Четвёртая сторона треугольника - Страница 26
— И насколько убедительна эта версия? — угрюмо осведомился Эштон.
— Достаточно убедительна. В конце концов, Шейла Грей не была трусливой старой леди, которой при каждой шевельнувшейся тени чудились грабители под кроватью. Насколько я понимаю, она была проницательной деловой женщиной, сильной духом. Если такая женщина неожиданно испугалась одиночества, разумно предположить, что у нее была на то причина. В прошлом году произошла серия ночных взломов квартир на Парк-авеню, многие из которых остались нераскрытыми, а некоторые были неподалеку от вашего дома. Грабитель мог проникнуть в пентхаус, найти оружие, роясь в ящиках, и использовать его, когда хозяйка застигла его врасплох. Если на нем были перчатки, то он не оставил бы отпечатков пальцев. Отпечатки вообще редко находят на оружии, даже если его держат без перчаток. Да, думаю, мы можем успешно сыграть на этой теории.
Эштон кивнул, но его мысли, казалось, блуждали далеко. Дейн сомневался, что его отец думал о реальных или воображаемых грабителях и о Шейле Грей как о всего лишь «проницательной деловой женщине». Сам Дейн знал о ней куда больше этого — что же должен был знать его отец? Но теперь она мертва, и ничья вина или невиновность, никакие аргументы или теории не могут изменить этот факт для Эштона Маккелла.
Что касается Бартона, то Дейн думал, что он подбадривает сам себя. Отпечатки пальцев его матери на холостых патронах и двух боевых перевесят любую версию о неизвестном грабителе.
Дейн отвел Бартона в сторону.
— По-моему, моя мать психически неуравновешенна, — тихо сказал он. — Это не кажется вам лучшей линией защиты?
Адвокат резко взглянул на него:
— Что заставляет вас считать вашу мать психически нестабильной?
— То, как она объясняет, почему зарядила револьвер боевыми патронами. Это не притворство, мистер Бартон, хотя я знаю, что вы думаете иначе, — я наблюдал за вашим лицом… Теперь я понимаю, что это продолжалось уже долгое время.
Бартон покачал головой:
— Не вижу, как мы можем эффективно этим воспользоваться. Ведь она не признает, что нажала на спуск… По-моему, у нас больше шансов с версией о грабителе. Пусть бремя доказательств ляжет на де Анджелуса. Его позиции не так сильны, как он думает, — по крайней мере, мне так кажется. Между доказательством, что ваша мать зарядила револьвер, и доказательством, что она спустила курок, очень большое расстояние, мистер Маккелл. Не беспокойтесь. Мы всегда можем привлечь психиатров в качестве второй линии защиты…
Но Дейн не чувствовал себя убежденным.
При всей легкости, с которой Дейн заключил ее в объятия в кульминационный момент суда над отцом, Джуди казалось, что они все больше отдаляются друг от друга. Она не могла читать мысли Дейна, но холодность его поведения не вызывала сомнений. Тот момент в зале суда казался таким же далеким, как их поцелуй в ее квартире. Джуди спрашивала себя: является ли причиной отчужденности ситуация с его матерью? Но это не могло быть единственной причиной. Дейна беспокоило что-то еще. Но что именно?
Джуди позвонила ему однажды вечером после весьма напряженного обеда у Маккеллов. Дейн отвез ее домой почти в полном молчании.
— Дейн, это Джуди.
— Джуди?
Последовала пауза.
— Дейн, я должна знать, что не так…
— Не так?
— Ты кажешься таким…
Он невесело усмехнулся:
— Моего отца судили за убийство, мою мать арестовали по тому же обвинению, а тебя интересует, что не так.
Сердито моргая сквозь слезы, Джуди услышала, как Дейн бросил трубку, и поплелась в постель.
Больше она не пыталась звонить Дейну, а когда он позвонил сам, ответила так же холодно:
— Да, Дейн?
— Я просто передаю сообщение. Папа и я разговаривали с Эллери Квином, и он пригласил нас посетить его завтра. Папа хочет, чтобы ты поехала с нами. Ты согласна?
— Конечно.
