Чудеса Антихриста - Страница 37

— Вы можете его взять совсем, — сказал старик. — Я не хочу больше и видеть его!

Донна Микаэла унесла изображение домой и работала над ним два дня. Когда она отправила его к фра Феличе, оно сверкало в своем прежнем великолепии; оно было обернуто в чистые пелены, было заново выкрашено, а в короне сверкали яркие многоцветные камни.

«Отверженное» изображение было так прекрасно, что фра Феличе воздвиг его на пустой алтарь своей церкви.

Было раннее утро. Солнце еще не вставало, и полоса моря едва различалась. Было еще совсем-совсем рано. Кошки еще блуждали по крышам, ни одна труба не дымилась и туман еще лежал на дне долины вокруг Монте-Киаро.

В это время по направлению к городу бежал фра Феличе. Он бежал так быстро, что ему казалось, будто гора дрожит под ним. Он бежал так быстро, что роса с придорожной травы не успевала отряхнуться на его рясу и скорпионы не успевали жалить его.

Во время бега ряса на старике развевалась, а незавязанные веревки болтались у него за спиной. Широкие рукава разлетались как крылья, и тяжелый капюшон бил его по спине, словно подгоняя его.

Сторож у городской заставы еще дремал. Когда мимо него пронесся фра Феличе, он проснулся и начал протирать глаза, но все-таки не узнал францисканца. Мостовая была сырая и скользкая; нищие спали на каменных лестницах, небрежно развалясь и вытянув ноги на улицу, а запоздалые игроки в домино возвращались из кафэ домой, пошатываясь от сна. Но фра Феличе спешил вперед, минуя все препятствия.

Дома, порталы, площадь, арки в маленьких уличках — все быстро мелькало и оставалось позади фра Феличе. Он добежал до середины Корсо и, наконец, остановился.

Он остановился перед длинным домом со множеством величественных балконов. Он схватил дверной молоток и колотил им до тех пор, пока не разбудил сторожа. Но он не успокоился, пока не разбудил служанку, а та не разбудила синьору.

— Донна Микаэла, внизу стоит фра Феличе. Он уверяет что должен поговорить с вами.

Когда донна Микаэла вышла наконец к фра Феличе, он все еще не мог отдышаться; но глаза его сверкали, а на щеках выступила легкая краска.

Дело шло об изображении Христа! После того, как фра Феличе отзвонил, в четыре часа утра, он вошел в церковь полюбоваться изображением.

Тут он увидал, что два больших камня из свода выпали как раз над изображением. Они упали и разбили доску алтаря, но изображение стояло невредимо. И ни одного кусочка извести и штукатурки не попало на изображение; оно стояло блестящее и великоленное.

Фра Феличе схватил донну Микаэлу за руку и сказал, что она должна идти с ним в монастырь и поглядеть на это чудо.

Она должна первая увидеть это, потому что она любит изображение Христа,

И донна Микаэла последовала за ним при свете наступающего дня, и сердце ее билось от волнения и ожидания.

Когда донна Микаэла вошла в церковь и увидала, что фра Феличе сказал правду, она рассказала ему, что узнала изображение при одном взгляде на него и что она знает, как оно чудотворно.

— Это самый великий и милосердный чудотворец, — сказала она.

Фра Феличе подошел к изображению и поглядел ему в глаза. Изображения сильно разнятся друг от друга, но опытный старый монах сразу может узнать — чудотворно оно или нет. И вот фра Феличе увидал, что глаза у изображения были глубокие и сияющие, словно живые, а на губах играла загадочная улыбка.

Старый фра Феличе опустился на колени и простер к изображению сложенные молитвенно руки. И его старое, морщинистое лицо озарилось великою радостью.

Фра Феличе вдруг показалось, что стены его церкви украшены картинами и пурпуровыми коврами, алтарь ярко освещен, на хорах раздается пение, и вся церковь полна коленопреклоненной и молящейся толпой.

И теперь, когда его старая бедная церковь владела чудотворным изображением, к ней должно вернуться все ее прежнее великолепие.

