиция, которую в семье соблюдали поколениями неукоснительно. Уметь скакать на коне и махать шашкой. Антон прошел за кусты и увидел привязного к дереву старого конягу. Он по возрасту лишь чуток уступал своему прежнему хозяину. Конь стоял, пофыркивая, и меланхолично жевал траву. На подошедшего молодого незнакомца он обратил такое же внимание, как на мух, что садились ему на бока и голову. Взгляд умудренного жизнью когда-то боевого коня, высокого, статного, мощного, а сейчас худого, показался Антону философским. Мол, все проходит. Стажер отвязал коня от дерева и, потянув за уздечку, вывел того на поляну.

– Он подо мной не сдохнет? – спросил он слугу.

– А че ему сделается? – небрежно ответил тот. – Вы только сильно не гоните его. Немолод уже. И вот, возьмите сапоги вашего батюшки. Негоже босым в замок въехать, пересуды начнутся… люди у нас темные, суеверные…

Натягивая сапоги, которые издавали еще тот запашок и оказались несколько великоваты, проворчал:

– Вижу, что немолод.

Антон притопнул и одним слитным движением красиво влетел в седло. Конь под ним присел и выпрямился.

Слуга одобрительно крякнул:

– Умение, его не спрячешь. Следуйте за мной, милорд.

По дороге на спуске с крутого склона Антон пристроился рядом со слугой. Придерживая коня, спросил:

– Имя как твое?

– Флапий, милорд. – И со вздохом продолжил: – Беда у нас, милорд. У вас деньги есть?

– А что такое?

– Да наемники, которых нанял ваш батюшка, украли половину столового серебра и все золото с серебром, что было. А затем скрылись… Паскуды! И как таких земля носит? А батюшку отпевать нужно, и служителю дать, и нам на что-то жить надо… Ох, беда.

– Что, совсем так плохо? – заинтересовано спросил Антон. – Батюшка перед смертью сказал, что он приготовил для меня что-то…

– Ваш батюшка за два года промотал на жулье все, что собрал. Он и так был не от мира сего. Все мечтал улететь… Как хозяин он был… – Флапий лишь молча покачал головой и замолчал.

Антон, думая о своем, протянул ему кошелек. Тот живо его схватил и открыл. Пятитысячную купюру небрежно выбросил. Затем та же участь постигла несколько тысячных купюр. Улетела за спину карточка Сбера, и наконец добрался до монет.

– А вот это уже лучше, – пробурчал он. – Медь, серебро. Деньги, они везде деньги. Здесь что выбито? – протянул он десятирублевую монету.

– Десять.

– Ага, десять дибаров, значит. А на серебре что?

Антон мельком глянул и улыбнулся.

– На этой монете один, на тех два и пять.

– Значит у нас двенадцать таланов серебром и двадцать дибар медью. Не густо, но хоть что-то.

– Вот, еще есть. – Антон снял с шеи золотую цепочку с крестиком и протянул Флапию. Тот быстро выхватил цепочку из рук и приблизил к глазам.

– Так вы крещенный?! – неожиданно произнес он.

– Ну да, – удивился Антон. – Крещенный.

– Это хорошо. Только странно, – проговорил он, возвращая цепочку. – Всех посвящают Рассвету. Это начало жизни, а вас Закату. Закат – это конец жизни и обретение мудрости… Но, видимо, провидица увидела вас на пути мудрости. Тогда все понятно. Повезло вам, милорд.

– Да уж, это точно, – горестно вздохнув, произнес Антон и подумал: «Повезло, так повезло. Ничего не скажешь…»

Чтобы уйти от мыслей, одолевающих его, Антон спросил:

– А как у вас отпевают?

– Как и везде, милорд. Сейчас приедем. Поместим вашего батюшку в ледник, и на девятый день, когда душа будет отвязана от тела, служитель Заката будет петь путеводную песню, направляя душу вашего отца в место своего нового обитания. Если человек по жизни шел правильно, не убивал других ради забавы, а только для поддержания чести или там на войне, не воровал много, не насильничал в мирное время, то он уйдет на небеса, а ежели гадил где попало, со скотом спал, то такие под землю идут, и гореть им там, пока не переродятся. А если душу не вести по ее последнему пути, она может затеряться. И начнет бродить, и маяться среди живых, и войдет в кого-нибудь, и тот станет одержимым. Таких только сжигать…

Слуга был словоохотливый, выдавал много разной информации, но кусками, из чего сложить целостную картину было трудно, но Антон и этому был рад. Теперь его жизнь, вопреки его желаниям, будет протекать здесь и, слава богу, что сквайром и владетелем, а не крепостным крестьянином. Если бы случилось такое, он бы сразу застрелился. Но это он всегда успеет сделать. Два патрона осталось в пистолете. А запасная обойма в бардачке машины.