Четвертый эшелон - Страница 8

— Какой этаж?

— Пятый.

— Лифт работает?

— Тянет.

— Так вот давай, я на лифте, а ты пешочком.

— Ладно. Но зря. Ей деться некуда. Чуть что, Ковалев притормозит.

— Это мне решать.

На площадке пятого этажа курил оперуполномоченный Ковалев.

— Ну как? — спросил Игорь, оглядывая одинаковые, светлого дерева двери с медными табличками.

— А так, — Ковалев бросил папиросу, — одни профессора да герои.

Поднялся запыхавшийся Никитин.

— Пошли, — скомандовал Игорь. — Кстати, — остановился он у самой двери, — понятые есть?

— А то как, — врастяжку сказал Никитин, — целых трое, сидят в комендатуре, трясутся.

— Ладно. — Игорь еле сдержал себя. Он вообще не любил Никитина за его полублатную манеру речи, за ненужное хамство, за нахрапистость. Но вместе с тем понимал, что оперуполномоченный парень хваткий, решительный и смелый.

Дверь открыла высокая женщина в толстом вязаном свитере, серой юбке и белых маленьких валенках. Из-под очков глядели на них большие изумленные глаза.

— Вы ко мне? — растерянно спросила она.

— К вам, к кому ж еще. — Никитин, оттолкнув Игоря плечом, шагнул через порог. — МУР, ясно? — Он вынул удостоверение.

Литовская прочла его и подняла на Игоря недоумевающие глаза:

— Отдел борьбы с бандитизмом?

— Да, Зоя Геннадьевна, мы именно оттуда. — Муравьев вошел в квартиру и сразу же увидел огромный коридор, весь уставленный стеллажами с книгами.

— Но я здесь при чем?.. Как это может быть? — взволнованно спросила Литовская. — Я…

— Ну, кто ты такая, это мы сейчас узнаем. — Никитин опять полез за папиросами.

— Потрудитесь вести себя вежливо, лейтенант. — Игорю хотелось взять Никитина за грудки и вытолкнуть на лестницу. — И перестаньте курить, это отвлекает.

— Слушаюсь, товарищ капитан, — так же врастяжку, без тени обиды ответил Никитин.

— Я старший оперуполномоченный отдела борьбы с бандитизмом капитан милиции Муравьев, вот мои документы.

Литовская поправила очки и, поднеся удостоверение совсем близко к лицу, начала читать.

— Да, слушаю. — Она вернула документ Игорю. — Чушь какая… милиция, бандиты… Вы не ошиблись?

— Нет, — сказал Игорь твердо, — может быть, мы поговорим в комнате?

— Конечно, конечно, проходите. — Хозяйка отступила, освобождая дорогу.

— Кто еще есть в квартире?

— Я одна.

— Останьтесь здесь, — повернулся Игорь к оперативникам, — если что…

— Понятно. — Никитин вынул из кармана пистолет.

Литовская с нескрываемым ужасом посмотрела на оружие.

— Это? — спросила она. — Зачем это?..

— Для порядка, — усмехнулся Никитин, — для полной, значит, расколки.

Игорь резко повернулся и так посмотрел на него, что тот немедленно спрятал оружие.

«Сволочь, — подумал Муравьев, — не человек, а музей пороков, ну погоди, вернемся на Петровку…» — Так куда мне пройти? — продолжал он вслух, обращаясь к хозяйке.

Женщина повернулась и пошла в глубь квартиры. Стараясь ступать по постланной на полу вышитой дорожке, Игорь шел за ней, пораженный блеском натертых воском полов. Он не мог понять, как она в такое время одна может поддерживать в квартире идеальную чистоту. Они вошли в комнату, больше напоминавшую музей. Здесь тоже было много книг, но не это поразило Игоря. На стенах висели акварели. Пейзаж, изображенный на них, был однообразен и суров. Льды. Бесконечные. Уходящие к горизонту. Но именно в этом однообразии и была какая-то мрачная красота, заставлявшая смотреть на них неотрывно.

— Вы любите живопись? — поймала его взгляд Литовская.

— Очень, но такое я вижу впервые.

— Это рисовал отец. Он всегда говорил, что нет ничего прекраснее и величественнее льдов.

— Мне трудно судить, но то, что я вижу здесь, очень здорово. И страшно. Только теперь я понял Амундсена. Помните, он сказал: «Человек может привыкнуть ко всему, кроме холода». На них даже глядеть зябко.

