Честь семьи Лоренцони - Страница 6

Будучи отцом двоих детей, Брунетти решил не звонить родителям Роберто, – по крайней мере не дождавшись результатов судмедэкспертизы. Исходя из того, что ему сообщил доктор Бортот и учитывая наличие кольца, маловероятно, что в конечном итоге обнаружатся доказательства, исключающие, что труп принадлежит Роберто Лоренцони. Но пока такая вероятность существует, Брунетти предпочел пощадить чувства семьи и не причинять им лишнюю боль.

В ожидании материалов дела он попытался вспомнить, что же произошло два года назад. Так как преступление было совершено в провинции Тревизо, расследование дела проводила местная полиция, невзирая на тот факт, что потерпевший был гражданином Венеции. В то время Брунетти расследовал другое дело, но он прекрасно помнил чувство бессилия, охватившее квестуру, когда дело было передано в Венецию и полиция тщетно пыталась найти похитителей мальчика.

Из всех возможных преступлений похищения людей с целью получения выкупа всегда казались Брунетти самыми отвратительными. Не только из-за того, что у него самого были дети; но из-за того, какую боль это причиняло близким потерпевшего; когда немыслимые деньги, требуемые в обмен на человеческую жизнь, не были получены, с заложником жестоко расправлялись. Или, что еще хуже, в большинстве случаев человека похищали, забирали выкуп, а в итоге все равно убивали. Как-то раз он присутствовал при эксгумации тела двадцатисемилетней женщины, которая была похищена и похоронена заживо в земляном подвале. Перед его глазами до сих пор стояла страшная картина: ее почерневшие руки, прижатые к лицу в предсмертной муке, в немой мольбе.

Брунетти не мог похвастаться знакомством с кем-либо из семьи Лоренцони, хотя однажды ему вместе с Паолой посчастливилось побывать на званом ужине, где также присутствовал граф Лудовико. Как это обычно бывает в Венеции, он частенько встречал графа на улице, но ни разу не заговаривал с ним. Commissario, который проводил расследование непосредственно в Венеции, был год назад переведен в Милан, так что Брунетти при всем желании не мог лично расспросить его о том, что ему удалось разузнать, а также о том, что он думает об этом деле. Он был уверен, что зачастую именно во время разговора с глазу на глаз, что называется, без протокола, могли открыться новые факты, могущие сыграть немалую роль, особенно на стадии пересмотра дела. Брунетти и сейчас допускал возможность того, что дело не будет пересмотрено: а вдруг в результате судебно-медицинской экспертизы выяснится, что тело, обнаруженное на поле, не имеет никакого отношения к Лоренцони? Но как тогда объяснить наличие кольца?

Синьорина Элеттра появилась на пороге его кабинета, прервав его нелегкие раздумья.

– Входите, пожалуйста, – пригласил он. – Вы справились с этим очень быстро. – Как правило, на поиски материалов в квестуре уходило немало времени, до появления бесподобной синьорины, разумеется. – Сколько лет вы уже у нас работаете, синьорина? – спросил Брунетти.

– Этим летом будет три года, комиссар. А почему вы спрашиваете?

На его языке вертелся ответ: «Потому что тогда мне будет легче подсчитать минуты счастья, проведенные с вами», но подумал, что это прозвучало бы слишком похоже на ее высокопарные речи. Вместо этого он ответил:

– Хочу успеть заказать цветы, чтобы отпраздновать это знаменательное событие.

Она звонко рассмеялась в ответ, и оба вспомнили, как она, едва заступив на почетное место секретаря вице-квесторе Джузеппе Патты, начала с того, что принялась дважды в неделю заказывать цветы, причем каждый раз какие-то изысканные, необычные, и непременно не меньше дюжины. Патта был обеспокоен только тем, чтобы средств, выделяемых из городского бюджета, хватало на ежедневные обеды (не менее изысканные, чем цветы Элеттры); поэтому он еще ни разу не возразил. Таким образом, приемная вице-квесторе превратилась в источник положительных эмоций для всей квестуры. Трудно сказать, что тут играло решающую роль: очередной ли сногсшибательный туалет синьорины, обилие цветов в маленькой приемной или то, что эти роскошные букеты оплачивает правительство. Брунетти, которого искренне радовали все три фактора, припомнил строки, принадлежащие, кажется, Петрарке, где поэт благословляет месяц, день и час, когда он впервые повстречал свою возлюбленную Лауру. Но все эти мысли Брунетти оставил при себе. Взяв у нее бумаги, он положил их к себе на стол.

