ЧОП «ЗАРЯ». Книга четвертая - Страница 10

На пяти лежали тела, прикрытые простынями. Свет горел только над одним столом, где лежало раскуроченное тело взрослого мужчины. Грудина была раскрыта и перекручена металлическими винтами-бабочками. Причину смерти можно было определить даже без диплома: тут и черепно-мозговая, и несколько колотых в области шеи, и следы от вил на ребрах. При этом труп выглядел ухоженно – и волосы на целой части головы были чистыми, и ровные ногти на свисающей вдоль стола руке – тоже.

«Санитар» прошел в дальнюю часть комнаты, свернул к письменному столу и начал шуршать бумагой. Мы проскочили за ним и спрятались под простыней.

– Его не вскрывают, а наоборот штопают! Прихорашивают, типа, – прошептал Стеча. – Как раз обсуждали это дело, когда я награду получал. Это сынок одного богатея, девчонок фабричных похищал и до смерти насильничал. Так работяги его сами вычислили, на вилы подняли, а потом прессом раздавили.

– Я не чувствую в нем сейчас энергии, даже остаточной, – тихо сказал я и прикрыл глаза, фокусируясь на ощущениях. – А девчонки сами тоже тут?

– Скорее всего. Работяги его вместе со схроном нашли, где он жертв прятал. Это плохо?

– Может и пронесет… – задумался я, – если свежей крови не будет. Нам-то всего лишь спросить.

– Прям просто спросим?

– Почти, – улыбнулся я. – План есть, подсоби, чутка.

Санитар (я решил называть его «человеческий чучельник») закончил со своей трапезой. Громко рыгнул и снова зашуршал промасленной бумагой, собирая мусор. Напевая под нос что-то из шансона, он подошел к столу с покойником, вытер жирные пальцы о халат и взял какой-то странный инструмент, похожий на шпатель.

Прицелился, как художник перед важным мазком, замер и икнул, начиная бледнеть.

Труп на соседнем столе зашевелился. Простыня вздрогнула и начала дыбиться, будто покойник пытается поднять руку. Потом вторую, а потом и вовсе решил сесть.

Ловкость навыков Ларса, мои воспоминания из детства, как Карлсон гонял по крыше бандитов, и вуаля – получите локальное восстание мертвецов. Мужик со звоном выронил шпатель, побледнел, сливаясь цветом со своим халатом (даже пятна похожие выступили), и сделал шаг назад. Уперся в невидимого Стечу и тихонечко взвизгнул.

– У-у-у-у-у, – вполне натурально прогудел Стеча. – Я Лёнька Воробей, где мое те-е-е-ело-о-о-о?

Санитар осел на пол, промычав что-то нечленораздельное. Пришлось нам снизить интенсивность трепыхания простыни и повторить вопрос. А потом еще раз. И еще, чередуя угрозы с обещанием награды.

– Так, так, т-т-так… – заикаясь начал санитар, и его как будто прорвало. – Так третьего дня как продал доктору Шлякову в анатомический театр. Не убивайте только! Я верну деньги. Все верну! Я не виноват, у него все равно головы не было. Никто бы за ним не пришел, а студентам практика нужна.

– А голо-о-ова-а-а где-е-е? – завыл Стеча и чуть было не переборщил, потому что санитар начал закатывать глаза, теряя сознание.

– П-п-п-привезли таким, его же расплющило в ловушке у ювелира…

У Стечи закончилось действие невидимости, и под ярким медицинским фонарем он будто бы вывалился из пустоты, всей своей тушей заслонив свет.

Санитар дернулся, как припадочный, подскочил и, не разбирая дороги, бросился бежать. Наступил на шпатель, нога проскользила по кафелю и с хрустом подвернулась. Мужика занесло, и он со всей дури влетел головой о край соседнего стола. Что-то опять хрустнуло! Неуклюжий санитар с разбитым носом рухнул на пол, а на ослепительно-белой простыне осталось свежее пятно крови.

Алое пятно начало растекаться, впитываясь в ткань, а потом, нарушая все известные мне законы физики, побежало вверх. То тускнея, то проявляясь причудливыми узорами, как пятна на маске Роршаха из комиксов про Хранителей. Достигнув наивысшей точки, на уровне груди лежавшего под простыней трупа, пятно остановилось и полностью впиталось внутрь. Но теперь простыня начала подниматься вверх.

– Упс, нехорошо вышло! – Стеча, стоя с другой стороны стола, не видел пятна крови, а только осевшего на пол санитара. – Матвей, отключай уже простынку, больше мы не узнаем ничего.

