Чудеса под снегом. Рассказы о любви и волшебстве в большом городе - Страница 3

Перед ней громоздились картонные коробки. Некоторые были так набиты вещами, что, казалось, стоит до них дотронуться, как они лопнут. Анна подтащила одну поближе, открыла. Первым, что попалось ей на глаза, оказалась пожелтевшая от времени открытка с милой картинкой: двое ребятишек в зеленых курточках и смешных шапках с помпонами лепят огромного снеговика. Девочка старательно прилаживает вместо глаз черные пуговицы, мальчик протягивает ей морковку – сделай ему нос! Поверх смешных нарисованных рожиц неровно наклеены их с Францем лица. Анна вспомнила, как они вырезáли их из фотографии, которую стащили из семейного фотоальбома Франца. И выражение лица его мамы, когда она увидела, что общий снимок испорчен.

«Любимой Милдред – от Франца, будущего профессионального футболиста, и Анны, которая станет ведущей новостей!» – перевернув открытку, прочитала Анна.

На ее лице появилась глупая улыбка. Она вновь заглянула в коробку, представляя, что перед ней сундук с сокровищами. Чего там только не было! Даже фантики от ее любимых конфет, старые деревянные игрушки, тетради, письма, открытки. Много открыток… Анна осторожно и с любовью перебирала вещи. Вынула фотографию в рамке, стерла пыль со стекла. Фигура отца на переднем плане была размазана – установив на комод фотоаппарат с автоспуском, он метнулся обратно, чтобы успеть присоединиться к остальным, но не успел, и на фотографии вместо него появилось размытое пятно, над которым четко проступала корона. Мама, уже сообразившая, что ежегодный снимок для семейного альбома безнадежно испорчен, взмахнула руками. Оленьи рога на ее голове съехали на бок. Ее лучшая подруга – Лаура, мама Франца – державшая в руке красную свечу, смотрела в объектив и улыбалась так, будто снималась в рекламе зубной пасты. Ее муж Йохан хохотал, держась за живот. Анна стояла впереди и кривлялась, Франц у нее за спиной показывал рожки.

Снимок никому не понравился, а бабушка его сохранила и даже поместила в рамку.

Анна бросила фотографию обратно в коробку, хлопнула по дивану ладонью.

«Не стоило сюда приезжать, – подумала она. – Глупая, глупая! С чего я решила, что это какой-то знак? Кто вообще верит в знаки, когда тебе почти тридцать?»

Проверяя почту в свой последний день в мюнхенской квартире, она заметила ярко-синий буклет, на котором причудливыми буквами было написано: «Возвращайся туда, где тебе всегда хорошо». Анна так и не поняла, что это была за реклама, но слова засели в ее голове. И путешествие в Бонн показалось ей хорошей идеей. Что ей было терять? С работы, которой она посвятила несколько лет жизни, ее уволили, заменив кем-то молодым и квалифицированным. «Очень жаль, но у тебя самые низкие показатели продаж, – с поддельным сочувствием сказал директор их интернет-магазина. – Нам нужен тот, кто будет повышать наши доходы. И любить двери.»

«Пошел ты к черту!» – подумала Анна, но вслух сказала:

– Приятно было вместе работать…

А сразу после этого она узнала, что Маттэо, с которым они были вместе еще с университета и собирались вот-вот пожениться, изменяет ей.

В тот день она рано возвращалась домой. Мысли о работе не давали ей покоя, она несколько раз набирала номер Маттэо, но тот не отвечал. А подойдя к дому, Анна вдруг увидела его в обнимку с длинноногой брюнеткой. Сначала она решила, что ей показалось, но потом он повернулся, чтобы поцеловать незнакомку, и земля ушла у нее из-под ног. Она замерла, не зная, что делать дальше.

Уже был выбран день свадьбы – в январе, уже куплено платье… Она разорвала помолвку и, хотя Маттэо клялся ей в любви и умолял остаться, в тот же день ушла от него.

Забравшись с ногами на диван, Анна обхватила колени руками, уткнулась в них лицом. Ей не хватило ни сил, ни смелости рассказать обо всем маме и Францу. Зато хватило, чтобы отправиться в Бонн по велению какой-то бумажки.

«Перестань себя жалеть! – пронеслось у нее в голове. – От этого твои проблемы никуда не денутся».

