Четвертая профессия - Страница 2
– Странного? – усмехнулся я. – Это вы о «монахе»?
Смысл моих слов дошел до него не сразу, потом он кисло улыбнулся в ответ.
– Странного для «монаха».
– Угу, – сказал я и попытался сосредоточиться, что было с моей стороны ошибкой. В голове у меня опять загудели обрывки мыслей, пытаясь сплестись воедино.
– Просто рассказывайте все подряд, – поправился Моррис. – «Монах» вернулся к вам во вторник вечером. В какое примерно время?
– Около четырех тридцати. У него была коробка с этими… рибонуклеиновыми таблетками РНК…
Бесполезно. Я вспомнил слишком много и все сразу, целое море фактов, никак не связанных друг с другом. Я вспомнил точное название «Одеяния для ношения среди чужих», детали его устройства и назначения. Я вспомнил все о «монахах»и алкоголе. Я вспомнил названия пяти основных цветов, и на мгновение воспоминание об этих цветах ослепило меня – ни одному человеку не дано видеть такие краски.
Моррис обеспокоенно склонился надо мной.
– Что случилось? Что с вами?
– Спрашивайте, что хотите. – Голос мой стал неузнаваемо высоким, дыхание перехватывал какой-то прыскающий смешок. – У «монахов» четыре конечности, все четыре – руки, но на каждой руке пальцы растут из мозолистой пятки. Я знаю все их названия, Моррис. Названия каждой руки и каждого пальца. Я знаю, сколько у «монаха» глаз. Один. А череп представляет собой сплошное ухо. Правда, у них нет слова «ухо», но есть медицинские термины для обозначения каждой… каждой резонирующей полости между долями мозга…
– У вас что, головокружение? Вы ведь непрочь подегустировать собственный товар, а, Фрейзер?
– Никакого головокружения у меня нет. Напротив, у меня теперь словно компас в голове. Абсолютное чувство направления, Моррис. Это все, должно быть, из-за таблеток.
– Из-за таблеток? – маленькие квадратные уши Морриса вряд ли были способны встать торчком, но мне почудилось, что именно так и случилось.
– У него была полная коробка… обучающих таблеток!..
– Не волнуйтесь, – Моррис успокаивающе положил мне руку на плечо. – Ради бога, не волнуйтесь. Просто начните с самого начала и рассказывайте. А я пока сварю кофе.
– Отлично. – Мне вдруг очень захотелось кофе. – Кофеварка готова, просто включите ее. Я всегда заправляю в нее кофе, прежде чем лечь спать.
Моррис исчез за ширмой, которая в моей маленькой квартирке отделяет нишу с кухонькой от спальни-гостиной. До меня донесся его голос:
– Начните с начала. Итак, он вернулся, во вторник вечером…
– Он вернулся во вторник вечером, – повторил я.
– Ого, да ведь кофе-то у вас уже готов! Во сне, вы, что ли, кофеварку включили? Но продолжайте, рассказывайте…
– Он взялся за дело с той бутылки, на которой остановился в прошлый раз. С четвертой бутылки от конца верхней полки. Готов поклясться, что он был ни в одном глазу. Голос его, во всяком случае, не выдавал…
Голос не выдавал его и потому, что он говорил слишком тихим, совсем неслышным шепотом. Его «переводчик» говорил за него, складывая, как компьютер, отдельные слова из записанной на пленку человеческой речи. Говорил «монах» медленно и осторожно, что было, впрочем, вполне понятно – чужой ведь язык.
Он пропустил уже пять стаканчиков. Тем самым он покончил с верхней полкой – с бурбонами, хлебными виски, ирландскими виски и отдельными сортами ликеров. Теперь он перешел к водкам.
Тут-то я и набрался духу спросить его, чем он, собственно, занимается.
Он пустился в пространные объяснения. Звездолет «монахов» был торговым кораблем, совершающим вояж от звезды к звезде. Сам он был дегустатором-отборщиком экспедиции. Многое из того, что он попробовал у меня, пришлось ему очень по вкусу. Весьма вероятно, что он закажет большие партии напитков, которые заморозят и сконденсируют для удобства транспортировки. Потом их можно будет восстановить, добавив воду и спирт.