— Я привыкла, — Литовская сняла очки, — привыкла и полюбила этот Север.

— А разве есть другой?

— Конечно. Каждый все воспринимает индивидуально, даже ваш визит. — В голосе ее не было прежней растерянности.

— Я понимаю вашу ироничность, но хотел бы заметить, что наша служба не менее важна и полезна, чем любая другая. Только вот нарисовать нам нечего.

— А как же ваши типажи? Система Ломброзо?

— Слава богу, в нашей стране отменили галереи ужасов. Пусть люди лучше смотрят хорошую живопись. Так вот, — Муравьев улыбнулся, — мы и размялись. Теперь перейдем к делу. Кстати, вы позволите мне снять полушубок?

— Ради бога, если вы не замерзнете, глядя на пейзажи.

Игорь снял полушубок, аккуратно положил его на стул.

— Зоя Геннадьевна, вам известна женщина по фамилии Валиева?

— Зульфия? Ну, конечно.

— Откуда вы ее знаете?

— По Баку. Мы были с теткой в эвакуации. Там с ней и познакомились. Она милая. Зульфия очень помогла нам.

— То есть?

— Тетка у меня больна, а Валиева — управляющая аптекой. Сами понимаете, лекарства сейчас — страшный дефицит.

— Чем было вызвано ее особое расположение к вам?

— Видимо, магической силой фамилии. Дочь героя и всякое такое.

— Значит, она оказывала вам услуги?

— Да, Валиева, я уже говорила, приняла в нас участие… — Литовская замолчала, подыскивая нужные слова.

— Вы должны рассказать мне все.

— Поймите. Эвакуация. Чужой город. Цены на базаре дикие. Тете Соне врач прописал усиленное питание…

— Она помогала вам продавать вещи?

— Да, я ей отдавала мамины украшения, и она приносила нам продукты. Мясо парное, фрукты, рис. Она даже плов нам готовила.

Игорь на секунду представил себе чужой город и эту хрупкую до беззащитности женщину в очках, вырванную из привычного мира натертых до блеска полов, книг, акварелей и фотографий. Он вспомнил рассказы матери и сестры, вернувшихся из эвакуации, и вдруг увидел Валиеву как живую, вернее, не ее, а только руки, перебирающие украшения. Ведь для того, чтобы купить племянникам молока, его мать отдала в такие же жадные руки единственную их ценность — именные золотые часы отца. Он увидел все это и поверил Литовской. Сразу, прочно и до конца.

— Как вы вернулись в Москву? — спросил он.

— Я написала начальнику Главсевморпути. Он был другом отца.

— Вы переписывались с Валиевой?

— Да.

— Вам известен ее адрес?

— Конечно. Баку, Параллельная улица, дом тринадцать.

— Как она очутилась у вас в Москве?

— Первый раз полгода назад возникла как фея из сказки. Привезла массу вкусных вещей и лекарства для тети.

— Ее знакомые бывали у вас?

— Да. Какой-то представитель из Баку, Илья Иосифович, кстати, очень неприятный человек. Представьте себе, он обошел всю квартиру, все ощупал и о цене справлялся. Потом он постоянно, если не ел и не пил, насвистывал какой-то пошловатый мотивчик. Очень противный.

— Была ли Валиева с ним близка?

— Вы хотите сказать?..

— Именно.

— По-моему, да.

— Почему вы так решили?

— Она часто у него ночевала.

— Логично. Она куда-нибудь звонила по телефону или, может быть, ей кто-нибудь звонил?

— Она звонила часто в Главмосаптекоуправление, она же в командировку приезжала.

— Что Валиева делала вчера?

— Она куда-то ушла. Да, извините, я совсем забыла, к ней приходил летчик.

— Полковник? — с надеждой спросил Игорь.

— Нет, что вы, он же молоденький, такой худенький, маленький, а имя у него Батыр, — Литовская улыбнулась, — он даже зайти в комнату стеснялся. Они договорились в коридоре.

— О чем?

— Он командир транспортного «Дугласа», они сегодня улетали утром и брали Валиеву с собой.

— Извините, я могу воспользоваться телефоном?

— Пожалуйста, пройдите сюда.

Игорь набрал номер дежурного.

— Кто? Горбунов? Это Муравьев. Немедленно запроси ГУББ НКВД, когда вылетела машина «Дуглас» Бакинского УГВФ, командир узбек, зовут Батыр.

— Сделаем, — ответил дежурный.