Четверо слепых мышат - Страница 57

– Ты нашел время подумать над моим предложением? – спросил Бернс.

– У меня по-прежнему нет для тебя ответа. Извини. Это серьезное решение для меня и моей семьи. Могу лишь сказать – если это послужит тебе каким-то утешением, – что если уж я где-то приземляюсь, то потом не скачу с места на место.

– О'кей, я согласен ждать еще. Но ты же понимаешь, я не могу держать предложение открытым до бесконечности?

Я кивнул.

– Я ценю то, в какой форме ты преподносишь это дело. Ты всегда такой терпеливый?

– Всегда, когда есть возможность, – ответил Бернс и закрыл эту тему. Он подцепил несколько папок, лежавших на кофейном столике между нашими чашками, и подтолкнул ближе ко мне. – У меня есть для тебя кое-что. Взгляни, Алекс.

– Еще какие-то материалы из загашника ФБР? – улыбнулся я Бернсу.

– Они придутся тебе по вкусу. Это действительно ценные материалы. Надеюсь, они окажутся полезны. Я хочу, чтобы ты наконец завершил это армейское дело. Мы тоже заинтересованы.

Раскрыв одну из папок, я вынул нечто похожее на сложенный обрывок пиджака. Поднял кусок ткани к свету, чтобы рассмотреть подробнее. Лоскут был цвета хаки, и на ткань было нашито что-то вроде арбалета. Кроме того, на лоскуте была соломенная кукла. Страшная и противная соломенная кукла. Точно такая же, как мы нашли в квартире Эллиса Купера.

– Это обрывок пиджака шестнадцатилетнего члена молодежной банды, орудующей в Нью-Йорке. Группировка, к которой он принадлежал, называется «Призраки усопших». Их штаб-квартира размещается то в одном, то в другом кофе-шопе на нью-йоркской Кэнал-стрит. Этот район считается их криминальной территорией, – пояснил Бернс. – Операция, проведенная нами совместно с полицейским управлением Нью-Йорка, увенчалась арестом этого хулигана. Он решил поделиться кое-какой информацией, которая, как он решил, пригодится нью-йоркской полиции. Полиции, однако, она не пригодилась, но может представлять интерес для тебя.

– Каким образом? – спросил я.

– Он говорит, что отослал тебе, Алекс, за прошедший месяц несколько электронных сообщений. Якобы пользовался для этой цели компьютерами одного из нью-йоркских технических училищ.

– Так это он Пехотинец? – потрясенно воскликнул я.

– Нет, но он мог быть просто передаточным звеном. Выполнять при Пехотинце функции курьера. Он вьетнамец. Знак в виде арбалета заимствован из их популярной народной сказки. В этой истории арбалет, выстреливая, мог поразить зараз десять тысяч человек. «Призраки усопших» считают себя очень могущественной организацией. Они широко используют символы, мифы, магические ритуалы.

– Как я уже упомянул, этот парень и его хулиганствующие товарищи проводят большую часть времени в кофейнях. Играют в «тьен-лен», потягивают кофе по-вьетнамски. Банда перебралась в Нью-Йорк из округа Ориндж, в Калифорнии. Начиная с семидесятых годов в этом округе обосновалось свыше ста пятидесяти тысяч вьетнамских беженцев. Эта нью-йоркская группировка предпочла преступную деятельность, окрашенную национальным колоритом. Переброска незаконных иммигрантов (их называют «змеиными головами»), махинации с кредитными карточками, воровство программного обеспечения и детален компьютеров. Это для тебя что-то проясняет?

– Конечно, проясняет! – кивнул я.

Бернс вручил мне другую папку.

– Вот это, возможно, тоже пригодится. Это информация о бывшем главаре банды.

– О Тран Ван Лю?

Бернс кивнул.

– Я тоже воевал в Азии в шестьдесят девятом и семидесятом. Служил в морской пехоте. И у нас тоже были свои отряды разведчиков. Их забрасывали на вражескую территорию – точь-в-точь как Старки с компанией. Вьетнамская война была партизанской, Алекс. Некоторые из наших тоже действовали, как партизаны. Их задачей было сеять страх и разрушение в тылу врага. Это были жесткие, бесстрашные люди, но очень многие из них сделались на удивление невосприимчивыми к чужим страданиям. Зачастую они практиковали ситуационную мораль.