– Тогда вам ни к чему пробовать все сорта водок, – сказал я ему. – В водке, в общем-то, почти ничего и нет, кроме воды и спирта. – Он поблагодарил меня. – То же относится и к джину, если не считать ароматических примесей…
Я выстроил перед ним четыре бутылки джина. Один был «Танк-верей», второй – голландский джин, который надо охлаждать, как некоторые ликеры, а третий и четвертый – обычные стандартные марки. Я оставил его с ними наедине, пока сам не разделался с другими посетителями.
Честно сказать, я ожидал большего наплыва. Слухи уже должны были разойтись по всей округе. «Пейте в» Длинной ложке»– и вы увидете Пришельца!«Но бар был наполовину пуст. И Луиза прекрасно справлялась со своими обязанностями.
Я гордился Луизой. Как и в прошлый раз, она вела себя сегодня так, точно в баре не происходило ровным счетом ничего особенного. Ее настроение оказалось заразительным. Я отчетливо слышал мысли клиентов:» Мы любим пить в уединении. Пришелец из космоса имеет такие же права, как и мы «.
Однако бесстрастность бесстрастностью, а посмотрели бы вы, как она вытаращила глаза, увидев» монаха»в первый раз!..
«Монах» завершил дегустацию джинов.
– Меня беспокоят летучие фракции, – сказал он. Иные ваши напитки могут потерять вкус при конденсации.
Я согласился с ним и спросил:
– А чем вы будете расплачиваться за товар?
– Знаниями.
– Стоящее дело. А какими?
«Монах» достал из-под полы своей сутаны плоскую коробку и раскрыл ее. Коробка была полна таблеток. Там был большой стеклянный флакон, содержащий сотни две одинаковых розовых треугольных таблеток, но всю остальную площадь занимали большие круглые таблетки всевозможных расцветок, каждая в особой обертке и с особым ярлычком, надписанным неровными «монашьими» письменами. Ни один ярлык не походил на другой. И некоторые из надписей были чертовски пространными.
– Это знания, – сказал «монах».
– Мм, – ответил я, пытаясь понять, не разыгрывают ли меня. У пришельца ведь тоже может быть развито чувство юмора, почему бы и нет? А если он врет, то как прикажете разбираться в этом?
– Память во многом строится на свойствах определенных органических молекул рибонуклеиновой кислоты, – сказал «монах». – Она присутствует и действует в нервных системах большинства органических существ. Угодно ли вам изучить мой язык?
Я кивнул.
Он вынул одну из таблеток и сорвал с нее обертку, которая упала на стойку, шурша как целлофан. «Монах» вложил таблетку мне в руку и сказал:
– Глотайте сразу, пока она без обертки не испортилась на воздухе.
Таблетка была раскрашена, как мишень, красными и зелеными кругами. Она была большая и в горло прошла с трудом.
– Вы сошли с ума, – задумчиво сказал Билл Моррис.
– Сейчас мне и самому так кажется. На поставьте себя на мое место. Передо мной сидел «монах», пришелец, посол ко всему человечеству. Вряд ли он стал бы скармливать мне что-нибудь опасное, не взвесив самым тщательным образом всех возможных последствий.
– Значит, по-вашему, не стал бы?
– У меня тогда сложилось именно такое впечатление. – Тут я вспомнил о том, как влияет на «монахов» алкоголь. Это была память из таблетки, она всплыла как что-то, известное мне с пеленок. Но теперь вспоминай – не вспоминай…
– Язык, – продолжал я, – может многое поведать о человеке, который говорит на нем, о его образе мышления и жизни. Видите ли, Моррис, язык «монахов» может многое рассказать о самих «монахах».
– Зовите меня Билл, – перебил он раздраженно.
– Хорошо. Возьмите для примера «монахов»и алкоголь. Алкоголь действует на «монаха» так же, как и на человека, понемногу истощая клетки мозга. Но в кровь «монаха» алкоголь впитывается гораздо медленнее, чем в кровь человека. Посвятив выпивке один вечер, «монах» потом не трезвеет целую неделю. Верно, что в понедельник он ушел от меня трезвым. Но к вечеру вторника он, должно быть, изрядно захмелел…
Я отхлебнул кофе. Сегодня у него появился какой-то новый вкус, более приятный, чем обычно, словно память о привычной для «монахов» еде прибавила прыти моим вкусовым железам.