Когда синьорина удалилась, Брунетти открыл папку и углубился в чтение. Он помнил только, что это случилось осенью, двадцать восьмого сентября, во вторник, около полуночи. Подружка Роберто остановила машину у ворот виллы его родителей (далее были указаны марка автомобиля, его номер и дата выпуска). Затем она опустила стекло и набрала цифровой код, чтобы открыть ворота и заехать внутрь. Однако ворота почему-то не открывались. Тогда Роберто вышел из машины, чтобы посмотреть, в чем дело. Между створками ворот, с внутренней стороны, лежал огромный камень; он-то и не давал воротам открыться.

Со слов очевидицы (занесенных в протокол с места происшествия), Роберто нагнулся, чтобы убрать камень, и в тот самый момент из-за кустов позади него появились двое. Один приставил револьвер к его виску, а другой, подойдя к машине и остановившись у самого окна, направил револьвер на нее. Лица обоих скрывали черные шерстяные полумаски.

Сначала она решила, что это ограбление; и, положив руки на колени, попыталась стянуть с пальца кольцо с изумрудом, в надежде бросить его на пол и тем самым уберечь от грабителей. В машине громко играло радио, так что она не расслышала, о чем говорили эти двое, но в полиции заявила, что сразу поняла, что никакое это не ограбление, когда увидела, как Роберто в сопровождении человека с револьвером скрылся в кустах.

Второй, не говоря ни слова и не опуская оружия, еще некоторое время постоял у окна, а потом попятился к кустам и исчез.

Прежде всего она заперла дверцу. Затем пошарила между сиденьями, пытаясь найти телефон. К несчастью, батарейки сели, и позвонить не удалось. Потом решила немного подождать: а вдруг Роберто вернется? Не дождавшись (сколько времени длилось ожидание, девушка не смогла вспомнить), она, не теряя ни минуты, отъехала от ворот и помчалась в Тревизо. Из первой же телефонной будки на обочине дороги позвонила в полицию. Даже тогда, по ее словам, она и представить себе не могла, что Роберто похитили, в глубине души надеясь, что это розыгрыш, какая-то нелепая шутка.

Брунетти дочитал отчет до конца: ему не терпелось узнать, поинтересовался ли офицер, почему ей пришла в голову мысль о розыгрыше. Но ничего подобного он в отчете не нашел. Брунетти открыл ящик стола в поисках листка бумаги. Не найдя ничего, он вытащил из мусорной корзины мятый конверт и, сделав на нем какую-то пометку, снова углубился в чтение.

Полиция связалась с семьей потерпевшего. Все, что они могли сказать, это то, что Роберто, под дулом револьвера, увели в неизвестном направлении. В четыре часа утра Маурицио, племянник графа Лудовико, привез дядю на виллу. В полиции на тот момент уже разработали версию о похищении с целью получения выкупа, так что теперь было необходимо срочно заморозить вклады. Но поскольку речь шла только о вкладах в Италии и семья имела доступ к вкладам за границей, комиссар из полицейского управления Тревизо, возглавлявший расследование дела, попытался убедить графа Лудовико в бесплодности попыток спасти Роберто, заплатив требуемую сумму. Только отказ от передачи денег мог, по его словам, как-то повлиять на преступников, заставить их воздержаться от подобных деяний в будущем. В большинстве случаев, убеждал он графа, заложника не возвращали, даже следов его не могли найти.

Граф Лудовико, в свою очередь, настаивал на том, что у полиции нет никаких веских доказательств того, что это похищение с целью выкупа. Все что угодно – ограбление, ошибка, чья-то злая шутка, наконец! Как это все было ему знакомо! Многие из тех, с кем ему приходилось иметь дело в ходе расследования, так и не смогли смириться с тем, что близкий им человек похищен или убит. Так что чувства графа были вполне понятны. Но Брунетти по-прежнему настораживало вновь и вновь высказываемое предположение о чьей-то злой шутке. Что за человек был этот парень, если люди, знавшие его так близко, могли высказывать подобные версии?