Чистилище. Охотник - Страница 10

– Умеют эти дикари устроиться, – сказал Кальмар мичману Теребко – тот, привалившись к стене шалаша, перематывал сбившиеся портянки.

– Завидуешь?

– Есть немного. Они к жизни лучше нас приспособились. Мы-то прикипели к казармам да складам, больше ничего не видим, не умеем, Чистых слушаемся. А они – вольные птицы.

– Ничего. Скоро поймаем эту вольную птицу. И в клетку!

Кальмар не стал говорить, что у него на беглеца есть свои планы…

Нагнали они его совсем недалеко от бухты, где стояли подводная лодка и баржа, больше похожая на плавучий поселок. Кто-то – кажется, это был Витька Бамбук из второй группы – заметил свежие следы на илистом берегу ручейка, а потом и разглядел вдалеке фигурку беглеца за секунду до того, как она исчезла на гребне каменистого кряжа, поросшего низкими кривыми сосенками.

Кальмар тоже видел Нолея – уже в конце этого же дня. Солнце как раз коснулось краем горизонта, когда беглец пересек равнинный участок, поросший мхом и низкой травой, и нырнул в лес.

– Вижу его! Вижу! – заорал Кальмар и кинулся напрямик, забыв о товарищах. Почти сразу он увяз в болоте. Пока друзья вытаскивали его, он успел изрядно нахлебаться гнилой воды. Это немного привело Кальмара в чувство, и он, переобуваясь, взялся расспрашивать мичмана о том, зачем им нужен Нолей.

– Он покажет дорогу к своему племени, – терпеливо объяснял Теребко. – Тут болота кругом, да и вообще местность сложная. Сами мы их можем не найти. А если и найдем, то, скорей всего, прежде себя обнаружим. Чистые же хотят, чтобы наше появление было внезапным.

– Зачем вообще Чистым понадобились дикие зары?

– Это не нашего ума дело.

– И все же?

– По слухам, они ищут лекарство.

– Да ну? А я слышал, будто лекарство надо искать в каком-то Готланде.

Теребко удивленно покосился на Кальмара:

– Ну… – Мичман замялся, не зная, можно ли вообще сейчас говорить об этом. – На Готланде есть несколько наших людей… Но там всё очень сложно…

– Понятно, – сказал Кальмар.

Да плевать ему было на лекарство! Не верил он, что оно вообще когда-либо существовало. Весь этот разговор Кальмар завел от скуки. Да еще ради того, чтобы оценить, как отреагирует большое начальство, когда в скором времени узнает, что один из заров – сам Кальмар – выпустил Нолею кишки, привязал их к дереву да заставил бегать кругами, наматывая кровавые потроха на ствол.

Он ухмыльнулся, представив такую картину.

– Где ты его видел? – спросил Теребко, и Кальмар не сразу понял, что мичман спрашивает его о беглеце.

– Да вон там. – Он махнул рукой. – В лес он забежал.

– Говорю же, не уйти ему от нас! – сказал Теребко и сплюнул на землю.

– Точно, – подтвердил Кальмар, думая о своем.

Потом они бежали всю ночь, чуя, что беглец совсем рядом: то след на пути попадался, то сломанная веточка, то взмученная лужа. Быстро двигаться не получалось – слишком темно было. Но и Нолей, похоже, уже устал, и расстояние между ним и преследователями постепенно сокращалось. Он, похоже, давно почуял облаву. Привалов больше не делал, огня не разводил.

В редком лесу мичман Теребко подвернул ногу. После этого он и стал отставать.

К тому моменту три команды уже успели объединиться. Они прочесывали местность, развернувшись цепью. Теребко был слабым звеном, поэтому его поставили на левый край, а Кальмару велели за ним приглядывать.

– Давай, Семёныч, давай! – покрикивал тот, оглядываясь через плечо. – Одни с тобой скоро останемся.

Беглец был совсем рядом. Кальмар был уверен, что остановись они все дружно на минуту, и можно будет слышать треск веток и шумное дыхание загнанного Нолея.

В какой-то момент Теребко вдруг исчез. Кальмар оглянулся – мичмана нигде не было.

– Эй, Семёныч…

Слабый стон раздался из кустов.

