Чиж: рожден, чтобы играть. Авторизованная биография - Страница 3
Собственно, Чиж никогда не скрывал, что на него, как и на многих сверстников, повлиял громадный музыкальный пласт 1970-х — вокально-инструментальные ансамбли. Сегодня в адрес ВИА сказано немало гадостей: их критикуют за неискренность текстов («Любовь, комсомол и весна!»), за одесско-кабацкие ритмы «умца-умца» и невероятно раздутые (за счет духовых инструментов) составы. Но других артистов провинция не знала и знать не могла.
— Мне всегда очень неловко, смешно и даже грустно слышать, когда какой-нибудь парень говорит, что он «воспитывался на блюзе». Где же это он, интересно, мог взять блюз в нашей-то стране, да еще в каком-нибудь 1971 году?.. Радио с утра включаешь, а там — что передадут, то и передадут. То есть гимн СССР, концерты по заявкам сельских радиослушателей, «В рабочий полдень».
Тот же Андрей Макаревич, который заболел рок-музыкой, услышав, как отец переписывает на магнитофон битловский альбом «A Hard Day’s Night», честно предупреждает: «Не надо забывать, что музыкальная информация попадала в нашу страну с трудом и не ко всем». Стоит добавить, что далеко не каждая советская семья могла похвастаться наличием того же магнитофона. Чиграковы, например, могли позволить себе только радиолу — гибрид радиоприемника и проигрывателя.
На этой «вертушке» Чиж прослушал сотни грампластинок «Мелодии», советской звукозаписывающей фирмы-монополиста. Стоили такие пластинки (они были двух видов: гибкие и на твердом виниле) сравнительно недорого — от 60 копеек до 2 рублей с небольшим, поэтому их могли регулярно покупать даже самые небогатые семьи. Все эти записи Чиж затирал буквально до дыр: «Я на них учился, все эти песни я просто переиграл».
Учиться было чему: в советских ансамблях играли крепкие профессионалы (достаточно упомянуть «Веселых ребят»[3] и белорусских «Песняров»), которые не могли или не захотели реализовать себя в андеграунде. Они, несомненно, знали западную рок-музыку. Ее влияние отчетливо слышалось в инструментальных партиях, аранжировках и даже вокальной манере (не говоря уже о явных цитатах). В каком-то смысле, копируя западный саунд, ВИА готовили слушателей к встрече с настоящим, неразбавленным роком.
Нередко в поисках потенциальных шлягеров ВИА напрямую черпали из репертуара западных звезд. Те же «Поющие гитары» записали на своих пластинках инструментальные композиции групп Shadows и Tremulous, «Голубые гитары» — битловскую «I Saw Her Standing There», «Веселые ребята» — битловскую «Ob-la-di, Ob-la-da» и «Down of The Corner» из репертуара Creedence C. R. (за что руководство фирмы «Мелодия» получило партийные взыскания).
Когда петь по-английски было «не рекомендовано», музыканты стали придумывать свои тексты. Тот же «Старенький автомобиль» — это вольный перевод битловской «Drive My Car», сделанный солистом «Веселых ребят» Леонидом Бергером, а безумно популярные в середине 1970-х «Карлсон» и «Прекрасное воскресенье» в исполнении «Поющих гитар» — русские версии хитов группы Christie и британца Дэниэла Буна.
Еще одна позитивная черта ВИА заключалась в том, что с ними охотно сотрудничали замечательные композиторы-мелодисты — такие как Давид Тухманов, Юрий Саульский, Вячеслав Добрынин.
— Мне безумно нравился Юрий Антонов, — говорит Чиж. — Это наш советский Маккартни и Элтон Джон. «У берез и сосен», «Несет меня течение», «Кончается лето», «Для меня нет тебя прекрасней»... Какую песню ни возьми — просто блеск!.. У «Самоцветов» была совершенно шикарная вещь: «Ты за парту со мной снова рядом садишься, / из-за этого я, может, двойку схвачу. / И не мне одному ты, красивая, снишься...» Или «Школьный бал», который пел Валентин Дьяконов, их солист. Лучше песни про школу, по-моему, еще никто не написал.
