Чудеса Антихриста - Страница 60

В доме царит большая суетня. Изгнанной толпе ничего не оставалось, как стоять, прислушиваться и ждать.

Так стоят они целый день перед домом донны Элизы. Тут стоят донна Кончетта и донна Эмилия. Они не особенно ладят между собой, но сегодня они стоят рядом и плачут.

Много тревожных глаз, не отрываясь, смотрят на окна донны Элизы. Маленький Гондольеро и старая Ассунта с соборной паперти и старик столяр стоят здесь целый день, не чувствуя усталости. Так ужасно думать, что Гаэтано умрет теперь, когда его снова вернули им.

Пришли и слепые, словно ожидая, что он может вернуть им зрение, и все бедняки Джерачи и Корвайи толпились здесь, ожидая вестей о своем молодом господине, последнем Алагона.

Он желал им добра и он обладал большой силой и властью. Только бы он остался жив…

— Господь отнял от Сицилии свою руку, — говорили они. — Он дает погибнуть всем, кто хочет помочь народу.

Весь день и вечер и даже ночь стоит народ у дома донны Элизы. Около двенадцати часов донна Элиза отиирает двери и выходит на лестницу.

— Ему лучше? — раздаются вопросы.

— Нет, ему не лучше!

Все смолкают; наконец, раздается отдельный дрожащий голос.

— Ему хуже?

— Нет, нет, ему не хуже. Все так же. У него доктор.

Донна Элиза набросила на голову шаль, в руках у нее фонарь. Она сходит по лестнице на улицу, где толпится, сидя и лежа, народ. Она с трудом пробирается вперед.

— Гондольеро здесь? — спрашивает она.

— Да, донна Элиза, — и Гондольеро подходит к ней.

— Пойди со мной и отопри мне церковь.

Все, кто слышит слова донны Элизы, понимают, что она хочет идти к Младенцу Христу в Сан-Паскале и просить его о Гаэтано. Они встают, чтобы следовать за ней.

Донна Элиза тронута таким участием. Сердце ее полно любовью ко всем.

— Я хочу вам рассказать, какой мне приснился сон, — говорит она, и голос ее сильно дрожит.

— Я сама не знаю, как случилось, что я могла заснуть в эту ночь. Я сидела на постели, дрожа от беспокойства, и задремала. И как только я заснула, ко мне явился Младенец Христос в золотой короне и золотых башмачках, как он стоит в Сан-Паскале. И он сказал мне: «Возьми в жены своему сыну бедную женщину, которая лежит распростершись и молится в моей церкви, и тогда Гаэтано будет здоров». Как только он это сказал, я проснулась, и, когда я открыла глаза, мне показалось, что я вижу, как святое изображение исчезло в стене. Теперь я должна пойти в церковь и поглядеть, кто там есть.

— А теперь слушайте все. Я даю обет исполнить приказание изображения, если я найду женщину в церкви Сан-Паскале. И если это будет самая жалкая и несчастная девушка, я все равно возьму ее с собой и отдам в жены своему сыну.

Сказав это, донна Элиза отправляется в церковь Сан-Паскале, и все бывшие на улице следуют за ней. Все охвачены лихорадочным нетерпением. Они едва сдерживаются, чтобы не обогнать донну Элизу, так хочется им забежать вперед и посмотреть, кто находится в церкви.

Что, если там приютилась на ночь какая-нибудь бродячая цыганка! Кто же может зайти ночью в церковь, как не жалкое бездомное создание? Донна Элиза дала страшный обет.

Наконец, они у городских ворот и быстро-быстро поднимаются в гору. Ах, что же это, двери церкви открыты! Значит действительно там кто-то есть!

Фонарь дрожит в руках донны Элизы. Гондольеро хочет его взять у нее, но она крепко сжимает его.

— Господи Боже! Господи Боже! — шепчет она, входя в церковь.

Народ, чуть не давя друг друга, толпится сзади нее, но от волнения все молчат. Никто не произносит ни слова. Все взоры устремляются к алтарю. Есть там кто-нибудь? Маленькая лампадка у изображения горит так тускло. Есть ли там кто-нибудь?

Да, там кто-то есть! Перед алтарем на коленях лежит женщина, голова ее склонена так низко, что невозможно разглядеть, кто она. Но, услыша за собой шаги, она поднимает склоненную голову и оглядывается.

