Chorus (СИ) - Страница 50
— Слушай, эти циклы… как это вообще? И почему важен первый?
— Давно было важно. Рой не знал детей, первый был отцом многим. Воспитывали случайных. Теперь не так.
— Да, я понял, что там, — киваю головой налево, — твой собственный сын. А до этого у вас было много самок и вы тоже знали, кто кому родня?
— Да. Потом было не важно. Потом — отцы лучше вынашивали собственных. Потом личинки перестали прорастать совсем.
— Думаю, что дальнейшее и последствия мне известны, — нервно вздыхаю. — Выходит, мы похожи на малолетних самочек. Ну так и обращались бы с нами так же!
— Хорус — не самки.
Хлёстко, просто, понятно. Немного обидно, но уже начинает мне нравиться. Скорее всего, Мэлло окажется прав, и я научусь быть с Роем. Конечно, как его убогая и неполноценная единица, которая, к тому же, напоминает самку, но и в общество людей, каким бы оно ни было после отлёта сайлов, я уже не вольюсь. Это как будто знать тайну, которую нельзя доверить, потому что и объяснить сам не сможешь, и не поймут, но и хранить её в себе невозможно. Мерзкий зуд в сознании.
— Так, всё, хватит, — пытаюсь встать, опираясь о стену. — А то так всю воду выльем.
— Замкнутая система, — уведомляет Мэлло.
И поддерживает оскользнувшегося меня одной из своих «рук». Вцепившись в неё, как в спасение, понимаю, что на самом деле гнётся та странно — больше назад.
— Они, — похлопываю сайла по шкуре без пластин, где-то около «локтя», — для детей же, да?
— Да, — соглашается Мэлло. — Ухаживать. Кормить. Держать рядом. Нести Рой.
Получается, что все остальные функции — общение, работа с машинами, ублажение наглых людишек вроде меня — побочные. То-то на них пластин нет. Хотя нет, есть. Постучав своим ногтем по почти аналогичной структуре у сайла, только закрывающей сверху и с боков весь его «палец», интересуюсь:
— А эти пластинки зачем?
— Потомство кусается. Важный орган.
Да, как именно кусаются маленькие сайлы, даже играя, я уже успел прочувствовать на себе. И всё-таки их эволюция устроила крайне грамотно, каждый орган чётко функционален, и сами они приспособлены, кажется, ко всему — даже к почти бесконечным межзвёздным перелётам: еды себе в любом поясе астероидов наловили и дальше. А мы так, бумажка скомканная, не долетевшая до корзины Творца или как там мы вообще получились. Кожаные мешки с мясом. Бурдюки, одним словом. Ничем не лучше тех же ярких слизней, те хоть рисовать умеют и сами себе Рой.
Отпускать меня сайл не спешит, но это и не попытка обняться. Просто держит, и я уже начинаю замерзать, поэтому и пытаюсь посопротивляться захвату:
— Всё, всё, я в порядке, сам дойду. Высушиться надо, я же не могу, как ты.
Мэлло топорщит, а потом резко складывает обратно пластины, и вода с них срывается. Да. Опять похож на собаку. Опять я подсознательно пытаюсь провести знакомую аналогию с приятными вещами.
— Ник не слышит? — спрашивает Мэлло, я бы сказал, что с надеждой, потому что полосы светятся неярким желтоватым.
— Эм… — мешкаю. — Да нет, ничего. Шумит что-то из оборудования, и твой пульс. Вот сейчас было. И сейчас.
Сайл выпускает меня молча, но продолжает внимательно следить, как я обсыхаю в потоках тёплого воздуха. Заботится. Но заинтриговал же тем, что я такого должен был услышать!
— Мэлло, а что не так-то? — оборачиваюсь к нему. — Чего я могу не услышать, что услышишь ты? Слух, знаешь ли, у тебя не врождённый.
Почти издеваюсь, но сайл неожиданно серьёзен:
— Мэлло. Как единицу. Одного. Мэлло думал, Нику будет легче, чем Рой. Отцы помогают потомству слышать, когда держат.
— Прости, — качаю головой. — Я понимаю, это важно, Рой надеется на твой проект, — кривлю уголок рта, — но нет. Ничего.
Мэлло дёргает головой, и под его глазами на секунду вспыхивает голубой и белый, чтобы тут же погаснуть. Эмоция. И сейчас это не приветствие. И не просто обозначение меня. Что-то другое. И перекрывает его обида, если сайлы вообще могут её испытывать. Неплохо было бы узнать, кстати.
