Чистодел - Страница 12

Когда я понял, что несколько погорячился с возвращением, петля вокруг моей шеи уже затягивалась. Надо было срочно куда-то деваться, чтобы тихонько отсидеться.

Я позвонил по одному номеру, поговорил с автоответчиком. Тот сообщил, что абонент находится по делам в Европе и вернется никак не раньше чем через три недели. Второй номер я даже не стал набирать, потому что единственное убежище – это все равно что полное отсутствие такового.

Я загрустил, но тут-то мне в голову и пришла та самая мысль, на первый взгляд нелепая, как «Майн Кампф» на идиш, но при дальнейшем рассмотрении признанная не такой уж и дурной. Я решил годика на два-три устроиться на полный государственный пансион с надежной охраной и гарантированным трехразовым питанием, то есть загреметь на нары. Я подозревал, что такой дурости никто от меня не ожидал, так что могло и проканать.

Оказаться за решеткой в нашем обожаемом Отечестве так же просто, как дважды два об асфальт. Любой гражданин России, если он, конечно, не депутат, крупный чиновник или олигарх, запросто может очутиться в местах не столь отдаленных. Причиной отсидки станет любая чепуха, к примеру курица, сворованная вами у соседа, сопротивление властям в виде недостаточного восторга от получения дубинкой по почкам, физиономия собутыльника, слегка покорябанная вашими руками.

Если вы совершенно чисты перед законом, то не расстраивайтесь. Правонарушение или даже преступление вам заботливо придумают и тут же уговорят вас в нем сознаться. Был бы, как говорится, человек хороший, а уж без статьи его не оставят.

Что же касается вышеперечисленных категорий российских граждан, то у них с лишением свободы наблюдаются серьезные проблемы. И деньги-то они воруют в заоблачном количестве, и государственными секретами торгуют как семечками, и сограждан давят насмерть персональным транспортом на пешеходных переходах, а то и вовсе даже на тротуарах, один черт, в тюрьму попасть не могут. Ну никак.

Я заявился вечерком в третьеразрядное кафе на «Щелковской». Присел за столик, заказал и употребил. Повторил заказ и опять залил водочку в себя. Не столько, правда, выпил, сколько пролил на грудь, чтобы добиться нужной вони, ибо дури у меня и своей было просто в избытке.

Я внимательно осмотрелся и сразу наметил подходящих персонажей. Именно с ними меня в самое ближайшее время и должна была столкнуть судьба.

Это были здоровенный, мордатый, изрядно потасканный самец в коричневом костюме и тетка с фиолетовой физиономией и длинной рыжей косой толщиной в руку. Они успешно освоили бутылку водки, закусили это дело салатом оливье, ожидали горячего и вовсю радовались жизни. Кавалер что-то нашептывал даме на ушко, осваивал на ощупь ее выпуклости и впадины. Та визгливо хохотала, кокетливо прикрывая рот ладошкой.

– Эй, овца! – проорал я на весь небольшой зал. – Громкость убавь!

– Чего?! – Здоровяк обалдел от такой наглости.

Он достал руку из выреза на платье своей пассии, не торопясь поднялся на ноги, нелегкой походкой матросской подошел ко мне, ухватил за шиворот и выдернул из-за стола так же легко, как редиску с грядки. Этот милейший человек потряс меня как грушу, аж зубы клацнули, от души размахнулся, но вдруг прошептал: «Ой», согнулся и ухватился руками за ширинку.

Я от души добавил ему кулаком по загривку, потом приблизился к мадам, широко распахнувшей рот, явно собирающейся заверещать, и дернул ее за косу, да так, что та осталась у меня в руках. Потом я забрал со стола лакированную дамскую сумочку, обошел кавалера, валяющегося на полу и держащегося двумя руками за первичные половые признаки, и вернулся к своему столику.

Там я вытер трофейной шерстью лицо, взмокшее от неимоверных физических усилий, вытряхнул содержимое сумочки на стол и накатил еще водчонки. Потом я взял трофейный розовый мобильник со стразами и принялся названивать по номерам барышень, отличавшихся моральной подвижностью. Они были указаны в какой-то рекламной газетке, вывалившейся из той же сумочки. Я настойчиво приглашал девушек как можно скорее подъехать и насладиться жизнью в моем обществе.

