Что играет мной? Страсти и борьба с ними в современном мире - Страница 11

Мы не стремимся вылечить свою душу, а всего лишь принимаем время от времени таб­летки обезболивающего, предназначенные для того, чтобы на какую-то долю секунды прекра­тить нескончаемую боль. Мы притупляем эту боль алкоголем, наркотиками, развлечениями, но не пытаемся вылечить себя, может быть, даже потому, что уже само страдание приносит некоторое удовлетворение.

По своему существу человек не может же­лать зла и отвращаться от добра, но может же­лать зла, принимая его за добро, и отвращаться добра, считая его злом. Невозможность разли­чить подлинное зло от добра, как мы уже много раз говорили, и является причиной всех несчас­тий человека и следствием грехопадения.

Еще одним следствием первородного греха является неизбежность множества противоре­чивых желаний, вытекающих из чувства богоос-тавленности — ощущения собственной непол­ноты и недостаточности.

После грехопадения воля человека от стрем­ления к высшему благу — Богу устремилась к самому человеку: человек «стал как боги», чего и добивался дьявол, приняв облик змия. Вместо Бога человек возлюбил самого себя, себя поста­вил целью, а все остальное в мире — средством к самоудовлетворению. Помните? «Двуногих тва­рей миллионы для нас орудие одно...».

Таким образом, главным чувством, исходя­щим из самой глубины человеческой души, у падшего человека стало

самолюбие,

или

эгоизм,

при котором на первом плане находятся соб­ственные интересы, стремление к приобрете­нию личных преимуществ и избежанию не­удобств, лишений, забота о себе.

Самолюбие порождает три основных гре­ховных движения душевных сил:

похоть плоти, похоть очей

и

гордость житейскую,

которые, собственно, и являются родоночальниками всего многообразия грехов и страстей, о которых мы уже говорили.

Мир, как совокупность человеческих отно­шений, есть овеществленное самолюбие, по словам апостола Иоанна Богослова:

Ибо все что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира сего. И мир проходит, и похоть его, а исполняющий волю Божию пребывает вовек (1 Ин. 2; 16-17).

Все, что происходит в падшем человеческом обществе, в его истории, движется по действию этих трех «начал»^[15].

Похоть плоти

есть ненасытимое желание удовольствий, или беспрерывный поиск средств, доставляющих удовольствие внутренним и внеш­ним чувствам души. Похоть плоти заставляет считать единственной целью наслаждение, или жизнь в свое удовольствие, и любыми средства­ми стремиться достичь этой цели.

Похоть плота оказывает влияние на все сфе­ры жизни человека.

По отношению к религии и к Богу

сласто­любцу свойственно легкомыслие, обращенность внимания на наружные предметы, поэтому он не может глубоко воспринять истины боговедения. Стремление к Богу и богопознание не могут укорениться в пустом сердце и увлеченным удо­вольствиями разуме, но подвергаются сильным нападениям от склонностей души, обращенных к «приятным вещам». Это делает такого человека не только равнодушным к вере и Богу, но и заставляет его вообще сомневаться в наличии таковых.

Верующего человека похоть плоти заставля­ет искать даже в храме Божием услаждения слуха и зрения. Таким людям непременно нужны и 

оперный хор на клиросе, и благозвучные екте­ньи, и дьяконы с басом, как у Шаляпина. Они разглядывают убранство храма, наслаждаются произведениями искусства, им важно в богослу­жении не искреннее чествование Бога, а зре­лищное исполнение обряда. В сердечной жизни им нужны удивительные чудеса, сладостные пло­ды молитвы, экстаз и восхищение. Гонения за истину их не вдохновляют, поэтому такие верую­щие предпочитают верить в благоприятные для Церкви времена. Такой тип религиозности часто встречается в католицизме, и зачастую люди именно в поисках органа и эстетики выбирают эту конфессию.

По отношению к себе.

