Четвертая Беты - Страница 12

Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65.
Изменить размер шрифта:

— А он был, этот Рон Лев? — не понижая голоса, с едкой иронией заметил Поэт. — Навряд ли. Клянусь Создателем, еще несколько таких празднеств, и Изий выкинет Рона Льва из своей речи, а заодно и из истории…

Договорить он не успел, топтавшиеся рядом охранники, их уже было двое, подхватили его под руки и повлекли из толпы. Ошеломленный Дан стоял столбом, но Ника с криком: «Отпустите его сейчас же!» вцепилась одному из охранников в рукав. Тот отшвырнул ее, Ника отлетела в объятья подоспевшего Дана, оттолкнула его и побежала вслед. Дан растерянно последовал за ней.

Охранники втолкнули Поэта в единственную дверь мрачного, лишенного окон двухэтажного здания, связанного с Башней Зеленого Знамени воздушным переходом, а сами вернулись на площадь. На Дана с Никой они даже не посмотрели.

— Что будем делать? — спросила Ника.

Дан пожал плечами. Положение представлялось ему безвыходным.

— Вот что, — решила Ника. — Надо обратиться к Марану. Пойди и приведи его.

— Как ты себе это представляешь? — осведомился Дан. — Ты предлагаешь мне подняться на трибуну во время речи главы государства и увести члена его свиты?

— А ты предлагаешь бездействовать? — разозлилась Ника. — Пойди, стань там, когда все кончится, перехватишь его. Идешь ты или нет?! А то я сама пойду!

— Иду, иду. — Дан пошел обратно, мысленно проклиная все на свете. Перехватить Марана — где, как? Легко сказать! Кто пропустит его к трибуне, каким образом подать знак? Черт знает что!

Не успел он дойти до внешнего ограждения, как цепь охранников расступилась, и из-за нее вышел человек. Это был Маран собственной персоной. Дан облегченно вздохнул.

Дан стоял на смотровой башне. Башня венчала неповоротливую тушу Крепости маленькой, высоко вздернутой на длинной шее головкой, а ровная площадка на ее макушке, где стоял Дан, смотрелась лысиной, сияющей среди черепичных скатов. В долине, под уходящими в скалы стенами простерся город Бакна, столица Бакнии… Государства Свободного Народа, как нарекла его неудержимая тяга к помпезности, присущая эпохе Изия Гранита. Дан усмехнулся. Лингвистические упражнения правителей и их помощников вызывали у него чувство брезгливости, смешанное с иронией. Шедшее от Крепости шоссе, вливаясь в город, превращалось в Проспект Торжества Справедливости, Башня Зеленого Знамени нависала над Домом Побежденного Страха, на редкость, кстати, убогим сооружением, горы за спиной Дана назывались почему-то Горами Светлых Надежд… тут Дан сплюнул и отвернулся от города. Горы были его единственной радостью, он мог часами рассматривать их четкие контуры, выступы и провалы. Лишенные растительности, не украшенные даже снежными накидками — для этого они были недостаточно высоки, эти голые горы были прекрасны неотразимо, обрамленные жемчужно-серым небом, они переливались бесчисленным множеством оттенков, от глубокого чернильно-фиолетового до изысканно бледного цвета распустившейся сирени. Дан уже знал, что знаменитое бакнианское стекло было основной породой этих гор. Старый Расти первым обнаружил удивительное свойство фиолетового минерала — он плавился на огне, и его можно было ковать, заливать в формы, даже лепить из него, потом он застывал, превращаясь в несокрушимой прочности колокола, купола, оконные стекла, чаши и кубки. В тонком слое он только чуть отдавал сиреневым, его можно было подкрашивать специальными красителями. Расти отлил колокола для своего первого айта с помощью брата, бродячего художника, это потом уже появились бесчисленные резчики, кузнецы, ваятели по стеклу. Сколько может сделать один человек! Расти… Мысли Дана, следуя неизбежной ассоциации, перешли на Дину, ее маленькую квартирку, ее «потайную» стену, увешанную изображениями жемчужин древней архитектуры, Дину и ее мужа Лея, художника, у которого при обыске нашли несколько тысяч рисунков на запрещенные темы… мужа Дина забрали в ту самую ночь, когда Дан и Ника отчаянно, в последний раз ссорились. Дан зажмурился, припоминая. От них только что ушел Поэт. Появился он в тот вечер неожиданно, принес с собой ситу, но не пел, только время от времени тихонечко наигрывал незнакомые томительные мелодии — петь он не мог, разбитые охранниками губы плохо заживали. Лицо у него было в синяках и подсохших ссадинах, левая рука не слушалась, но побоев, очевидно, оказалось недостаточно, чтобы усмирить его, он по-прежнему говорил, что думал, а думал он…