За это время много писем было переслано из летнего дворца в Диаманте к Гаэтано Алагона, который сидел в тюрьме в Комо. Но у почтальона никогда не было писем, адресованных от Гаэтано в летний дворец.

Гаэтано вошел в свою темницу, как в могилу. И единственно, к чему он стремился и чего желал, это было могильное забвение и покой.

Он чувствовал себя умершим и не хотел слушать воплей и стонов живых людей. Он не давал обмануть себя надеждами или соблазнять нежными словами, он не хотел вспоминать ни родных, ни друзей. Он также не хотел ничего знать о том, что происходит в мире, потому что сам он не мог участвовать в жизни.

В тюрьме он занялся работой и вырезывал из дерева прекрасные произведения искусства. Но он отказывался принимать письма и выходить к посетителям. Он думал, что таким путем он скорее освободится от горького сознания своего несчастия. Он думал, что тогда он сможет провести всю свою жизнь в тесных четырех стенах.

Поэтому донна Микаэла никогда не получала ответа на свои письма.

Наконец, она написала самому директору тюрьмы, спрашивая его, жив ли еще Гаэтано. И он ответил, что заключенный, о котором она спрашивает, никогда не читает получаемых писем, что он просил избавить его от всяких вестей из внешнего мира.

Тогда она перестала писать. Вместо этого она еще сильнее стала думать о проведении железной дороги. В Диаманте она больше не решалась заговаривать об этом, хотя и не могла думать ни о чем другом. Сама она целые дни шила и вышивала и заставляла всех своих слуг изготовлять маленькие дешевые вещицы для продажи на ее базаре. В лавке она набрала много мелочей для лотереи. Она велела привратнику Пиеро приготовить цветные фонарики и уговорила отца разрисовать щиты, и афиши, а своей горничной Лючии, которая была родом с Капри, она велела изготовить коралловые браслеты и разные безделушки из раковин.

Она не была уверена, захочет ли кто-нибудь прийти на ее праздник. Все были против нее. Никто не хотел ей помочь. В городе не нравилось, что она показывается на улице и разговаривает о делах. Это совсем не подобало знатной даме.

И только старый фра Феличе согласился помочь ей; он был ей благодарен за то, что она украсила изображение Христа.

Однажды, когда донна Микаэла жаловалась ему, что никто не хочет убедиться в необходимости железной дороги, он снял скуфью с головы и указал ей на свой лысый череп.

— Взгляните на меня, донна Микаэла, — сказал он, — в ваших хлопотах о железной дороге вы потеряете все ваши волосы, если вы будете продолжать так же, как начали.

— Что вы хотите этим сказать, фра Феличе?

— Донна Микаэла, — продолжал старик, — разве не безумие затевать такое трудное предприятие, не имея ни друзей, ни помощников?

— Ведь я старалась найти друзей, фра Феличе.

— Да, среди людей! — сказал старый монах. — Но чему могут помочь люди? Выезжая на рыбную ловлю, рыбаки призывают Сан-Пиетро, при покупке лошадей обращаются за помощью к Сан-Антонио. Но если придется молиться о постройке железной дороги, то я не буду знать, к какому святому обратиться.

Фра Феличе хотел этим сказать, что она сделала ошибку, не выбрав никакого святого в покровители своей железной дороги. Он хотел, чтобы она избрала поборником и покровителем своего плана святого Младенца, находящаяся в его старой церкви. Он говорил, что тогда она наверное добьется помощи.

Она была так тронута, что хоть один человек хочет помочь ей, что сейчас же согласилась молиться Младенцу в Сан-Паскале о своей железной дороге.

А фра Феличе между тем достал большую кружку для сбора пожертвований, дал написать на ней крупными, отчетливыми буквами: «Сбор в пользу железной дороги на Этну» и повесил ее в своей церкви у алтаря рядом с изображением.

На следующий день жена дона Антонио Греко, донна Эмилия, пришла к старой заброшенной церкви попросить совета у Сан-Паскале, который считается самым мудрым из святых.

Осенью дела в театре дона Антонио пошли плохо, как и всегда бывает в такое время, когда все терпят нужду в деньгах.