Чешир (ЛП) - Страница 5

***

Наблюдение за тем, как Уолдорн-Энд появляется из-за густых деревьев, похоже на то, как моя сестра любит описывать одного из своих первых бывших парней в Гарварде. Все начинается совершенно нормально, но к концу повествования он словно голый сидит на вашем диване и грызет ногти на ногах, а вы удивляетесь, как, черт возьми, это произошло.

Сказать, что дом эклектичен и уникален, значит ничего не сказать. Различные стили и материалы бессистемно переплетаются друг с другом — как древний шотландский замок с ультрасовременным чудовищем из Беверли-Хиллз с хижиной деревенщины.

Старый камень, побледневший от солнца за последние столетие или два.

Отблески металлических шпилек, акцентирующие обветренное, темное дерево.

Листы точно проржавевшего гофрированного металла, нависающие над мансардными окнами.

И спутанные ползучие лианы, делающие все возможное, чтобы поглотить все здание.

Причудливое и, казалось бы, случайное расположение дымовых труб по всей гигантской, громоздкой структуре усиливает эффект разрозненности, но в то же время намекает на то, что комнаты внутри могут быть уютнее, чем можно было бы ожидать. Пока не ясно, является ли все это странным и привлекательным или просто уродливым, но это определенно не похоже ни на что, что я когда-либо видела до этого.

Мой рот, наверное, надолго застыл открытым, прежде чем мама протянула руку, чтобы легонько коснуться моего подбородка. Я пытаюсь сглотнуть, прежде чем заговорить, и края моего горла на секунду слипаются.

— Вот дерьмо. Чем именно Чарльз зарабатывает на жизнь? Он богатый? Или, может быть, безумен? Потому что реально, только кто-то с кучей денег и родословной, в которой плавает безумие, мог придумать дом, который так выглядит.

— Уолдорн-Энд принадлежит его семье с тех пор, как они приехали сюда из Англии целую вечность назад. — Алкоголь, похоже, в значительной степени выветрился из ее крови, пока она передает мне эту информацию. — Он сказал мне, что с годами разные поколения добавляли свои штрихи и обновления, поэтому вот что досталось Чарльзу. — Мама пытается казаться бесстрастной, но в ее голосе есть нотки, которые говорят о том, что она больше потрясена своим новым домом, чем хочет показать.

Мы молчим, пока машина сворачивает с главной дороги и везет нас по длинной, извилистой дорожке. Каждый поворот и закоулок открывает детали владения, которые до сих пор были скрыты деревьями. Обширный сад, зимний бесплодный, огибает угол дома и переходит в то, что, как я предполагаю, является задним двором. Сбоку стоит большая беседка, ее медная крыша подмигивает оранжевым в лучах позднего полуденного солнца.

— Когда его жена умерла вскоре после их свадьбы, он расширил сад и добавил беседку в память о ней. — Голос мамы мягкий, уважительный. — Очевидно, она любила проводить вечера среди роз, когда конец был уже близок; они приносили ей утешение, пока свет ее жизни тускнел. — Мимолетная меланхолия окрашивает ее черты, но затем ее стирает еще одна фирменная улыбка. — Чарльз с таким нетерпением ждет нашего приезда. Не думай, что я не обращаю внимания на уникальность ситуации, хотя бесспорно понимаю, насколько странным все это должно казаться тебе и твоей сестре. Но не могла бы ты попытаться сделать так, чтобы быть милой? Для меня?

Сидя на заднем сиденье нашей второй за сегодня машины с шофером, я изучаю миниатюрную женщину рядом со мной и понимаю, что раньше не задумывалась над этим. Она зависела от моего отца, который был ее партнером, ее источником силы. Он в действительности заботился о многом из внешнего мира для нее, оберегал ее от него, а взамен она давала ему семью, дом и уют. После несчастного случая, который отнял его у нас, ей было трудно, и, если быть до конца честной, я знаю, что ей было одиноко.

Поскольку Элайза уехала в колледж и стала еще больше поглощена собой, чем обычно, я осталась единственной, кто был рядом, и понимаю, что меня было недостаточно. Жестоко, да, но это правда, и с этим я, как ни странно, смирилась. Итак, если мама снова обрела счастье с Чарльзом, спутником последней половины ее жизни, то кто я такая, чтобы быть черной тучей?

