Четыре голубки (ЛП) - Страница 4

— Здесь только мы с тобой, Табб. Только ты будешь знать вопросы, которые я задам. Если в будущем выяснится, что об этих вопросах знает кто-то ещё, я пойму, кто проболтался, понятно?

— Ох, я не проболтаюсь, сэр.

— Не проболтаешься? Я в этом совсем не уверен. У пьяницы язык ненадёжный. Так слушай, Табб.

— Сэр?

— Если когда-нибудь я услышу хоть слово из того, о чём сегодня тебя спрашиваю, тебя вышвырнут из этого города, и ты будешь голодать. Сдохнешь от голода. В канаве. Я тебе обещаю. Не забудешь об этом, когда напьёшься?

— Хорошо, сэр, честно, обещаю. Больше ничего сказать не могу. Я...

— Говоришь, больше ничего сказать не можешь. Что ж, сдержи своё обещание, а я сдержу своё.

Он замолчал. Табб облизнул губы.

— Я хорошо помню то время, сэр. Я хорошо помню все те дни в Тренвите, когда мы, я и миссис Табб, пытались вдвоём вести и дом, и хозяйство. Там больше никого и не было, все дела на нас двоих...

— Я знаю, знаю. И вы воспользовались своим положением. Поэтому и потеряли работу. В знак признательности за долгую службу вам нашли другое место, но вы и его потеряли. Вот что, Табб, есть некоторые имущественные вопросы, которые надо урегулировать, и ты можешь мне в этом помочь. Во-первых, я хочу, чтобы ты припомнил всех, кто заходил в дом. То есть всех, кого видел. Примерно с апреля 1793 до июня того года, когда вы ушли...

— Кто заходил? К госпоже Элизабет, вы хотите сказать? Или к мисс Агате? Да мало кто заходил, сэр. Дом-то совсем на отшибе... Помню, приходил кто-то из деревни. Бетти Коуд с сардинами. Лобб из Шерборна с почтой раз в неделю. Аарон Нэнфан...

Джордж махнул рукой, чтобы он замолчал.

— А к Полдаркам? Кто-нибудь приходил?

Табб с минуту подумал, почесывая подбородок.

— Вы, сэр. Вы приходили чаще всех! Еще доктор Чоук к мисс Агате, преподобный Оджерс раз в неделю, капитан Хеншоу, церковный староста, капитан Полдарк из Нампары, сэр Джон Тревонанс пару раз. Вроде Рут Тренеглос заходила однажды. Миссис Тиг тоже как-то видел. Помню, я почти всё время проводил в поле и едва мог...

— А капитан Полдарк из Нампары часто приходил?

— Ну... раз в неделю. Где-то так.

— Обычно по вечерам?

— Нет, сэр, он всегда приходил днём. По четвергам, днём. Пил чай и уходил.

— Тогда кто приходил вечером?

— Да никто, сэр. По вечерам было тихо, как в могиле. Вдова, молодой джентльмен десяти лет и на редкость старая леди. Но если бы вы спросили меня о тех временах, когда был жив мистер Фрэнсис, вот в те времена...

— А госпожа Элизабет точно не выходила по вечерам?

Табб заморгал.

— Выходила? Нет, насколько я знаю, сэр.

— Но в эти месяцы — апрель, май, июнь, по вечерам светло. Возможно, она каталась верхом.

— Нее, она почти не выезжала. Мы продали всех лошадей, оставили только двух, но они были слишком старые, чтобы на них ездить.

Джордж указал на две гинеи, и Табб посмотрел на них с надеждой, что вопросов больше не будет.

— Погоди, погоди, ты ещё ничего не заработал, — сказал Джордж. — Думай. Кто-то ещё наверняка приходил.

Табб напрягся.

— Жители деревни... Дядюшка Бен вроде приносил кроликов. Незнакомцев не было...

— А госпожа Элизабет часто ходила в Нампару?

— В Нампару?

— Именно это я и спросил. Навестить Росса Полдарка.

— Никогда. Никогда. Нет, насколько я знаю. Нет, никогда.

— Почему же она не ходила? Они ведь соседи.

— Я думаю, думаю, может, потому, что она никогда не ладила с женой капитана Полдарка. Но это всего лишь мои догадки.

Повисла долгая пауза.

— Постарайся вспомнить, особенно май. Середина или начало мая. Кто приходил? Кто приходил вечером?

— Ну... ну, никто, сэр. Ни одной живой души не видал. Это уж точно.

— Во сколько ты ложился спать?

— Ох... В девять или десять. Как только стемнеет. Мы вставали с рассветом, и до заката...

