Chorus (СИ) - Страница 15

Теперь уже нежно и осторожно обхватываю чёрный, склизкий орган, потираю, прижимаюсь к нему телом, чтобы ласкаемая мной поверхность была больше. Нежничаю, но в то же время работаю руками быстро, сжимаю его крепко. Странный такой, горячий, тёмный, с неглубокими желобками, из которых всё сочится и сочится слизь, покрывающая меня, стекающая по груди и животу.

Оказывается, пахнет, тонко, очень приятно, как будто свежей бумагой или типографской краской. Живой, пульсирующий, упругий, и… Я, наверное, в трансе немного от странности происходящего, но высовываю язык и провожу по кончику этого внушительного члена, поперёк, слизывая выделения. Кисловатые, тёплые, но не неприятные. Ещё лизнуть, что ли?

Надавливаю языком, вывожу зигзаг на этом потрясающем стволе, и чувствую, как и у меня самого внизу кое-что твердеет. Не знаю, слизь ли, стекающая с живота вниз, тому виной, необычность ситуации, или какие-нибудь возбуждающие вещества, что я слизнул, но…

Я возбудился, удовлетворяя сайла. Возбудился от его присутствия, до болезненных спазмов в животе, до тяжести в пояснице, сам потёк, ноги задрожали… Быстрее бы, быстрее довести его до удовлетворения и подрочить, да хоть прям при нём, наплевать вообще.

Сжимаю чёрную громадину сильней, трусь о неё, ласкаю руками, облизываю, сначала по длине, потом — запустив язык в овальное отверстие на самом кончике. Почти обжигаясь уже даже не вылизываю — потрахиваю языком эту дырочку, и скрип когтей сайла, который остро кайфует — как музыка, обещающая мне освобождение, удовольствие.

О, совсем скорое — сайл подаётся на меня, вперёд, и я, наивный, давлюсь, захлёбываюсь, хорошо, что не кислотой, слизью, но такой порцией, что идёт и носом, и заполняет рот и горло, и стекает по шее вниз, по рукам, плечам, на спину…

Отпихиваю член сайла, кашляю, хрипло глотая воздух; мокрый и от слизи, и от пота, на глазах — слёзы выступили, но разве это остановит меня от того, чтобы как следует передёрнуть?

Это-то нет, а вот язык-щупальце, обвившийся вокруг моих запястий, притянувший их друг к другу, вполне. Дёргает, отчего я, естественно, упал на спину, но весьма мягко, потому что сайл подхватил конечностью, и осторожно устроил на полу, под собой, в луже слизи.

Я, увидев его яркие полосы под глазами, взвыл от разочарования, забился, сопротивляясь.

— Интересно, — заявила мне довольная образина.

И, не спросив моего разрешения, чужой вытянул дополнительные конечности и скользнул ими мне по груди, задев соски гладкими, горячими пальцами. И я, каюсь, застонал. Как девка, да. Смутившись сам себя, отвернулся от морды сайла, закрыл глаза, но подался бёдрами вперёд, умоляя о ласке, подумать только, инсектоида. Чудовище. И он — не отказал.

Помню обрывочно. Как облизывал тёмные пальцы, покусывая пластины на них, как тёрся членом сам, толкаясь в «ладонь» сайлу, как заходился стонами, когда он понял, как именно нужно обхватить мой член, как покрикивал, извиваясь, как животное, от нечеловеческих ласк. А кончил, едва не охрипнув, всего лишь от того, что сайл нежно потёр мне дырочку, даже не проник внутрь, только дотронулся…

Отпустил меня тут же, как я попытался освободиться, отступил на пару шагов. Смотрит на меня. А мне так стыдно, что щёки пылают. Утираюсь, встаю из лужи, представляя собой довольно жалкое зрелище.

— Почистись, — предлагает мне сайл.

— Сам знаю, — огрызаюсь.

Подбираю комбинезон, позорно шествую мыться. Нет, ну надо же так… так влипнуть. И сам же виноват, идиотина!

Оттираюсь так, как будто хочу смыть с себя слизь вместе с кожей. Ладно, это точно не моя вина, точно… стресс, недотрах, нездоровое любопытство… зато узнал теперь, какие они, эти «руки»… опять заныло чуть ниже живота. Я выкрутил воду похолодней. Ещё чего. Так. Девушки, девушки…

Но при мысли о девушках стало ещё хуже — в голову упорно лезли воспоминания о той, рыженькой, плавающей в чане. Совсем рядом. Прополоскав рот и сплюнув, выхожу. И чуть не спотыкаюсь о сайла, устроившегося глазастой кучкой посередине моей комнаты.

