Что удивительного в благодати? - Страница 57

Иисус не собирал организованные полчища последователей. Он знал, что достаточно щепотки соли, которая постепенно изменит вкус мощнейшей империи. Казалось бы, неравное, немыслимое противостояние: величайшие творения Рима — законодательство и библиотеки, легионы и сенат, дороги, акведуки, памятники — все это разрушилось, а горстка учеников, внимавшая притчам Христа, сохранилась и продолжает существовать по сей день.

Серен Кьеркегор называл себя «шпионом». И впрямь христиане подобны шпионам, живущим в чужой стране. Мы приносили присягу иной державе. Мы — не резиденты, а «странники и пришельцы на земле», как говорит Библия. Посетив бывшие тоталитарные государства Восточной Европы, я с новой остротой осознал, что это значит.

Много лет диссиденты Восточной Европы собирались втайне, не пользовались телефонами, публиковали свои статьи в подпольных изданиях и под псевдонимами. В середине семидесятых годов диссиденты стали осознавать, как дорого обходится им двойная жизнь. Делая свое дело втайне, постоянно оглядываясь через плечо, они, в сущности, играли на руку своим врагам–коммунистам, поскольку способствовали нагнетанию страха. И тогда диссиденты приняли осознанное решение: сменить тактику. «Любой ценой вести себя как свободные люди», — так решили действовать поляки и чехи. Они начали проводить митинги прямо в церкви, невзирая на присутствие «наблюдателей». Они подписывали свои статьи, указывали даже адрес и номер телефона, открыто раздавали подпольные газеты на улице.

Диссиденты стали вести себя так, как должны вести себя люди в свободном обществе. Добиваешься свободы слова — говори открыто. Любишь истину — выскажи истину. Власти не знали, как поступить. Они то свирепствовали — почти всем диссидентам пришлось отсидеть срок в тюрьме — то с бессильной яростью наблюдали за происходящим. Упорство диссидентов привело к тому, что в противовес мрачному «архипелагу Гулагу» начал расти «архипелаг свободы».

Мы дожили до торжества этой борьбы. Альтернативное царство задавленных властью подданных, узников, поэтов, священников, распространявших свои мысли в виде рукописного самиздата, ниспровергло казавшуюся вечной крепость. В каждом из этих народов главным противовесом власти была церковь — где–то она выступала негромко, где–то — во всеуслышанье, и всегда утверждала трансцендентную истину, всегда шла вопреки официальной пропаганде. В Польше католики прошли мимо здания правительства, скандируя: «Мы вас прощаем». В Восточной Германии христиане зажигали свечи, молились и проходили дружным строем по улицам, пока Берлинская стена не рухнула, точно подмытая плотина.

В свое время Сталин распорядился построить в Польше город Нова Гута, то есть «Новый город», демонстрируя будущее коммунизма. Нельзя разом изменить всю страну, сказал он, но можно построить по крайней мере один новый город, современный металлургический завод, просторные квартиры, привольные парки и широкие улицы как предвестие того, что еще предстоит. Нова Гута стала одной из колыбелей «Солидарности» — коммунизм в одном отдельно взятом городе провалился.

Что, если бы христиане таким же методом вступили в борьбу с обмирщавшим обществом — и победили? «В этом мире христиане создали колонию, которая стала истинным домом для человечества», — сказал Бонхоффер. Вероятно, христиане должны работать усерднее, созидая новые колонии Царства, новые свидетельства нашей истинной родины. Слишком часто церковь превращается в зеркало, отражая образы окружающего ее мира, вместо того, чтобы служить окном, за которым открывается иной пейзаж.

Если мир презирает закоренелую грешницу, церковь возлюбит ее. Мир урезает помощь бедным и страдающим, церковь предложит им пищу и утешение. Мир пригибает несчастных к земле, церковь поможет им распрямиться. Мир срамит тех, кто оказался на его обочине, церковь провозгласит всепримиряющую любовь Божью. Мир жаждет прибыли и достижений, церковь — служения и жертвы. Мир требует компенсации, церковь наделяет благодатью. Мир дробится на враждующие партии, церковь ищет единства. Мир стремится уничтожить врагов, церковь принимает их с любовью.