Кальмар решил, что старый мичман в очередной раз запнулся, и, ругаясь, полез в заросли. Но только он сунул голову в какой-то колючий куст, как в лицо ему уставилось нечто блестящее и очень острое, а тихий, неизвестно кому принадлежащий голос сдержанно произнес:

– Не шевелись, чужак, или я тебе глаз выткну.

– Хорошо, – так же тихо ответил Кальмар. И, резко подавшись в сторону, вдруг заорал во всю глотку:

– Засада!

На ночлег команда «северных» устроилась на плоской макушке высокого утеса, в незапамятные времена прозванного Зубом Йохеля. Что это был за Йохель и что случилось с его зубом – никто не помнил. Но охотники хорошо знали и любили это место, тем более что видно его было издалека, а значит, и найти его было несложно.

Подниматься на Зуб Йохеля участникам Большой Охоты пришлось почти час. Зато ночью здесь они чувствовали себя в полной безопасности, выставив всего двух дозорных – один приглядывал за чуть заметной извилистой и крутой тропкой, другой дежурил на выступающем мысе, откуда днем открывался отличный вид на многие-многие километры вокруг. Остальные члены отряда могли расслабиться и как следует отдохнуть. Следующие дни обещали быть тяжелыми, и неизвестно было, как скоро охотникам удастся вот так же беззаботно провести вечер и ночь.

Федька Гуров, сидя у костра, жарил над огнем грудку недавно подбитой утки. На свежее угощение никто не претендовал, запасов пока хватало у каждого, да и общий ужин получился плотный: юшка из вяленой рыбы и сушеных грибов, каша на воде, слащенная мёдом и ягодами, хлеб с чесноком. Охотники, осоловелые от обильной еды, вели негромкие разговоры. Кое-кто уже изготовился спать: спутал себе руки и ноги на случай, если ночью с ним случится мутация, привязал длинный конец веревки к подходящему деревцу или камню – чтобы не сбежать в обличии мута.

Федька спать не собирался. Ему всё было в новинку, и он с интересом прислушивался к речам товарищей. Вмешиваться в беседы благородов он стеснялся, хоть они его не чурались и держались с ним как с равным – не то что в деревне.

– Завтра направимся прямиком на первую базу, – говорил Максим Шуманов, заложив руки за голову и глядя в звездное небо. Первой базой именовалась крайняя точка, откуда «северные» должны были начать сходиться с группой «западных». Располагалась она в километре от морского берега и представляла собой круглую ровную площадку, выложенную камнями, – здесь для Ламии накрывали первый «стол»; на угощение шло обычно мясо мутанта, убитого в деревне во время традиционного праздника, – «первая жертва, наша плоть, наш родич».

– Думаешь, поспеем? – засомневался Вова Самарский, старательно натирая обувь походной мазью.

– Постараемся. Чем раньше начнем, тем больше времени на охоту будет.

– Так-то оно так, – Вова Самарский почесал кончик носа, оставив на нем черное пятно. – Только на охоту силы нужны. А ну как выдохнемся раньше времени? «Западные» к своей первой базе дня через два придут, вряд ли раньше.

– Отдыхать будем, когда вернемся в деревню, – сказал Максим. – Верно я говорю, мужики?

Охотники недружным мычанием выразили согласие с предводителем. И даже собаки, лежащие в стороне, будто поняли смысл сказанного, приподняли головы и заворчали.

– Тихо, тихо, – успокоил их Гоша Ермолов – второй низкород в команде «северных». Он не отличался ни умом, ни силой. Его ценили за умение обращаться с собаками. Псы маленького Гошу обожали. Даже самые недружелюбные и злобные кобели валились на бок и, задрав лапы, подставляли пузо, стоило Гоше пощелкать языком и хлопнуть ладонью по бедру.

– Значит, решено, – подвел итог Максим Шуманов. – Завтра нам предстоит большой переход. На охоту отвлекаться не будем, тем более что мяса на корм в этот раз у нас достаточно.

Он кивнул в сторону кривой березки, в яме у корней которой лежал большой тюк – останки Севы Лодочника, зашитые в оленью шкуру. Гриша Карпенко достался группе «западных» – это решил жребий. Мясо убитого мута еще не успело испортиться. Но через день-другой оно начнет подванивать и сочиться противной жижей. Ламия и таким угощением не побрезгует, но тащить на жердях смердящий груз – сомнительное удовольствие, вот и еще один повод поспешить на первую базу.