Первыми, однако, подкатили менты. Они с ходу оценили обстановку и приняли единственно правильное решение. Стражи порядка уложили меня на пол мордой вниз, пару раз дали по заднице дубинкой, потом завернули ласты за спину, окольцевали, затолкали в машину с решетками и увезли.

В околотке меня забросили в камеру с двумя бомжами и чисто конкретным пацаном из Кызыла и забыли там. Часов через сорок менты вдруг вспомнили о моем существовании, извлекли из узилища и потащили на допрос.

– Ну так что, злодей? – Следак был бодр, деловит, одет не по зарплате и явно с серьезного бодуна. – Влип?

– Получается, что да, – чистосердечно сознался я. – А что было-то?

– Много чего разного, – пояснил тот, поблескивая красными, как у графа Дракулы, глазками. – Скажи лучше, на фига ты у тетки шиньон оторвал? – Он достал из ящика стола пачку сигарет, закурил и любезно угостил меня.

– Какой еще шиньон? – обалдел я. – На хрена он мне сдался?

– Тебе виднее, – сказал следак и с удовольствием рыгнул, заполнив помещение мощным запахом перегара.

– Что теперь со мной будет?

– Значится, так. – Следователь извлек из внутреннего кармана пиджака плоскую металлическую флягу и сделал пару глотков. – На волю хочешь?

– Еще как хочу, – почти искренне ответил я. – А что для этого надо?

– Сущие пустяки, – отмахнулся служитель закона. – Пару штук тому мужику на поправку органов. Трешку той козе. – Он хмыкнул. – Извини, на меньшее не соглашается, уж очень она на тебя обижена. Два плюс три получается…

– Пять, – поспешил я продемонстрировать собственную умность.

– Ответ неверный. – Следак явно лучше меня выучился арифметике в школе, конечно, милицейской. – Получается ровно десять штук.

– В баксах?

– Да уж не в шекелях. – Он бросил на стол навороченный мобильник. – Срок – двадцать четыре часа, время пошло. Звони.

– Некому, – с горечью признался я. – Друзья на мели, бывшая ни гроша не даст, наоборот, приплатит, чтобы закрыли. Мать на пенсии.

– Ну и хрен с тобой. – Следователь тут же потерял ко мне всяческий интерес, извлек из портфеля стопку бланков, достал из кармана самый настоящий «Паркер». – Приступим, помолясь. Фамилия, имя, отчество?

Я обхватил забубенную головушку руками и застонал в голос, старательно входя в роль по системе Станиславского. Это у меня вполне получилось.

Ничего страшного, срок дадут чисто символический, наверняка отправят на общий режим. Как-нибудь проживу. Скорее всего, очень даже неплохо. Потому что… но об этом после.

– А условно никак нельзя? – спросил я с надеждой на отрицательный ответ.

– Сам же сказал, что бабок нет, – равнодушно отозвался следак.

Потом он пододвинул ко мне листы, извлек из портфеля и бросил передо мной на стол старенькую, обгрызенную шариковую ручку, ткнул пальцем.

– Вот здесь: «С моих слов…» – Служитель закона дождался, пока я подпишу бумаги, встал и двинулся к выходу.

– А сколько мне дадут? – жалобно пропищал я вслед.

– От двух до пяти, – не оборачиваясь, бросил он.

Следак как в воду смотрел. Прокурорша, тощая злобная тетка предпенсионного возраста, требовала как минимум пятерик ввиду особой наглости и циничности совершенного преступления. Казенный адвокат что-то гундосил о демократии и трудном детстве своего подзащитного. Сам подсудимый, то есть я, сморкался, пускал слезу и ныл, что больше не будет.

Судья, толстенный, красномордый, обильно потеющий мужик в засаленной мантии не по размеру, слушал всех нас без особого внимания.

– Три года в колонии общего режима, – пропыхтел он, и полетел я белой птицей в казенный дом на отсидку.

– А потом он позвонил и заявил, что договор между нами расторгается, – проговорил тот самый мужчина, который пару раз встречался с представителем заказчика, отхлебнул чайку из стакана и отставил посуду в сторону.