Чудеса Антихриста - Страница 23

Но в эту осень все виноградники были истреблены филоксерой.

Сборщики винограда не толпились среди лоз, длинный ряд женщин с наполненными корзинами на головах не тянулся к прессу, и нигде на плоских крышах не танцевали по ночам.

И в эту осень октябрьский воздух не был над Этной таким ясным и легким, как всегда, но тяжелый, расслабляющий ветер пустыни непрерывно дул из Африки и, словно союзник голода, приносил с собой пыль, испарения и затемнял весь воздух.

Ни разу в эту осень не повеяло прохладным горным ветерком. Все время дул ужасный сирокко.

Иногда он был такой сухой и горячий и до того насыщенный пылью, что приходилось запирать все двери и окна и не выходить из комнат, чтобы не задохнуться.

Но часто он был тяжелый, сырой и удушливый. Люди не знали покоя; ни днем, ни ночью не покидали их заботы, и страдание их росло, как сугробы снега на горных вершинах.

Это беспокойство охватило и донну Микаэлу, которая продолжала по-прежнему ухаживать за мужем.

Уже с наступления осени не слышно было ни пения, ни смеха. Люди молча встречались и расходились, и, казалось, злоба и отчаяние готовы задушить их. И она говорила себе, что они, наверное, замышляют восстание. Она понимала, что они должны, наконец, восстать. Это, разумеется, ничему не поможешь; но им не за что больше ухватиться.

В начале осени она сидела однажды у себя на балконе и слушала, что говорит народ на улице. Все говорили только о голоде: «У нас неурожай на пшеницу и виноград; сера и апельсины тоже приносят плохие доходы. Все желтое золото Сицилии изменило нам. Чем мы будем жить?»

И донна Микаэла понимала, что это должно быть ужасно. Пшеница, вино, апельсины и сера — это было их желтое золото.

Она понимала также, что народ не может выносить дольше такой нужды. И она жаловалась, что жизнь так тяжела. Она спрашивала себя, почему народ должен платить такие большие налоги. К чему существует налог на соль, так что бедная женщина не имеет права спуститься к берегу и взять себе ведро морской соленой воды, а должна покупать соль в казенных лавках? К чему служит налог на пальмы? Крестьяне с болью в душе рубят старые деревья, так долго украшавшие прекрасный остров. А к чему платить налог на окна? Какая цель этого? Не хотят ли они, чтобы бедный люд заколотил окна или покинул жилые помещения и переселился в подвалы?

В серных копях происходили стачки рабочих и беспорядки, и правительство высылало солдат, чтобы принудить народ к работе. Донна Микаэла удивлялась, неужели правительство не знает, что в этих копях нет машин? Разве правительство никогда не слыхало, что дети таскают руду из глубоких шахт. Неужели же оно не знает, что дети эти — рабы, что родители продали их работодателям. А если оно знает все это, зачем же оно помогает владельцам копей?

Потом до нее стали доходить слухи о частых преступлениях. И снова ее одолевали вопросы. Зачем допускают людей становиться преступниками? Зачем доводят их до такой бедности и нищеты? Она знала, что жители Палермо и Катании не задавались этими вопросами. Но жители Диаманте не могли заглушить в себе страха и беспокойства. Как можно допускать людей до такой бедности, что они умирают с голода?

Лето подходило к концу, и уже в начале осени донна Микаэла предвидела тот день, когда вспыхнет возмущение. Она видела уж, как голодный народ бросится на улицы. Они будут грабить лавки и дома богачей. Обезумевшая толпа бросится к летнему дворцу и будет взбираться на балконы и окна: «Подайте сюда драгоценности старинных Алагона, подайте сюда миллионы дона Ферранте!» Летний дворец был венцом их мечтаний. Они думали, что он полон золота, как сказочный замок.

А когда они ничего не найдут, они приставят ей кинжал к горлу и потребуют, чтобы она выдала им сокровища, которыми она никогда не владела, и она будет убита опьяненной грабежами толпой.

