Что будет, то и будет - Страница 9

Генералы посмотрели на меня как на недоумка, а сидевший рядом комиссар Бутлер прошептал мне на ухо:

— А еще историк…

— Думаю, — сказал генерал Ариэли, — что избежать столкновения уже не удастся. Нам остается только ждать результата. Может, перейдем в молельню?

Молельней военные компьютерщики называли свой центральный пультовый зал, и я, говорю честно, возгордился, что оказался допущен в это сверхзасекреченное помещение.

Мы спустились в подземную часть министерства обороны, прошли по каким-то коридорам, через каждые десять метров предъявляя свои удостоверения и табуном ввалились в компьютерный зал аккурат в тот момент, когда активизировалась программа, запущенная Коршуновым.

На часах было 4 часа 13 минут утра.

Час Быка.

Комиссар Бутлер сказал мне потом, что впервые видел, как десяток мужчин сидели, раскрыв рты, в состоянии, близком к оргазму, и при этом переговаривались друг с другом так быстро, что уловить отдельные слова мог бы только автомат-дешифровщик.

Я назвал его предателем и был прав. Мы, все, кто был на совещании у Кахалани, войдя в пультовую, сразу же нацепили датчики и вошли в виртуальное киберпространство, чтобы своими глазами, ушами и прочими органами чувств наблюдать за ходом военных действий. А Роман, видите ли, не любит эти игры — он уселся в кресло и принялся следить за нами, пытаясь по выражениям лиц угадать, кто побеждает, а кто проигрывает. С таким же успехом он мог смотреть на лампы под потолком. Если бы Израиль потерпел поражение, свет погас бы, поскольку все энергетические системы были бы выведены из строя.

Я не хакер, я простой пользователь, и я не представляю, как Коршунову, будь он трижды гением, удалось всего за три минуты, в течение которых он находился перед пультом главного компьютера авиационного концерна, взломать столько кодов.

В виртуальном пространстве царила такая же неразбериха, как на рынке Кармель перед наступлением Нового года. Оказавшись в линии связи компьютеров министерства обороны и Центробанка, я немедленно получил удар в зад и полетел в неизвестном мне направлении, узнавая по дороге десятки подпрограмм, которые никогда прежде не видел. Я пролетел мимо программы уменьшения банковских процентных ставок и, сам того не желая, понизил их сразу на восемь процентов, ужаснувшись, что от такой диверсии банковская система может и не оправиться. Я хотел вернуться и исправить содеянное, но неведомая сила влекла меня вперед. Я лишь сумел оглянуться и увидеть, как сразу несколько программ-спасателей бросились латать пробитую мной в израильской экономике брешь.

Сделав вираж и переместившись по модемной связи в систему компьютеров атомной станции в Димоне, я немедленно вляпался в какую-то грязную лужу, которая при ближайшем рассмотрении оказалась жидкой кашицей из разрушенных подпрограмм системы безопасности ядерного реактора. Если выражаться традиционным языком бульварных романов, «меня пронзил мгновенный смертельный ужас»: еще минута, и реактор пойдет вразнос, перегретый пар разорвет трубы, блокировка будет разрушена, и все в округе окажется заражено смертельной дозой стронция-90.

Что я мог сделать, не будучи ни хакером, ни даже системным программистом? Я опустился на колени (вы представляете, как это выглядит в виртуальном пространстве?) и принялся вытягивать из жижи более или менее длинные программные цепи и связывать их друг с другом, используя единственный прочный узел, каким я умел пользоваться, — бантик. Кто-то пришел мне на помощь, я не видел этой программы, но она мне очень помогла, потому что вязала морские узлы, и прошло четыре миллисекунды (а для меня так целый субъективный час) прежде чем процесс стал самоподдерживающимся: файлы вдруг начали сами выпрыгивать из лужи, прилепляться друг к другу, лужа на глазах таяла, а вокруг меня выстраивалось стройное здание программной защиты.

Слава Богу!

