Chorus (СИ) - Страница 3

Нет, идёт себе тихо. А вокруг потянулись уж совсем незнакомые кварталы, в которых я и до прилёта Роя не был ни разу. Какие-то развалины, памятники архитектуры, которые, судя по табличкам, ещё охраняются больше не существующим государством, хибары, бомжатники… Да и с освещением здесь похуже, встречаются даже совсем тёмные участки. Ну точно, маньяк. Неужели бандитов всех рас подсознательно влечёт в такую местность? Видимо, всё же я прав. Потому что в одном из переулков — беспредел.

Сайлов — трое, вонь от них — как будто бензовоз перевернулся. А парень на всех — один. Это нарушение номер раз, правила «Опеки населения» гласят, что не более двух в течение четырёх часов, или не более трёх раз с одним партнёром. Нарушение номер два — тот уродец, что в данный момент делает садку — использует язык. Не то чтобы запрещалось, но он им парня душит!

Ясно, зачем. Сайл с рыжевато-бурой блестящей шкурой, отчего напоминает мне таракана-мутанта, двигает брюхом размеренно, быстро, длинный, склизкий отросток-член, омерзительного бордово-синего цвета, входит в парня легко, схлюпаньем. Уже всё смазано, разработано, поддаётся. Давно трахает, и основательно.

Выглядит мальчишка ужасно. В чём-то изодранном вместо комбинезона, на спине — вспухшие кровавые полосы. Такие я видел на оформленных шлюхах, их оставляют плети-языки чужих. Дёргается худым телом, задыхаясь, раня руки и ноги, но тем только раззадоривая сайла-насильника. Ему этого и хочется, полосы под глазами — яркости неона. Удовольствие. Страсть. Похоть. Сильней, чем человеческая, но похожей природы. Трахает парня самозабвенно, даже театрально, красуясь перед остальными, всё быстрей, всё сильней сдавливая ему шею.

И я вижу, что у парня на тонких руках — нет браслета. Бродяга. Пойманный беглец, неведомо, как и где выживавший эти три года. И сайлы в своём, придуманном ими же, праве.

А я как к асфальту приклеился, словно сам чувствуя весь страх первого раза с сайлом. Горячее, тонкое, длинное нечто, вторгающееся в то место, которое и врачу стыдно показывать. Тёплая слизь, стекающая по ногам, боль в разрезанных руках. Отчаяние. Ужас. Унижение. Но меня хотя бы не душили насмерть!

Решаюсь. Моя жизнь уже, должно быть, кончается. А сколько ему, извивающемуся под инсектоидом? Шестнадцать? Хорошо, если так. Его можно спасти.

Не успеваю. Коричневый сайл резко замедляется, вводя член в многострадальную задницу парня с чвоканьем, толчками, и так же медленно вынимает, снова вводит. Как бы любя. Только это — нехороший знак. Нарушение номер три, неужели… Втягивает язык, и парнишка судорожно, на всхлипе, всасывает в себя воздух. Чтобы через секунду — жутко закричать.

Но сайлы — глухие. И его пьяному трахальщику-насекомому нет дела до того, насколько больно парню. Выгнулся, ввёл член полностью, замер, но на деле накачивает внутренности бродяжки семенной жидкостью, что по составу — едкая кислота.

У меня у самого ноги подкашиваются. Я знаю, каково это. Огонь боли изнутри, хочется орать, блевать и высрать все свои органы сразу. А сайл держит, сайл кайфует. Не все выживают после такого.

Парень сбился на звериный, утробный вой, и когда чужой, кончив, отбрасывает его от себя, не прекращает выть. Из ануса вытекает чёрно-бурая жижа, и в ней точно есть кровь.

Два других сайла, не менее пьяных, чем насильник, всё же стукают зацепами об асфальт с неодобрением на светящихся полосах. Такое по их меркам — позор, вроде как обоссаться в компании для людей. Тебе-то, может, и отлично, но окружающим — неприятно.

Как я понял, обычно сайлы кончают чисто для удовольствия, без всяких излияний. Такой же оргазм, с кислотной кончой — это для оплодотворения матки, и только. Даже неопытным и сильно пьяным непростительно. Но тут попроще — бродяжку потом можно и нужно просто убить, и никто не узнает. Только он больше не бродяжка.

Бросаюсь к нему, пробежав под животом у одного из сайлов. Перещёлкиваю свой браслет парню на руку, слабо отдавая себе отчёт. Бью его по лицу, отвлекая от ада внутри — если вытечет большая часть, не умрёт:

— Стань мной! Слышишь! Единственный шанс!

Скулит, но прижимает к себе руку с браслетом, как с величайшим сокровищем. А так оно и есть в этом проклятом мире.