— Мэлло, вы умеете обижаться? Отдельно каждый, или весь Рой может затаить обиду?
— Нарушение планов? — переспрашивает сайл.
— Вроде того. Ну, когда ты надеялся на один результат, а он другой. Или никакого. Когда ты что-то доказывал, а оказалось, что был неправ. Или кто-то другой сделал тебе неприятно, а ты не можешь ему отомстить.
— Думаем, — отзывается сайл. — Остановка мысли. Перенастройка на другое. Поиск выхода, решения.
— Понятное дело, что обижает какая-то проблема, и вы, похоже, вообще не знаете, что такое сдаваться. Но эмоция же есть?
— Нет, — возражает сайл. — Отсутствие мысли. Эмоций. Пауза. Один толчок сосудов.
— То есть прощения у тебя можно не просить? — пытаюсь улыбнуться.
— Хорус так говорит. Нику удобнее.
— Наверное, — соглашаюсь.
Когда-то давно, кажется, что в конце прошлой жизни, я думал, что никогда не смогу улыбнуться сайлу. Извиниться перед ним. Просто поговорить. Даже не так. Что это всё будет естественно восприниматься мной. И что я буду говорить что-то вроде:
— Надеюсь, мне не придётся красить тело в разные цвета и заплетать из волос усики, чтобы ты не передумал насчёт стаи и метеорита или что там ещё хотел.
— Нет. Не нужно. Ник слабый, — беспокоится сайл.
— Значит, я сам буду решать, когда у нас будет секс, — хмыкаю. — Буду манипулировать тобой.
— Не нужен, — категорически заявляет сайл и переводит тему: — Усы. Нет понимания.
— Ну, у ваших самок же есть, из головы торчат, — показываю на себе, растопырив ладони в попытке изобразить, скорее, оленьи рога.
— Пластины. Самки слышат Крылатый Рой, слышат других. Когда Рои близко.
Представляю, насколько там «близко» по космическим понятиям, если на чутьё самок ориентируется вся звёздная флотилия сайлов и не сбивается с маршрута. Нашу же планету нашли. Как и многие другие.
— Вы летите по маякам, — утверждаю, уже вполне тривиально для обсуждения столь высоких материй втискиваясь в комбинезон.
— Да, маяки входят в резонанс, когда Рой близко. Их оставил Крылатый Рой. На планете Роя тоже был.
— Получается, этот Крылатый Рой отмечал жертвы? А вы не думали, что он прилетит за вами?
— Нет, Ник. Рой нашёл маяк. Познал. Понял. Разрушил. Там было послание.
— Понятно, — киваю. — Очень продумано. Неразвитые так и будут поклоняться этим булыжникам, как чуду света. А те, что разовьют опасную военную мощь явно накроют маяк ядерным взрывом вместе с собой.
— Рой видел пустые планеты с маяками. Без жизни.
— Ага, значит, не одни мы увлечены геноцидом.
— Космос. Виноват космос.
— Да-да, — отмахиваюсь. — Сход с орбиты, солнечные бури, метеориты. Не все же их ловят и едят. И что, всегда так?
— Рой был на планете, где умирали от болезни. Рой добил её жителей.
— И что потом делал? Вы же размножаться должны были.
— Самка задержала цикл. Рой собрал ресурсы.
— И дальше в космос, кончено же, — тяну. — А нас бы погубила ненависть и ядерный распад. Или тоже зараза какая. Только мы бы сами её вырастили и выпустили. И вы всё равно нас почти убили. Даже если где-то у вас есть женщины, на которых вы этот свой Дар испытываете, и вы нам их вернёте. Мы не восстановим уровень жизни. Первобытные костры и охота на дичь — вот что нас ждёт. Может быть, мы сможем удержать пару-тройку городов от совсем уж беспредела, построим резервации, что-то такое. Мы сами же не раз фантазировали. Теперь это станет реальностью.
— Рой скорбит, — вдруг заявляет мне Мэлло. — Поздно понял. Не предотвратил.
— Само собой. И Дар ваш тут не поможет. Как Рой ещё научиться жить нужно, а тут выживать придётся.
Понятно, что намерения были не такие уж и кошмарные, и что Рой действительно не рассчитывал на то, что люди каждый сам по себе, и у нас нет единой цели и знаний, мы не сможем организованно восстановиться и прогрессировать дальше, разобрать уже эти блядские пирамиды и, затаив злобу, а, может, и благодарность за вразумление, строить собственный флот космолётов.