Сластолюбец весь занят удовольствиями, и при том только настоя­щими, говоря себе:

Станем есть и пить, ибо завтра умрем

(1 Кор. 15; 32). О будущем они стараются не думать, так как в душе боятся его. Поэтому даже начинающиеся скорби они не пред­отвращают, а словно страусы, которые прячут голову в песок, погружаются в новые наслажде­ния, пытаясь укрыться от неминуемого. Душа у них заброшена и сведена к психике, одно тело украшается и питается. Поэтому в таких людях нет никаких правил жизни, убеждений, они без царя в голове, и на них нельзя положиться. Они как огня бегают серьезных дел, требующих ум­ственных и волевых усилий, поэтому о них забы­вают иногда раньше, чем те умрут.

По отношению к окружающим.

Часто та­ких людей считают душой компании, правда, пока дело не дойдет до ответственности. Чаще всего сластолюбцы — трусы, которые никогда не рискнут обидеть в лицо или самостоятельно решиться на преступление. Но за спиной он будет ненавидеть всякого, несогласного с ним во взглядах, стараясь запачкать чужое доброе имя или склонить порядочного человека к тому же греху, в котором сам замаран. Так, чревоугодник уговаривает постящегося «не корчить праведни­ка», блудник предлагает посмотреть фильм или сходить «в одно местечко за углом», наркоман угостит дозой, а гомосексуалист поведает о нео­бычных прелестях однополой любви. При этом такой приятель при удобном случае с легкостью готов на обман, несдержание слова, ложные обещания и пр. Он крайне общителен, но насто­ящих друзей не имеет. При общении старается быть обольстительно вежливым и интеллигент­ным, но сквозь деланную воспитанность то и дело прорываются циничные замечания, насмеш­ки, нахальство.

В семье и в обществе сластолюбцы прино­сят мало добра. Они неспособны ни повелевать как следует, ни подчиняться. Вверенные ему подчиненные, жена, дети — все страдают. При­чина в том, что он просто сроднился с нерадени­ем, ложной кротостью или поблажкой, попусти­тельством, так как «непопулярные» решения требуют усилий ума и воли. Если же сластолю­бец — подчиненный, то он не бунтует в откры­тую, но все переводит в возмущения, ропот, недовольство, медлительность в исполнении.

Если сравнить образ человека с образом культуры той или иной эпохи, то, окажется, что для сластолюбца очень подходит эпоха рококо, воспевающая культ плоти, комфорта и наслаж­дения.

Словом, подобные люди сходны с топким болотом, поросшим веселой травкой.

Под похотью очей, или корыстью,

понима­ется ненасытимое желание иметь. Это искание и стяжание вещей под видом нужды или пользы только затем, чтобы сказать себе о них — мои.

Этот синдром психологи характеризуют так: «Я есть то, что я имею».

Похоть очей проявляется в основных видах — сребролюбие (любовь к деньгам) и любоимение (стяжательность).

Под влиянием

тщеславия

похоть очей пре­вращается в тягу к помпезности и роскоши, от гордости и властолюбия — в жажду всемогуще­ства и поклонения от людей, другими словами, в соревнование с Богом и в богоборчество. Так пал Денница-Люцифер, именно эта страсть владела и Наполеоном Бонапартом, толкнув его к безум­ному походу на Россию; и Гитлером, и Ротшиль­дом, и многими современными олигархами, ко­торым уже мало денег и власти; потребны сле­пое поклонение и восхищение толпы.

Этой страсти всегда сопутствуют мучитель­ная забота, тревожность, страх и неуверенность в завтрашнем дне, неусыпная зависть и как итог — жестокое уныние и скорби.

По отношению к религии и к Богу.

По­знать Бога такому человеку или некогда, или он уже вступил в прямое богоборчество, отвергнув и поправ все Божеские законы. Больше всего он склонен к суеверию, антропоморфизму, идоло­поклонству, что прямиком приводит его к увле­чению гаданием, предсказаниями будущего и ок­культизмом. Своих личных астрологов и предска­зателей имели все завоеватели и тираны, как древности, так и наших дней. Страх перед возмез­дием, жажда всемогущества, служение маммоне и неуверенность в завтрашнем дне толкают таких людей к поискам поддержки у темных духов.