— Ник спрашивает, — довольно возвещает мне он.

Ну да, я же обещал. Но кто ж знал, что всё так повернётся? Плюхаюсь на лежак, заворачиваюсь в одеяло. Как же я хотел бы сейчас побыть один, и уж тем более не видеть эту чёрно-синюю тварь перед собой! Но, кажется, спутник Архивариуса жив до тех пор, пока тому интересно. Хочешь не хочешь, а придётся сделать вид, что ничего особенного не случилось. И спросить хотя бы про то, что может меня оправдать:

— У вас в состав этой слизи… что-то входит? Ну… афродизиак?

— Нет понимания.

— Ну, вы так другие расы возбуждаете? Химически?

— Нет. Не вашу. Разный состав.

То есть я хотел сделать, как лучше, а получил только больше унижения от правды. Выходит, я завёлся сам, стыдно сказать, почему. А сайл, соскучившийся ждать, спрашивает меня сам:

— Нику было больно? Ник кричал.

Хочется соврать, что мне было больно, противно, может меня убить вообще… но…

— Нет. Приятно…

Отворачиваюсь к стене, шумно дыша. Как когда-то, в прошлой жизни, когда меня застала сестра за мастурбацией.

— Лучше мальчика?

Сайл спрашивает о том случае с бродяжкой. Да, он за нами подсмотрел, и я был тогда тоже весьма несдержан. Вот тут совру.

— Не знаю. Не уверен.

— Ник расскажет, как лучше?

Полосы под глазами сайла — цвета перистых облаков, голубовато-бело-бежевые, резко выделяются на тёмной шкуре. Я знать не знаю эту эмоцию.

— Архивариусу и это может быть интересно?

— Да, — отвечает. — Ник будет ещё изучать?

Хитрая жучиная задница. Вот уж кто не скрывает того, что ему понравилось.

— Не сейчас, хорошо? Потом.

Сайл одобряет:

— Как Ник захочет.

Да, ценю свободу. Спасибо. Не захочу. Мне до сих пор кажется, что я весь липкий, а позор так вообще не отмыть.

— Ник спрашивает, — снова пытает меня, сволочь.

Но только я пытаюсь изобрести какой-нибудь вопрос, чужой встаёт, и спрашивает уже о другом:

— Ник пойдёт?

Киваю и выбираюсь из лежака. Пойду. Если останусь здесь, захочу с собой покончить, накручивая терзания. Комбинезон, кстати, приемлемо чистый, хорошо, что я его снял… нет, плохо. Ужасно, что я вообще это затеял. Кто меня теперь застрахует от внезапного сайла, тыкающего в меня членом? С другой стороны, когда я был от этого застрахован? А так хоть жопа цела.

Идти, оказывается, недалеко — всего лишь до середины зала, где припаркованы домики Архивариусов. А потом сайл резко ускоряется, так, что я уже не успеваю за ним. Несётся вперёд огромными скачками, и только для того, чтобы врезаться с силой в другого инсектоида, так же рванувшего навстречу, сцепиться с ним, и покатиться черно-сине-лилово-красным клубком.

Дерутся? Нет. Котята великорослые! Расцепившись, бодаются, двигаясь по кругу, как будто танцуя. Снова кидаются друг на друга, обнимаются дополнительными конечностями, чёрные — к тёмно-лиловым. И больше всего это похоже на…

— Ник, это стая, — объясняет мне «мой» сайл.

Друг, значит. Ну, такой. Мельче, лиловый с красным отливом, глаза — вишнёвые. И тоже зигзаг Архивариуса на боку.

— А я — больше нет? — насупливаюсь.

— Стая, — просто отвечает мне.

Не понимает же ни иронии, ни издёвки. А мне что-то не хочется быть в стае с каким-то левым сайлом, которого я первый раз в жизни вижу. Так. Стоп. Я что, ревную?

— Ну вечно ты меня опережаешь!

Из-за спины лилового инсектоида выходит никто иной, как парень-бродяжка. Тоже в костюме помощника Архивариуса, но смотрится комбинезон на нём так себе. Вот уж не ждали, так не ждали.

— Пойдём, отойдём, поболтаем?

— Я отойду? — спрашиваю разрешения у своего сайла, но он и без меня занят общением с другом.

Мне достаётся только «да», мелькнувшее на мгновение на полосах.

— Я знаю, тебе не терпится узнать, как так вышло! — утвердительно заявляет.

— Ты хоть имя мне своё сначала скажи, — бурчу.

— Надо же, трахался со мной и не интересовался!