Что играет мной? Страсти и борьба с ними в современном мире - Страница 13

Нелишне будет кратко охарактеризовать по­нятия «тело» и «плоть» в аскетике^[19].

Словом «плоть» христианская вероучительная традиция обозначает падшую душевно-телес­ную природу человека, на которую действуют мир и

диавол. Пока человеческое тело сводится к биологическому естеству, оно будет плотью. Плоть, если можно так выразиться, — это биология. Но тело может быть и «бесплотным». Оставаясь телом, оно преображается и стано­вится нетленным, прелагается в свет. Тело мо­жет «уподобиться душе» (прп. Максим Испо­ведник^[20]). Человеческое тело может стать иным, его ждут духовное преображение и воскресение в силу сопричастности Христу. Несмотря на эти различия, очень часто понятия «тело» и «плоть» подменяют друг друга.

Итак, на основании многочисленных свято­отеческих писаний всякую страсть можно опре­делить как длительное и сильное желание, а желание, в свою очередь — как осознанную потребность, проявившуюся и определившуюся благодаря прежним опытам ее удовлетворения. Например, пока человек не попробовал пиво, он не знает, вкусное оно или нет, ему его и не хочется. Но если знакомые и реклама примутся вовсю его уговаривать, то, уступив им, он получит первый опыт удовлетворения страсти чревоугодия — организм получит ненужный для себя и вредный продукт, а человек, поддавшись на приманку, может приобрести страсть к винопитию или, выражаясь проще, пивной алкоголизм. Таким образом, в составе страсти следует различать сердечное расположение и привычные действия, удовлетворяющие страсть.

Прп. Иоанн Дамаскин так определил душев

ные страсти: «Страсть есть чувственное движе­ние елательной способности, вследствие вооб­ражения блага или зла»^[21].

Если проанализировать схему постепенного развития в человеке греха и страсти: помысел — прилог — сочетание — сосложение, то мы при­дем к выводу, что все без исключения страсти — не только душевные, но и телесные — своим источником имеют именно душу. Вот почему и аскетическое отношение к питательной и поло­вой функциям принадлежит именно к психичес­кой области борьбы духа не с телом, а именно с

помыслом.

Для нас это очень важная мысль, потому что она объясняет собой всю систему православной аскетики и в то же время показы­вает, что христианство в целом и православие в особенности никогда не имели к телу ненависти или презрения. Такие аскетические подвиги, как пост, малоспание или бодрствование, воздер­жание от половой близости, —

это средства воздействия на душу человека через тело^[22].

С этой точки зрения оказывается, что

основная причина

подчинения души плотским страстям указывается многими аскетами именно

в удале­нии души от созерцания Бога.

Сами по себе отправления 

организма ни в коем случае не мо­гут быть названы страстями в этически дурном, отрицательном смысле:

страстями являются только душевные состояния сластолюбия и сладострастия.

Так что мы смело можем снять с христианства и православной аскетики столь модные обвинения в человеконенавистничестве, в ненависти к своему телу или к процессу раз­множения (половому акту как таковому). По учению аскетов^[23] чревоугодие и блуд осуждению подлежат не в качестве естественных функций человеческого организма (как физиологические процессы), а как психические состояния после грехопадения, греховные именно потому, что по­мысел примешивается к духу.

Говоря по-простому, еда и половой акт пре­вратились у нас в самоцель, когда получение ес­тественного удовольствия от ^тих процессов тре­бует все большего и большего усложнения са­мих процессов еды и полового акта. Когда влюб­ленные первый раз целуются, они выражают так свою любовь друг к другу, и для них поцелуй — естественный способ выразить свои чувства. Но когда мужчина платит проститутке, он пользуется ею как бездушным орудием для достижения определенной эмоции и чувства удовольствия. То есть в первом случае мы видим близость душ,

выражаемую телесно, а во втором — грубое и безличное удовлетворение животной похоти. В этом и заключается грех.

Стало быть, и специфические особенности «телесных (плотских) страстей» не объясняются нормальными телесными потребностями в еде и половом акте. Эти потребности служат лишь поводом, исходным пунктом для страстей чрево­угодия и блуда, а развиваются они и доставляют удовольствие душе, в которой действуют.

По учению св. Немезия Эмесского^[24], удо­вольствия называются «телесными» потому, что они обращены к пище и половому общению, а не потому, что они — проявления телесной жизни. Телу принадлежат только органы потребностей (желудок, половые органы и т.п.), а удоволь­ствия — проявления именно душевной жизни.

Отсюда мы и говорим о

противоестествен­ности

страстей. По определению прп. Иоанна Дамаскина, действие называется страстью, ког­да оно возбуждается несогласно с природой^[25].

Это значит, что особенности страстей не объяс­нимы потребностями телесной жизни. Напри­мер, чревоугодник хочет что-нибудь съесть вовсе не потому, что голоден. Блудник жаждет сексу­альной близости не оттого, что его организм нуждается в этом. Именно душевное желание возбуждает тело к действию. Еще замечатель­ный богослов проф. Н.Н. Голубинский заметил что, по учению апостола Павла, грех не есть исконное и

необходимое свойство человеческой природы и по существу он мало связан с матери­альным, видимым и телесным миром. Несмотря на то, что грех выражается в плотяности, мы можем заметить, что и тело и дух подчинены душевному движению,

В зачаточном виде в душе каждого взрослого человека, как правило, существуют все восемь страстей. Какая из них доминирует — это уже зависит от обстоятельств. Интересно заметить, что когда одна из страстей однозначно берет верх, остальные отступают, отходят на второй план, хотя и не исчезают вовсе. Так, сребролю­бец не пойдет в публичный дом, где сможет предаться блуду, потому что за это удовольствие надо платить. И не будет чревоугодничать, пото­му что еда тоже стоит денег. Вспомнить хотя бы столь популярные литературные образы скряг, которые, имея огромные сундуки с золотом, от­казывали себе и своим близким в самом необхо­димом, ограничивали себя в пище и были скром­ны в одеяниях. Деньги для них перестали быть средством самоублажения, а превратились в са­моцель. Блудник же, напротив, готов пожертво­вать деньгами, и порой немалыми, ради блуда, а записная кокетка, одержимая желанием нра­виться, готова голодать, чтобы не испортить фи­гуру. Или взять хотя бы гневливого человека, который, поддаваясь порывам гнева, нередко совершает поступки себе же во вред. Он лиша­ется работы, жены, карьеры, принося все это в жертву своей страсти.

Но пока ни одна из страстей не одержала победу, они все вместе теснятся в душе человека, превращая его в раба, отдаляя от Бога.

Для каждой страсти существует красивое прикрытие, своеобразная яркая, цветастая обер­тка, которая вызывает восхищение или даже зависть у окружающих.

Так, чревоугодник с гордостью называет себя гурманом; блудник говорит о большой и светлой любви; сребролюбца уважают как человека, на­жившего целое состояние собственным тру­дом; в гневливце видят человека независимого или правдолюбца; одержимого печалью считают ответственным и серьезным; впавшего в уныние, которое гонит из дома, — рубахой-парнем и хорошим товарищем; человека тщеславного вос­хваляют за упорство, за то, что он многого до­бился; а гордость в повседневных своих проявле­ниях считается одним из главных достоинств че­ловека.