Она вновь взглянула на коробку, потянулась за каким-то конвертом. Вытряхнула из него листок и узнала свой кривой детский почерк. Это было ее письмо Вайнахтсману, немецкому Санта-Клаусу. Бабушка Милли обещала отдать письмо ему в руки.

В письме Анна рассказывала, что целый год примерно вела себя и хорошо училась, поэтому кто, как не она, заслуживает получить огромный мешок конфет. И она больше не картавит, как доктор Херц и обещал в прошлом году. Так что теперь она сможет стать ведущей новостей или какого-нибудь развлекательного шоу. А еще она слишком коротко подстриглась, и теперь ее светлые волосы завиваются и она похожа на барашка, поэтому хорошо бы, чтобы они поскорее отрасли обратно. И, конечно же, просила таксу, хотя Франц назвал эту породу «коротколапым недоразумением».

Анна отложила письмо. Нет, все-таки не стоило сюда приезжать.

«Никакой это был не знак, – подумала она, вставая с дивана. – Я надеялась, что полегчает, когда окажусь в любимом месте, но стало только хуже».

Оглядев напоследок гостиную, она поняла, что больше никогда сюда не вернется. С этими мыслями Анна потянула ручку входной двери, но дверь не открылась. Она дернула посильнее, но дверь, кажется, заклинило. Она уперлась ногами в пол и потянула двумя руками, но и это не помогло.

Анна взяла телефон, и увидела, что связи нет. Она оказалась в ловушке.

Анна бросилась к окну в гостиной, но старые ручки заледенели, и, как она ни билась, повернуть их не смогла. Она снова, в десятый уже раз достала телефон, но связи все еще не было.

– Черт, черт! – выругалась она. – Да как так-то?

Вспомнив, что на кухне тоже есть окна, она быстрым шагом направилась туда. Но не успела толкнуть дверь, как услышала странные шаркающие звуки. Она подумала, что так, наверное, топали бы мыши, если бы носили крохотные ботиночки.

Глупости! Кто еще тут может быть, кроме нее? «Маньяк, скрывающийся от полиции», – услужливо подсказал внутренний голос. «Вор, наконец польстившийся на бабушкино столовое серебро. Или еще хуже – Отто, который проследил за ней от аэропорта и теперь… теперь…»

– Анна, милая, заходи! – раздался с кухни громкий голос. – Я же знаю, что ты здесь.

Она вздрогнула от неожиданности и вскрикнула. Дверь распахнулась, ее окутал аромат специй и лимона, в глаза ударил яркий свет.

– Что случилось, снежинка? – ласково спросил старик в черном фраке и белой накрахмаленной рубашке. – Тебя кто-то напугал? Заходи скорее, рыба почти готова.

Анна не поверила своим глазам. Ее первым желанием было броситься прочь, но она как зачарованная смотрела на старика.

– Дедушка Бернар?

Этого было не объяснить ни логикой, ни здравым смыслом. Перед ней стоял ее любимый дедушка Берни! Невысокий, с редкими седыми волосами, с лукавой улыбкой, по которой она так скучала, он ласково смотрел на нее. Подойдя к ней, он взял ее за руку и похлопал по ней, как делал всегда, когда она была в растерянности или чем-то расстроена.

– Замерзла, снежинка? Проходи же, пора пить твое любимое какао.

Анна осторожно вошла на кухню, которая выглядела такой, какой она ее помнила – переливающиеся гирлянды на окнах, под абажуром медленно кружит фигурка Вайнахтсмана, солонку и сахарницу держат маленькие гномы в зеленых шапочках, а стол застелен не будничной однотонной скатертью, а праздничной – красной, с золотыми цветами.

– Этого просто не может быть… – прошептала Анна и ущипнула себя за руку. – Это невозможно!

– Ты так считаешь? – встревожился дедушка. – Думаешь, Милли не понравится, если я покажусь ей в таком виде?

– Ты… – запнулась Анна. – Ты…

– Да, ты угадала! – хлопнул в ладоши дедушка. – Я нарядился дворецким Джеймсом из «Ужина на одного»! Здорово, правда?

Анна не знала, что сказать. А главное, не понимала, как дедушка, который умер за три года до бабули Милли, оказался на кухне в этом странном костюме и пританцовывал.