– Стеча, беги! Это уже не я!

Дважды повторять не пришлось. И не заметить, что проделки совсем не мои, было невозможно. Окровавленная простыня взвилась под потолок, скрутилась, будто ее выжимают невидимые ручища, и начала бешено вертеться, разбрызгивая вокруг красные капли.

– Это же нос, здесь артерии нет! – завопил Стеча и, подхватив санитара, зажал ему кровоточащий перекошенный нос. – Какого хрена так хлещет?

– Вали уже отсюда! – крикнул я и попятился, подталкивая и прикрывая здоровяка.

– Держись, помощь приведу, – крикнул Стеча и потопал к выходу, откуда донеслось уже менее уверенное: – Или хотя бы Банши…

Вся кровь, которая натекла на пол, отдельными каплями поднялась в воздух. Капельки делились пополам, а потом распадались на еще меньшие частицы. Красные точки устроили хоровод над столами, ощутимо повеяло холодом – это что-то невидимое забарабанило резкими хлопками открывающихся холодильных камер. А потом все замерло: и капельки, и простыня, и сквозняк. Будто время остановилось и чего-то ждет.

Продлилась эта выжидающая тишина не долго. Только я сделал еще один шаг назад, как капли ливнем рухнули на оставшиеся простыни на столах. И уже через секунду в воздухе под потолком кружило уже пять белых полотен. Ткань выдавливалась вперед, создавая очертания женских тел.

Груди, тонкие плечи, узкие бедра, аккуратные лица – как слепок, только наоборот. Края простыней все еще трепетали, но я уже четко видел молодые девичьи лица. Сквозь белую ткань проступила кровь: у ближайшей девушки тонкая струйка потекла из-под сердца, у соседней кровь залила глаза, у следующей в красный цвет окрасилась шея.

Агрессии они пока не проявляли. С легким шорохом, похожим на стон, шелестела ткань на сквозняке. Простыни слетелись к раскуроченному трупу маньяка, но вместо того, чтобы наброситься на него, начать рвать, метать или мстить каким-то иным способом, они стопкой (одна за другой) накрыли тело.

– Это они зачем? Как-то не сильно они его ненавидят?

«Обычное явление, – ответил Ларс с чисто профессорской интонацией. — Порабощенные души после смерти служат своему хозяину. Пора бы тебе матчасть подучить-то…»

– Развели, понимаешь, Стокгольмский синдром.

«Чего развели?» – уточнил Ларс.

– Вот-вот сам иди, матчасть подучи, умник.

Шутки шутками, а потерянные тряпичные души прямо у меня на глазах накачивали маньяка силой. Танец простыней – от объятий до полетов вокруг с едва заметным касанием – начал потихоньку действовать. Тело зашевелилось и неуклюже рухнуло со стола. Зазвенели металлические зажимы, что-то треснуло.

Покачиваясь и хватаясь непослушными руками, тело смахнуло инструменты с ближайшего стола, но ухватилось за край и медленно встало в полный рост. Повернулось ко мне и расправило плечи. Прищепки с зажимами брызнули в разные стороны, полностью раскрывая распоротое брюхо. Ребра выгнулись и стали выпирать, будто острые клыки. Получилось две челюсти, повернутые на девяносто градусов, между которыми клубилась тьма.

Может, и к лучшему, что клубилась, ибо изучать по нему анатомию мне совсем не хотелось. Задиру я зарядил по новой схеме, чередуя светляки, зажигательные и разрывные. С серебром не жадничал, его просто не было.

Первая пуля ушла прямо в черную «реберную глотку». Без эффекта – я будто спичку в воде затушил. Тоненькая струйка дыма, запах серы – вот и все, что я получил. Если не считать взбешенных призраков девушек. Простыни, как гарпии, взвились к потолку, и стали хлопать «крыльями», вытягивая лица в жутких гримасах.

Я попятился и выстрелил второй раз. Зажигательным я целил в голову, чтобы попасть между двух зеленых полосок света, тянущихся из-под прикрытых век.

Пуля до цели не долетела. Одна из простыней молниеносно бросилась наперерез. Сжалась в шар и поймала мою пулю. Покраснела, как светильник, в котором зажгли лампочку, и разбухла. Потом сжалась, выдав несколько «сердечных» сокращений, и развернулась обратно в девушку, будто ничего и не произошло. Белизна только исчезла, сменившись серым цветом с черными подпалинами.