– Сеять страх и разрушение? – переспросил я. – Ты ведь толкуешь о терроризме, разве не так?

– Да, – кивнул Бернс. – Именно так.

На сей раз в штат Колорадо меня откомандировало ФБР. Отныне это дело стало для Рона Бернса и его делом. Он хотел знать того или тех, кто стоял за длинной цепью убийств.

Изолятор для особо опасных преступников в городе Флоренс произвел на меня столь же угнетающее впечатление, что и в первый раз. Вступив на территорию тюремной зоны особого режима, я оказался под неусыпными взорами охранников за пуленепробиваемыми наблюдательными окнами. Двери в помещении были окрашены довольно необычным образом, в оранжевый либо мятно-зеленый цвет. В песочно-желтые стены с интервалом в десять футов были вделаны видеокамеры.

В камере, где я встретился с Тран Ван Лю, имелись стол и два стула – все это было привинчено к полу. На сей раз его привели ко мне трое охранников в бронежилетах и толстых перчатках. У меня сразу возник вопрос, не произошло ли за это время каких эксцессов? Не было ли проявлений насилия или других неприятностей с его стороны?

На время нашего свидания запястья и лодыжки Лю сковали кандалами. Седые волосенки, свисавшие с его подбородка, казались еще длиннее, чем при нашем предыдущем свидании.

Я вынул из кармана куртки тот самый клочок пиджака защитного цвета, что дал мне Бернс.

– Ответьте: что это? Только на сей раз уже без дураков.

– "Духи усопших". Вам ведь об этом и так известно. Арбалет – это просто фольклор. Всего лишь эмблема, дизайн.

– А соломенная кукла?

С минуту он хранил молчание. Я заметил, что руки Лю сжались в кулаки.

– По-моему, я говорил вам, что был разведчиком в американской армии. Иногда военные оставляли в селениях визитные карточки. Одна, как я помню, представляла собой череп и скрещенные кости, со словами: «Когда сильно любишь, отдаешь самое лучшее». Американцы считали, что это очень смешно.

– Что означает соломенная кукла? Это ваша визитная карточка? Ее оставляли на месте убийства? Или же, напротив, в домах подставляемых солдат?

Он пожал плечами:

– Может быть. Это вы мне расскажите, детектив. Я не был на месте убийств.

– Что означает эта визитная карточка? Соломенная кукла?

– Много всего, детектив. Жизнь не так проста. Она не просто набор звуковых фрагментов и заранее известных решений. В моей стране религиозное сознание народа гибко и пластично. Наши религии – это буддизм, пришедший из Китая и Индии, даосизм, конфуцианство... Самая древняя – культ поклонения предкам. Это самое давнее народное верование по всему Вьетнаму.

Я напоминающе постучал пальцем по обрывку пиджака.

– Соломенные куклы принято сжигать или пускать вниз по реке. Это часть ритуала почитания мертвых. Те, кто был убит или после смерти не был погребен надлежащим образом, превращаются в призраков, в духов зла. Соломенная кукла – это грозное, предостерегающее послание, напоминающее обидчику, что по справедливости на месте куклы надлежит быть ему.

Я кивнул.

– Расскажите мне все, ради чего я приехал. Я не хочу возвращаться сюда снова.

– А это и ни к чему. Мне нет никакой нужды исповедоваться. Это, скорее, западная концепция.

– И вы не чувствуете никакой вины за случившееся? За то, что умерли невинные люди?

– И будут умирать впредь. Чего вы от меня хотите? Неужели и впрямь думаете, что я перед вами в долгу по причине вашей блестящей детективной работы?

– Значит, вы признаете, что использовали меня?

Лю пожал плечами:

– Я ничего не признаю. С какой стати? Я был партизаном. Шесть лет выживал в джунглях Ан Лао. Потом я сумел выжить в джунглях Калифорнии и Нью-Йорка. Я использую то, что предоставляет мне жизнь. Стараюсь выжать максимум из ситуации. Уверен, вы делаете то же самое.

– И здесь, в тюрьме, тоже?

– О, в тюрьме особенно. В противном случае даже самый умный и сметливый может сойти с ума. Вы слышали выражение: «наказание несоразмерное тяжести преступления». Камера два на семь футов. Пребывание в ней двадцать четыре часа в сутки. Общение только через щель в двери.