Это донна Микаэла!

В первую минуту она пугается и вскакивает, готовая бежать. Донна Элиза тоже испугана, и они смотрят друг на друга, словно встретясь в первый раз. Но потом донна Микаэла тихо произносит:

— Ты тоже пришла молиться за него, невестка!

И все видят, как она сторонится и дает донне Элизе место перед изображением.

Рука донны Элизы дрожит так сильно, что она вынуждена поставить фонарь на пол, и голос ее звучит резко, когда она заговаривает:

— Кроме тебя здесь никого не было сегодня ночью, Микаэла?

— Нет, никого!

Донна Элиза опирается на стену, чтобы не упасть. И Донна Микаэла видит это. Она быстро подходит и поддерживает ее.

— Ах, сядь же, сядь!

Она ведет не к ступеням алтаря, а сама опускается перед ней на колени.

— Разве ему так плохо? Мы будем обе молиться за него.

— Микаэла, — говорит донна Элиза, — я думала, что я найду здесь помощь.

— Да, и ты найдешь ее.

— Мне снилось, что изображение пришло ко мне и велело мне идти сюда!

— Ведь оно уже и раньше столько раз помогало нам.

— И оно сказало мне: «Возьми в жены своему сыну бедную женщину, которая лежит перед моим алтарем и молится, и тогда твой сын будет здоров!»

— Что ты говоришь? Что оно сказало?

— Я должна взять в жены сыну женщину, которая молится здесь.

— И ты согласилась? Ведь ты не знала, кого ты встретишь здесь?

— Идя сюда, я дала обет, и все слышали его, что я возьму эту женщину за руку и отведу к себе в дом, кто бы она ни была. Я думала, это какая-нибудь бедная женщина, которой Бог хочет помочь.

— Да ведь так это и есть!

— Я была так огорчена, увидя, что здесь нет никого, кроме тебя.

Донна Микаэла не отвечала, она подняла глаза на изображение:

— Ты хочешь этого? Ты хочешь этого? — с беспокойством шептала она.

Донна Элиза продолжала сетовать.

— Я так ясно видела изображение, и оно никогда не обманывало меня. Я думала, что найду здесь бедную девушку, у которой нет приданого и которая просила Христа послать ей мужа. Так случалось уже раньше. Что же мне теперь делать?

— Так возьми в жены своему сыну бедную женщину, которая молится здесь, донна Элиза!

Донна Элиза вгглянула на нее. Какое у нее сделалось лицо, оно все сияло любовью, очарованием и радостью. Но оно мелькнуло только на секунду. Донна Микаэла спрятала лицо в старой черной шали донны Элизы.

Донна Микаэла и донна Элиза возвращаются обратно в город. Улица делает поворот, так что они могут видеть дом, только подойдя к нему. И тогда они видят, что окна лавки освещены. Четыре толстые восковые свечи горят позади гирлянд из четок.

Женщины пожимают друг другу руки.

— Он жив, — шепчут они, — он жив!

— Не говори ему ничего о том, что приказало тебе сделать изображение! — говорит донна Микаэла донне Элизе.

Перед дверями лавки они обнимаются и расходятся по домам.

Немного спустя Гаэтано выходит на лестницу. Он останавливается на минуту и вдыхает свежий ночной воздух. Он видит, как в летнем дворце зажигают все больше и больше света. Он видит, как там бегают и суетятся, пока не освещаются, наконец, все окна.

Гаэтано тяжело и быстро дышит. Он словно боится тронуться с места. Но вдруг он бросается вперед, как человек, стремящийся навстречу неизбежной опасности. Он быстро перебегает улицу, распахивает незапертые двери летнего дворца, в несколько прыжков взбегает на лестницу и, не постучавшись, отворяет дверь в концертную залу.

Донна Микаэла сидит там и думает, придет ли он сегодня же ночью или только завтра утром. Тут она слышит его шаги по галерее, и ее охватывает ужас. Каким он теперь стал? Она так сильно тосковала по нем. Будет ли он таким, как она мечтала о нем?

Или между ними опять вырастет стена? Смогут ли они, наконец, все высказать друг другу? Будут ли они говорить о любви, а не о социализме?

Когда он появляется на пороге, она пытается подняться и пойти ему навстречу; но у нее не хватает сил. Она вся дрожите. Она садится и закрывает глаза рукой.