И теперь сайлы обязаны ему, пытающемуся отползти из всё увеличивающейся лужи, заплатить и за секс, и за ущерб здоровью. И закрыть мой рабочий долг-опоздание заодно.

Только теперь это я — беглец и бродяга, хор-никто, и делать со мной можно что угодно. Немые сайлы это усекли даже пьяными, и тот, который насиловал паренька, цепляет меня лапой за комбез. Член у него ничуть не опал, покрытый теперь не только слизью, но и кислотой. Которой — быть во мне, доставлять незабываемые ощущения. Раскрывает пасть, выпуская язык. Последний секс в моей жизни, похоже, будет смертельно страшным.

Но меня отталкивает назад тёмная лапа, мягко, но как-то чересчур сильно. Не удержавшись на ногах, хлопаюсь на асфальт уже второй раз, оказываясь под брюхом у тёмного сайла. А я и думать забыл про него в порыве сумасшедшего альтруизма. Похоже, считает меня своей добычей, очень бестолковой, конечно, и делить ни с кем не намерен.

А коричневый совершает последнюю, роковую ошибку в своей жизни. Пытается ударить моего тёмного покровителя лапой, метя зацепом в глаза. Как же до боли похоже это поведение на драку людей-выпивох у бара ночью! Только светло и ни звука, кроме всхлипывания парня, отползающего из лужи. Фарс немого кино. Очень страшный.

Естественно, коричневый промахнулся. А в следующую секунду чёрный прыгнул вперёд и вверх.

Я ожидал лязга, смачного удара, хруста. Нет. Четыре конечности с выдвинутыми зацепами ударили в панцирь с мелодичным, гудящим звоном, как от хрустальной вазы, только оборвано, резко, и опрокинули коричневого на спину. Как таракана или жука.

Чёрный сайл чуть присел на задних ногах, вцепившись передними и средними в брюхо обидчика. Вот теперь — хруст, как от стекла. Как будто каток давит бутылки. Но это — от раздираемого на две части брюха сайла.

Я тут думал, что же у них внутри. Теперь увидел. Голубое, чёрное, вязкое, пульсирующее. Толком не разобрать. С резким, химическим запахом. Оказывается, сайлы могут чем-то пахнуть, кроме бензина. Правда, уже мёртвые.

Коричневый инсектоид пару раз дёрнулся и затих. Чёрный отступил, полосы под глазами светились, но неярко. Не ярость, и не злость. Раздражение. Брезгливость. А на меня напало что-то вроде истерического восторга. Вот как они решают дела между собой. Бесшумно. Быстро. Жестоко и изящно.

Дружки или, как называют сайлы свои компании, стая, разорванного поклонились до земли, но не чёрному инсектоиду, а парнишке, всхлипывающему от боли, потому что он даже руку не поднял. Дикий, что с него взять. Браслет мигнул и загорелся ровным зелёным, потом потух. Не только оплата за изнасилование, но и компенсация, позволяющая купить лекарство, и гарантирующая два выходных дня. Повезло бродяжке. Ну хоть кому-то. Надеюсь, он успокоится, всё обдумает, и сможет стать мной.

Тёмный сайл, сверкнув ослепительно-белой полосой на боку, развернулся и показал мне на своём языке «идём». Так, как будто ничего не случилось, убивать себе подобных — дело каждого его активного дня. А, может, так и есть. Может, он военный генерал, каратель, судья, или просто убийца. Или всё сразу, как случается и у людей. Иду я, иду. Прости, хнычущий парень, дальше сам, я сделал, что смог.

Ещё пара кварталов, и сайл останавливается, наклоняет голову вниз, замирает. Я знаю, что он делает. Зовёт свою машину-помощника. Телепатически, конечно. Но странно, что он так далеко от неё отошёл, обычно сайлы почти не расстаются со своими агрегатами.

Получив ответ, расслабляется и, подогнув под себя конечности, ложится. Становится похожим на живую чёрно-синюю крепость с глазами, под которыми полосы сообщают мне «жди». А судя по тому, что сайл улёгся, ждать долго. Чем так занята его машина, что даже на зов хозяина не откликнулась?

А я, кстати, устал. Очень. Это только казалось, что сайл шёл медленно, и я легко за ним успевал. На самом деле — выматывающе, на пределе, на дурацкой скорости — не бег и не шаг. Вспомнились тупые NPC в игрушках. Так вот как должен себя чувствовать герой после очередного квеста-сопровождения! С ног валиться. К тому же, я ничего не ел с самого утра. Не думал, что буду думать о порции остоебавшей питательной жрачки как о чём-то очень желанном.