Другой музыкальной стихией, затронувшей Чижа, стали блатные и дворовые песни: «Так это наши корни, как ни крути. Глупо было бы ответить, что наши корни — это Мадди Уотерс. На самом деле это то, на чем вырос каждый из нас: каждый пацан стоял в подъезде и играл блатные песни. Больше подобрать он не мог, он знал три аккорда и играл Аркашу Северного “Дело было в старину под Ростовом-на-Дону”. Кто не играл, тот мудак на самом деле».
Когда Чижа спросили в 1995 году в телепередаче «Рок-урок», с чего начинается рок-н-ролл, он не задумываясь ответил: «С аккорда ми мажор». Но лично для него этот путь начался со школы игры на аккордеоне Альфреда Мирека.
Это случилось в 1971 году, когда он наконец-то поступил в музыкальную школу. В Горьком родители купили ему за 216 рублей подростковый («трехчетвертной») немецкий аккордеон марки «Weltmeister». Если учесть, что мама получала 90, а отец 100 с небольшим рублей, это был месячный заработок всей семьи. Естественно, родители скопили эти деньги, в чем-то ущемляя себя, в чем-то — старшего сына. «Мне, наверное, тоже было отказано в каких-нибудь новых ботинках», — говорит Чиж. Зато аккордеон стоял на самом видном месте и был заботливо накрыт бархатной накидкой. По сути, это был не музыкальный инструмент, а пропуск в светлую жизнь.
Родители видели младшего сына преподавателем музыки: костюмчик, белая рубашка, галстук. Ты идешь по улице с кожаной папкой, а навстречу тебе, улыбаясь, ученики: «Здравствуйте, Сергей Николаевич!» Тепло, светло, и мухи не кусают. Почет и уважение. Отец не уставал повторять: «Учись, Серега, а то будешь, как я, вставать в пять утра и тащиться на завод». (Отец понимал, от какой участи предостерегает сына, это подтвердила его собственная судьба: в 1983-м он помогал рабочим перетаскивать станок, надорвал сердечную мышцу и умер.)
Мечты самого Чижа менялись, как стекляшки в калейдоскопе: «Я ходил к маме на работу в техникум, она отводила меня в библиотеку, и я зарывался в книжках. Когда Конан Дойль в руки попал — всё, труба! Я — Шерлок Холмс!.. Потом был фильм “Попутного ветра, «Синяя птица»!”. Мне тогда хотелось научиться так жонглировать и ходить по канату, как ходил этот шпион, и одновременно выслеживать каких-то югославских гадов-контрабандистов. Еще прочитал всего Жюля Верна — бредил капитанами, путешественниками. Потом решил стать шофером или художником. Полная мешанина была в башке».
Решение родителей отдать его в музыкальную школу Чиж принял без криков «ура». Как все ровесники, он хотел научиться играть на гитаре. Но коли гитары не было — ладно, решил он, сгодится и аккордеон.
— Никакой робости не было. У меня было ужасное желание играть так же, как мой брат. Мне хотелось так же, как он, совершенно спокойно взять инструмент и сыграть на нем ту же «Песенку велосипедистов». Наверное, именно это подспудно мной и двигало.
Для начала музыкальная школа научила Чижа читать «черные точечки на пяти параллельных линиях». Сейчас уже ясно, что этот важный навык помог ему избежать незавидной участи «королей подъезда»:
«Знание нотной грамоты еще никому не мешало, — считает Чиж. — Нот фальшивых становится меньше. Есть еще кодовое слово для музыканта, который знает, как обращаться с гитарой, фоно, басом и т. п. Это “тональность”. Ведь гораздо проще при объяснении коллеге по группе сказать “соль мажор” вместо “большая звездочка на третьем ладу”».
Вопреки мемуарным штампам («я прятал скрипку под кровать, рвал ноты, меня тянуло на улицу, играть в футбол...») процесс освоения нотной грамоты шел у Чижа на удивление легко.