Но тут меня выдернуло в очередной междугородный кабель, и я помчался куда-то, пытаясь ухватиться за стенки световодных волокон. Движение все убыстрялось, кто-то толкал меня сзади, и у меня не было времени обернуться, чтобы врезать этой программе по командному файлу.

И хорошо, что я этого не сделал. Неожиданно труба, в которой мы летели, расширилась до размеров тоннеля метро (на самом-то деле, думаю, новый кабель не превышал диаметром двух сантиметров), и я понял, что выпал в международную сеть. Ускорение стало еще больше, мне даже послышался свист в ушах.

На полной скорости, наверняка близкой к скорости света, я и мой толкач влетели в огромную паучью сеть и вмиг застряли. Оглядевшись, я увидел множественные маркировки программ Российского министерства обороны и понял, что оказался на переднем фронте сражения. Самое место для историка, даже ничего не понимающего в компьютерах.

Что вам сказать? Все свершилось на моих глазах. Я жалел только, что, запутавшись в паутине защитных программ, не сумел ничем помочь неведомому мне израильскому хакеру, работавшему просто виртуозно. Впрочем, если бы я вмешался, то, наверное, совершил какую-нибудь историческую глупость.

Лед защиты крошился, плавился, шипел и исчезал. А за ним вставали грандиозные, подобные величественным небоскребам Манхэттена, программы стратегических сил Российской армии. И хакер шагал по ним с хрустом, вдавливая конструкции и изничтожая прежде всего командные файлы, отчего программы становились эластичными как резина.

Думаю, секунды за две-три мы добрались бы до личных кодов российского президента Миронова, и хотел бы я посмотреть на это зрелище!

Но хакер неожиданно осадил назад, и мы опять оказались в метротоннеле, и скорость движения приблизилась к световой; вот почему, когда Роман сдернул с моих висков датчики, я еще долго видел перед глазами игру света и тени, и ничего более.

— Что? — спросил я.

— Мир, — сказал Роман. — Оба стратегических компьютера — наш и русский — заключили пакт о ненападении и дружбе на период с 4 часов 17 минут до 18 часов 00 минут по тель-авивскому времени. Программно-боевые действия остановлены, теперь пусть политики разбираются.

— Успеют? — спросил я.

— Премьер Визель уже разговаривает с президентом Мироновым.

Двое суток я приходил в себя. В субботу Роман пришел ко мне, как обычно, и мы поговорили о футболе. Команда «Маккаби» (Хайфа) только что сыграла вничью с московским «Спартаком».

— Это символично, — заявил Роман. — В наше время лучше ничья, чем победа. Скажи на милость, что бы мы делали с Россией, если бы наши хакеры победили?

— А что бы они делали с нами? — спросил я, вовсе не надеясь на ответ.

— Коршунов… — сказал я через некоторое время, — вы его нашли?

— Тоже мне проблема, — отозвался Роман. — Можно подумать, что он исчезал…

— Не понимаю! — воскликнул я, вспоминая ночное заседание у Кахалани.

— Видишь ли, его перевербовали в тот вечер наши. До того он работал на Россию, делая вид, что работает на нас. А после девяти вечера стал работать на нас, делая вид перед Россией, что работает на нас, в то время как на самом деле…

— Хватит! — сказал я. — Это слишком запутано. Почему об этом не знал никто из генштаба?

— Конспирация. Компьютеры контролируют подачу кондиционированного воздуха в помещение, они могли фиксировать разговоры, передавать по линиям связи… Нет, нужно было быть полностью уверенными, что Коршунова не провалят в самом финале операции.

— Если ты еще скажешь, что именно он был со мной, когда…

— А кто же еще? Он действительно гениальный хакер, он просто не мог допустить, чтобы кто-то другой взламывал защиту российского министерства обороны.

— Ясно, — сказал я. — Скорпион, как говорили в шпионских романах, укусил себя за хвост.

— Какой еще скорпион? — подозрительно спросил Бутлер.

— Неважно, — отмахнулся я. — Это из истории.

— А, — сказал Роман.

История его не интересовала.