Почему богатые владельцы копей не могли спокойно жить дома? Зачем они раздражали бедных, ведя широкую жизнь в Риме и Париже? Живи они у себя дома, они не возбудили бы против себя такой ненависти. Тогда не произносились бы великие, священные клятвы, что наступит день, когда они убьют всех богачей.

Донне Микаэле хотелось бежать в один из больших городов. Но ее отец и дон Ферранте прихварывали всю осень, и ради них она не могла уехать. И она знала, что ее убьют, как искупительную жертву за грехи богатых против бедных.

В течение многих лет собиралось несчастье над Сицилией, и теперь его нельзя было предотвратить. А к тому же и Этна начала грозить извержением. Серный дым огненно-красным столбом стоял по ночам над ее вершиной, а подземные удары слышались даже в Диаманте. Все ждало конца. Все должно было погибнуть.

А правительство как будто ничего и не знало о недовольстве народа? Но вот оно познакомилось, наконец, с положением дел и основало комитет помощи. Большим утешением было видеть, как в один прекрасный день члены комитета появились на Корсо в Диаманте. Если бы только народ понял, что они желают ему добра. Но женщины стояли в дверях и высмеивали изящных, хорошо одетых господ, а дети прыгали вокруг экипажей и кричали: «Воры! Воры!»

Все, что ни делалось, только ускоряло развязку. Народ никого не слушал, и никто не мог успокоить его. Должностным лицам больше не верили. Бравших взятки, презирали еще меньше других, но про многих говорили, что они были членами Маффии и думали только о том, как бы побольше забрать себе денег и власти.

И чем дальше шло время, тем больше появлялось признаков, что должно произойти что-то ужасное. В газетах читали, что рабочие в больших городах собирались толпами и ходили по улицам. В газетах читали еще, что вожди социалистов разъезжали по стране и говорили зажигательные речи. Тут донна Микаэла вдруг поняла, откуда идет все зло. Восстание подготовляют социалисты. Их горячие речи волновали умы. Как это могли допустить? Кто же был королем Сидилии? Зовут его де-Феличе или Умберто?

Донну Микаэлу охватил страх, от которого она не могла освободиться. Ей казалось, что заговор составлен именно против нее. И чем больше ей приходилось слышать о социалистах, тем сильнее боялась она их.

Джианнита старалась успокоить ее:

— У нас в Диаманте нет социалистов, — говорила она. — В Диаманте никто не думает о восстании.

Но донна Микаэла спрашивала ее, знает ли она, что это значит, что старые прядильщицы, сидя в своих темных углах, рассказывают о великих героях-разбойниках и о знаменитом ловце перламутра Джузеппе Алези, которого они называли Мазаньелою Сицилии?

Если социалисты смогут зажечь восстание, то Диаманте примкнет к нему. В Диаманте все чувствовали, что готовится что-то ужасное. На балконе палаццо Джерачи стал появляться высокий черный монах. Всю ночь напролет кричали совы, и многие утверждали, что петухи начали петь при заходе солнца и молчать на рассвете.

Однажды в ноябре все Диаманте неожиданно наполнилось толпой страшно возбужденных людей. Это были люди с хищными лицами, всклокоченными бородами и невероятно длинными и большими руками. Многие носили широкую болтающуюся холщевую одежду, и в народе говорили, что в них узнают знаменитых бандитов и недавно выпущенных на свободу каторжников.

Джианнита рассказывала, что этот дикий народ обычно живет в горных пустынях в глубине страны, а теперь они перешли Симето и явились в Диаманте, потому что дошли до них слухи, что уже «началось». Но, так как все было еще спокойно, а казармы полны солдат, то они возвратились назад.

Донна Микаэла неотступно думала про этих людей, и ей казалось, что именно они будут ее убийцами. Их болтающиеся одежды и зверские лица стояли перед ней. Она знала, что они сидят в своих пещерах, насторожившись, и ждут наступления дня, когда со стороны Диаманте послышатся выстрелы и шум восстания. Они бросятся тогда в город, будут жечь и убивать и пойдут во главе изголодавшегося народа.

Всю эту ночь донне Микаэле приходилось ухаживать за отцом и доном Ферранте, которые уже несколько месяцев были больны. Но ей сказали, что жизни их не грозит опасность.