— Я узнал невероятные вещи, — сказал он, беря аккорд, царапнувший по нервам, — я встретил одного человека… Не странно ли, я узнал о его существовании из разговора, подслушанного в башне, куда меня водворили охранники. Обрегая уши зевак от моих скромных откровений, они невольно вывели меня на тайну, которая… — он вдруг замолк, потом загадочно закончил: — Мне удалось выяснить судьбу Нита, личного врача Рона Льва, после того, как я встречусь с ним… — он словно наткнулся на препятствие, застрял, а потом вдруг перескочил через него, — если, конечно, сумею до него добраться.

— А где он? — спросила Ника.

— На каторжных работах.

— Ты собираешься пробраться в тюрьму?

— Придется. Правда, не совсем в тюрьму, туда мне, конечно, не попасть, а в карьеры… Там добывают строительный камень, выработки открытые и вряд ли совсем уж невозможно преодолеть ограждения.

— Тебя убьют, — сказала Ника с ужасом, — тебя убьют, Поэт.

— Либо да, либо нет. У меня есть шансы.

— Маран выручит, если что, — предположил Дан.

— Маран? — Поэт усмехнулся. — Он чуть не пристукнул меня в тот день… Вытащил, да… Я-то уже думал, что все, с концами, однако он заявился лично, не знаю подробностей, но меня вывели пред его светлые очи… Никогда его таким не видел! Ткнул пальцем в мой синяк, вот этот, под глазом и прошипел: «Неужели ты не мог помолчать? Хотя бы там, в камере? Или это выше твоих сил»? А я ему говорю: «Должен же я был как-то оправдать свое задержание»…

Когда Поэт ушел, Ника сказала не то с удивлением, не то с восхищением:

— Вот то, что в книжках называют неукротимым духом…

И Дан дополнил:

— …и что на деле часто оказывается просто глупостью или легкомыслием.

И Ника — Ника вышла из себя. А Дан… Был ли он несправедлив к ней, когда, распалившись, кричал: «Меня ты никогда так не защищала, мне ты никогда не прощала ветрености и бездумных поступков, если б оскорбили меня, ты никогда не стала бы так негодовать»… И позже: «Ради него ты на все готова!» А затем оглушившие его слова Ники: «Пойми, Дан, мы с тобой обыкновенные люди, а он — гений». И тогда он взорвался — стыдно вспомнить. Накричавшись, он хлопнул дверью и добрых два или три часа бродил по улицам, а когда вернулся, Ники не было. Хозяйская дочь сообщила ему, что приходил Дор, что арестовали мужа Дины, и Ника ушла с Дором. Дан ждал до утра, затем до вечера и опять до утра. Ника не появлялась. И тогда, разъяренный, он отправился в Крепость и вызвал Марана… Легок на помине! Этажом ниже раздался пронзительный звон, слышный даже на смотровой площадке. Через минуту в люке показалась голова охранника.

— Тебя зовет Маран.

Маран был в своем кабинете. Он развалился в кресле, удобно устроив ноги на низком стуле напротив, и потягивал сок карны. Увидев Дана, он крикнул:

— Нила, принеси Дану карны. Живее, детка. Да и мне, пожалуй, налей еще порцию.

Нила внесла поднос с полными чашками. Она отчаянно кокетничала, строя Дану глазки. Маран добродушно рассмеялся.

— Гляди, как ее разобрало. На твоем месте, Дан, я бы не терялся.

Дан вяло улыбнулся. Нила была одной из секретарш Марана. Впрочем, Дан подозревал, что на нее были возложены более приятные и менее обременительные обязанности, а работу выполняла другая — некрасивая тощая девица. Дан окинул Нилу взглядом и вновь подивился тому, где Маран откопал эту пышную красавицу, ничуть не похожую на обычный бакнианский тип. Она явно не отличалась целомудрием, но Маран, надо думать, пристрастия к недоступным женщинам не питал, ветреность своей по совместительству секретарши воспринимал, как явление абсолютно нормальное, и если б Дану взбрело в голову… Однако, хотя авансы Нилы и льстили его самолюбию, никакого желания познакомиться с ней поближе у него не возникало, он только удивлялся ловкости Марана… что ж до него самого, он всегда был однолюбом… Дан вздохнул и отпил карны. Этот сок, ничего общего не имевший по цвету — неестественно розовому, и вкусу — чуть кисловатому, с кофе, по своему бодрящему действию напоминал Дану его любимый и утраченный напиток.

Оригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com