Таков образ церкви в Новом Завете: колония небес во враждебном ей мире. Дуайт Л. Мооди сказал: «Из сотни человек один прочтет Библию, а девяносто девять посмотрят на христиан».

Как и диссиденты в коммунистических странах, христиане живут по своим законам. «Мы — «особый» народ», — писал Бонхоффер. Народ необычный и странный, не такой, как все. Иисус распяли не за то, что Он был примерным гражданином. Власти того времени справедливо видели в Нем и Его последователях подрывателей основ государственности, прислушивающихся к повелениям власти, стоящей выше и Рима, и Иерусалима.

Как может проявить себя «подрывная» сущность церкви в Соединенных Штатах? В разное время США именовали самой религиозной страной мира. Если так, возникает мучительный вопрос, тот самый, который уже задавал Даллас Уиллард. Почему четверть фунта соли так мало чувствуется в фунте мяса?

Должны же эти «необычные» люди обнаруживать более высокий уровень добродетели, чем окружающий их мир! Однако — возьмем один лишь пример — социологические опросы показали, что рожденные свыше христиане современной Америки разводятся чаще неверующих (двадцать семь процентов против двадцати трех); а самый высокий процент разводов (до тридцати) у тех, кто относит себя к консерваторам. Из шести штатов с наиболее высоким уровнем разводов четыре находятся в так называемом Библейском поясе — территории, всегда считавшейся оплотом христианства. В современных христианах нет ничего странного, они стараются быть как все, даже в большей степени «как все». Если личная этика не позволяет нам быть выше общего уровня, то как нам быть солью, нравственным консервантом общества?

Даже если бы христиане достигли непревзойденных вершин в этике, одного этого было бы недостаточно, чтобы исполнить Писание. В конце концов, и у фарисеев этика была безукоризненной. Все требования Иисус сводит к единому слову: «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Иоанна 13:35). Вот в чем заключается подрывная работа церкви — неизменно исполнять эту заповедь.

Вероятно, политика превращается в неизбежную ловушку для церкви потому, что власть несовместима с любовью. Те, кто во власти, составляют списки друзей и врагов, вознаграждают друзей, карают врагов. Но христианам вменено любить и врагов тоже. Чак Колсон, во времена администрации Никсона оттачивавший искусство силовой политики, теперь говорит, что политика не разрешит современные социальные проблемы. Все усилия как–то изменить общество к лучшему провалятся, если церковь не научит мир любви.

Колсон рассказал об одном христианине, который продемонстрировал поразительный пример любви. Когда президент Никсон с позором ушел в отставку, он укрылся в своем поместье Сан Клемент и жил там фактически в изоляции. Политики опасались за собственную репутацию и не общались с отверженцем. Поначалу его почти никто не посещал. Одним из немногих исключений стал Марк Хэтфилд, не скрывавший своих убеждений христианин, постоянный оппонент Никсона в сенате. Колсон поинтересовался, зачем ему понадобилось неоднократно приезжать в Сан Клемент. «Пусть мистер Никсон видит, что его любят», — был ответ.

Я знаю и о том, как поносили Билли Грэма за то, что он встречался с Биллом и Хилари Клинтонами и молился на инаугурации президента. Грэм тоже верит в заповедь любви, которая превыше политических разногласий. Поэтому он по–христиански служил каждому президенту, начиная с Гарри Трумена, каковы бы ни были их политические взгляды. В частной беседе я спросил Грэма, кому из президентов он уделил более всего времени. К моему удивлению, он назвал Линдона Джонсона — человека, с которым Грэм спорил чаще других. Однако Линдона преследовал страх смерти, и «ему всегда требовался под рукой священник». А для Грэма человек гораздо важнее политики.

В эпоху Брежнева в разгар холодной войны Билли Грэм посещал Россию, встречался с членами правительства и руководством церквей. На родине консерваторы упрекали его за излишнюю любезность по отношению к русским. Нужно–де было выступить в роли пророка, обличить нарушения гражданских прав и свободы совести. Кто–то из критиков утверждал, что своим поступком Билли Грэм на пятьдесят лет отбросил вспять прогресс церкви. Грэм выслушивал обвинения, склонив голову, и отвечал: «Простите меня! Я–то изо всех сил пытался отбросить церковь на две тысячи лет назад!»