— Во сколько госпожа Элизабет ложилась спать?

— Ну, примерно так же. Мы все уставали.

— Кто запирал двери?

— Я, в последнюю очередь. Было время, когда мы совсем двери не запирали, но без других слуг, да когда вокруг столько бродяг...

— Что ж, боюсь, ты ничего не заработал, — сказал Джордж, протягивая руку, чтобы забрать деньги.

— Ох, сэр, да я если б я знал, чего вы от меня хотите, я б сказал.

— Не сомневаюсь, уж ты сказал бы. А скажи мне вот что. Если бы кто-нибудь пришёл после того, как ты отправился в постель, ты услышал бы дверной колокольчик?

— То есть ночью, значит?

— Когда же ещё?

Табб задумался.

— Вряд ли. Сомневаюсь, что хоть кто-нибудь услышал бы. Колокольчик-то, он в нижней кухне, а мы все наверху спали.

— Нет, значит? Ты бы знал?

— Ну, пожалуй, нет. Зачем кому-то приходить, разве только чтобы обворовать. А красть-то там почти и нечего было.

— А ты не знаешь, не было ли в доме какого-нибудь потайного входа, известного только членам семьи?

— Не... Я про такой не знаю. А я там двадцать пять лет прожил.

Джордж Уорлегган встал.

— Отлично, Табб.

Он бросил монеты на стол.

— Забирай свои гинеи и иди. Я тебе приказываю ничего никому не говорить. Даже миссис Табб.

— Не скажу я ей, — ответил Табб. — А то... ну, сэр, вы ж знаете, как это. Она эти деньги отобрать захочет.

— Забирай свои гинеи, — сказал Джордж. — И ступай.

В тридцать один год у Элизабет Уорлегган было двое детей. Старшему, Джеффри Чарльзу Полдарку, вскоре должно было исполниться одиннадцать, он первый год учился в Харроу. Она получила три неряшливых письма, сообщающие, что он по меньшей мере жив и, очевидно, здоров, и привыкает к будням школы. При взгляде на письма, аккуратно сложенные в уголке стола, ее сердце каждый раз сжималось, воображение рисовало так много между строк. Младшему сыну Элизабет, Валентину Уорлеггану, еще не исполнилось и двух лет, он медленно поправлялся после рахита, от которого страдал прошлой зимой.

Элизабет выходила играть в карты с тремя старыми подругами, это было одно из удовольствий, которыми она наслаждалась каждую зиму в Труро. В Труро все играли в карты, это так отличалось от скучных и одиноких вечеров в Тренвите с Фрэнсисом и после его смерти. Жизнь с новым мужем имела свои сложности, в особенности в последнее время, но была куда более стимулирующей, а Элизабет всегда нуждалась в стимулах.

Она заворачивала в гостиной небольшой пакет, когда вошел Джордж. Он не сразу заговорил, а подошел к столу и стал просматривать бумаги. Потом он сказал:

— Тебе следовало поручить это лакею.

— Мне и так особо нечем заняться, — с живостью ответила Элизабет. — Это подарок для Джеффри Чарльза. В конце недели — его день рождения, а почтовая карета в Лондон отправляется завтра.

— Да, ну что ж, ты можешь включить и небольшой подарок от меня. Я ведь не забыл.

Джордж подошел к комоду и вытащил коробочку. В ней лежали шесть перламутровых пуговиц.

— Ох, Джордж, какие чудесные! Так мило с твоей стороны помнить... Но ты считаешь, что он может носить их в школе? Они не потеряются?

— Даже если и так. Он же такой денди. Тамошний портной сумеет их использовать.

— Благодарю. Тогда я положу их вместе с моим подарком. И припишу к моим поздравлениям, что они от тебя.

В письмах домой Джеффри Чарльз совершенно не упоминал об отчиме. И Элизабет, и Джордж это заметили, но избегали об этом говорить.

— Ты выходила? — спросил Джордж.

— К Марии Агар. Я тебе говорила.

— Ах, да. Я забыл.

— Мне так нравится общество Марии. Она всегда веселая и легкая на подъем.

Оба замолчали. Наступила давящая тишина.

— Валентин сегодня тебя звал, — сказала Элизабет.

— Да? Валентин?

— Да, он несколько раз повторил: «Папа! Папа! Папа!». Ты не виделся с ним уже несколько дней, и он по тебе соскучился.

— Да, ну что ж... Пожалуй, завтра, — Джордж закрыл ящик комода. — Виделся сегодня с твоим старым лакеем, наткнулся на него в «Боевом петухе».