— Да, мама, конечно. Ты же знаешь, что я просто хочу, чтобы ты была счастлива и в безопасности, правда?

— Ты всегда так заботишься обо мне, Али, — говорит она, протягивая нежную руку, чтобы погладить мое колено, когда машина плавно останавливается. Почти сразу же одна из двух массивных двойных дверей, богато украшенных резьбой из темного дерева, открывается, и появляется Чарльз, с веселой ухмылкой и сверкающими глазами. Моя мама взвизгивает, выскакивает с заднего сиденья и бросается прямо в объятия, которые тот раскрыл для нее.

Я гораздо медленнее вылезаю из машины, не торопясь осматриваю окружающую обстановку, пока ступаю на широкую мощеную дорогу. Густой хвойный лес наступает со всех сторон, древние пихты и ели наполняют воздух свежим, древесным, приветливым ароматом, который практически кричит о Рождестве.

— Заходи, Али, я покажу тебе и Делии все вокруг. Водитель возьмет ваши сумки. — Чарльз и моя мама исчезают в доме, и когда я следую за ними, клянусь, звук злобного смеха жутким эхом разносится среди деревьев позади меня.

Глава 3

Колледж Святого Филиппа — полная противоположность Уиттиеру, представляющим собой обычный однотипный кампус колледжа, построенный в конце восьмидесятых годов. Слишком изношенный и выглядящий довольно усталым, но не настолько обветшалый, чтобы требовать серьезного ремонта. В отличие от него, Сент-Филипс выглядит так, словно прятался здесь с начала времен, скрываясь в тени и тумане, как величественный гриб. Как только мы въезжаем в ворота, я чувствую тяжесть многовековых тайн, о которых шепчутся на территории. Желание рассмотреть и поглазеть на все, что мы проезжаем, очень сильное, но я делаю все возможное, чтобы не выглядеть как туристка.

И Чарльз, и моя мама настояли на том, чтобы поехать со мной сегодня, чему я сначала противилась, но теперь втайне рада. «Чтобы помочь мне устроиться» — так они выразились. У меня не хватило духу сказать кому-то из них, что я не уверена, что когда-нибудь смогу по-настоящему устроиться.

После двух ночей, проведенных в Уолдорн-Энде, я снова собрала свой чемодан и добавила к нему сумку, достаточно большую, чтобы в нее можно было положить тело, и закинула все это на заднее сиденье блестящего цвета кларет Bentley Flying Spur Чарльза.

— Мама, — наклоняюсь вперед и шепчу ей в затылок. — Я уверена, что эта машина стоит больше, чем наш дом в Миннесоте. — Эта мысль одновременно ужасная и уморительная, и у меня вырывается небольшой смешок, прежде чем я сжимаю зубы. Она просто отпихивает меня, когда дверь со стороны водителя открывается, и ее новый мужчина скользит за руль.

Откинувшись на роскошное кожаное сиденье, я тупо смотрю на пролетающие за окном пейзажи, одновременно размышляя о странности своей ситуации. То, что мама захотела поехать со мной сегодня, вполне логично. В конце концов, она присутствовала на каждом моем первом школьном дне. А вот волнение Чарльза немного странно. По какой-то непонятной причине он, кажется, хочет похвастаться мной, а я не могу прочитать его достаточно хорошо, чтобы понять, искренне это или нет.

Полтора часа размышлений спустя, и вот мы уже подъезжаем к главному административному зданию. Чарльз плавно паркуется на свободное место и выключает двигатель. Прежде чем мама или я успеваем выйти, он оказывается с нашей стороны машины и открывает одновременно переднюю и заднюю двери, помогая ей с большой и очень плотно наполненной сумкой для покупок, которую та привезла с собой. Он встает между нами и идет целеустремленными шагами, маленькая мамина ладонь удобно устроилась в его гораздо более крупной руке.

Я благодарна за то, что он, кажется, знает, куда мы идем. Если бы пришла сюда одна, как изначально планировала и пыталась настоять на этом сегодня утром, я бы сейчас была совершенно потеряна и ошеломлена.