Джуди ждала, но он больше ничего не говорил, и вскоре она положила трубку. Его голос еще никогда не звучал так безжизненно. В голове у нее мелькнула безумная мысль, что они все мертвы — Дейн, его родители, Эллери Квин, она сама — и что единственным живым существом во всей вселенной была Шейла Грей. Это заставляло ее ненавидеть Шейлу… Джуди дала волю слезам.
— У вас на руках акции этой больницы, — спросил Дейн, — или они держат вас в плену?
Эллери находился в той же палате Шведско-норвежского госпиталя; он сидел в том же кресле, положив на подушки ноги хоккейного вратаря. Гипс казался новым.
— Кости толком не срастаются. Вот они и возятся с ними. — Эллери выглядел усталым и обеспокоенным. — Хорошо, что у меня нет серьезных психологических проблем, иначе я бы думал о себе как о Тулуз-Лотреке.[42]
— Бедняжка! — Лютеция наклонилась и поцеловала его в лоб.
— Благодарю вас, миссис Маккелл. Меня не целовали давным-давно.
— Ну, я просто чувствовала, что не поблагодарила вас как следует за то, что вы сделали для моего мужа.
Последовала пауза.
— Теперь мы должны сделать то же самое для вас, не так ли? — сказал Эллери. — Как обстоят дела, мистер Маккелл?
Докладывать было почти не о чем — новостей было мало. Бартон по-прежнему держался бодро.
— Я не сомневаюсь в оправдании, — закончил Эштон, не убедив, вероятно, никого, кроме жены. — Однако, мистер Квин, мне бы хотелось чего-нибудь большего, чем эквивалент шотландского вердикта «не доказано». Не хочу оборванных нитей.
— В этом бизнесе, мистер Маккелл, — сухо произнес Эллери, возможно задетый командирскими нотками в голосе Эштона, — мы обычно довольствуемся тем, что можем получить.
Он заговорил с Лютецией на темы, не имеющие никакого отношения к делу, — об унылом однообразии больничной жизни, о ее вкусах в цветах (нравятся ли ей те, которые стоят в вазе, и не хочет ли она приколоть один из них к платью?), поначалу не напоминая ей, что сегодня пятница и что через четыре дня она должна предстать перед судом по обвинению в убийстве.
Осторожно, шаг за шагом, Эллери привел Лютецию к вторичному описанию событий 14 сентября.
— Значит, отпустив прислугу на ночь, вы остались абсолютно одна, миссис Маккелл?
— Да, абсолютно одна.
— И вы ни разу не покидали квартиру, чтобы прогуляться или подышать воздухом?
Нет, она не оставляла квартиру ни на полминуты — даже не подходила к входной двери, потому что никто не звонил и не стучал.
— А как насчет телефона? Вы говорили с кем-нибудь по телефону?
Лютеция заколебалась.
— О боже!..
— Значит, говорили?
— Кажется, да…
— С кем?
— Не могу вспомнить. По-моему, с каким-то мужчиной.
— О чем?
Она рассеянно улыбнулась:
— Наверное, я круглая дура. Помню, что подходила к телефону, так как ждала звонка мужа из Вашингтона.
— Этот мужчина звонил вам, а не вы ему?
— Да.
— Вы уверены?
— Пожалуй. Вероятно, я бы запомнила, если бы сама кому-то звонила.
Дейну хотелось ее встряхнуть.
— Ради бога, мама, подумай как следует. Это может оказаться крайне важным. Кто тебе звонил?
— Дейн, не смотри на меня так. Неужели ты думаешь, что я бы не сказала, если бы помнила? В тот вечер я ни на что не обращала особого внимания. Ты ведь знаешь, что, когда смотришь телевизор, сидишь как в вакууме…
«Да, — подумал Дейн, — в котором ты живешь большую часть времени».
— …И с тех пор столько произошло, что все подробности того вечера выветрились у меня из головы.
— Дейн прав, миссис Маккелл, — сказал Эллери. — Это может быть крайне важным. Вы просто должны постараться вспомнить, кто вам звонил. Это было рано или поздно вечером?
— Не знаю.
— Может быть, ошиблись номером?
— Не думаю…
— Звонил кто-то, кого вы хорошо знаете?
— Нет, я уверена, что это был посторонний, — быстро сказала она, словно беспокоясь, что у нее отнимут этот маленький триумф. — Очевидно, поэтому я не могу вспомнить. Это не могло быть важным.