Червонные сабли - Страница 3
- Кто?
- Кадета Шатохина, помещичьего сына, помните?
- Еще бы не помнить, гада, - сказал Уча.
- И я его, хлопцы, не забуду, - сказал Ленька, - долго буду помнить.
- Почему, Леня, что он тебе сделал?
- Расстреливал... Собственной рукой...
- Не ври, - прошептал пораженный Уча.
- Правду говорю.
- Как же это?
- После расскажу. Сперва хочу Васькину могилу поглядеть. Ведь он у меня на руках умирал...
- Выходит, Ваську убили, а тебя нет? - недоверчиво хмыкнул Илюха.
Он шел со всеми вместе, но держался подальше: кто знает, а вдруг в самом деле Ленька не Ленька, а нечистая сила? Не зря тюльпанами шапку украсил: маскируется...
- Забыл кадет, как мы его войску расколошматили? - продолжал между тем Уча. - Помнишь, как Васька его за ногу с лошади стащил?
- И шашку генеральскую отняли, - засмеялся Абдулка.
Под горой показалась петлистая речка Кальмиус, мелкая, синяя, до последней камышинки родная. Она тоже была подругой детства, текла в зеленых берегах, и точно не вода струилась в ней, а кровь и сиротские Ленькины слезы...
- Вон твоя могилка, видишь? - Илюха указал на другой берег, за речкой.
- Сейчас поглядим...
Валетка, прежде чем переходить вброд, недоверчиво понюхал воду, осторожно ступил передней ногой в прибрежные камыши и тогда только вошел в речку. На середине Ленька отпустил повод, давая коню напиться. Ребятишки обступили Валетку и смотрели, как он пьет, раздувая ноздрями круги на воде. Когда конь поднимал голову, с бархатных губ падали в воду капельки.
Выбравшись на другой берег, ребята побежали к невысокому степному холму.
Ленька спешился и, держа в поводу лошадь, подошел к ребятам. Холмик был окаймлен частоколом позеленевших, едва заметных в траве патронных гильз: сразу видно, мальчишки постарались. Они, видно, и выцарапали надпись на камне:
Ленька стоял над своей могилой, а ребята молчали, потрясенные встречей друзей, из которых один остался жив, хотя тоже мог лежать в этой могиле.
Молчал и Ленька. Сейчас его мысли были далеко, в той темной осенней ночи, когда они с Васькой переходили здесь линию фронта...
Тогда над степью бушевала гроза. Сабли молний сверкали сквозь завесу дождя. Спрятались ребята вон в той ложбине, а может быть, за тем бугром, что зарос полынью. Пули свистели над головой. Васю ранило, но он пытался подняться. «Думаешь, не встану?» - как-то сердито, с обидой сказал он и встал, ища рукой опору. «Идем, Ленька, я буду за тебя держаться. Идем, приказ надо передать, а то наших побьют...» Ой как страшно было Леньке в той темной степи. Васька тяжело дышал, умирая, а потом последний раз приподнялся и хрипло, со злостью сказал: «Ты думаешь, я помру? Думаешь, помру, да?» Он напряг последние силы и встал, сделал два шага и упал... Уже и вспомнить трудно, как потом нашел Ленька красноармейцев и передал приказ. Все это было здесь, было...
Стоя поодаль, ребята с сочувствием следили за Ленькой. А он глухо проговорил, обращаясь к могильному холму: Здравствуй, Вася...» - и умолк, не в силах продолжать. Слышно было, как всхлипнула Тонька. А Уча нахмурил брови.
На степной могиле качались синие цветы, точно синие свечи. Кружились, гудели пчелы. В кустах барвинка пел соловей, а в голубом небе звенели жаворонки.
Тонька ушла от ребят в степь и скоро вернулась с охапкой полевых маков. Все расступились, и она усыпала цветами могильный холм.
Тогда Уча поискал в траве и поднял осколок кремня. Он с веселой яростью зачеркнул на камне имя Леньки и приписал:
- Кончится война, сложим здесь памятник, - в спокойной задумчивости сказал Ленька.
- Сложим, - подтвердил Уча, - здесь и поставим, чтобы видно было на всю степь.
Ребята согласно кивнули головами.
3
В тесном дворике Анисима Ивановича Ленька привязал коня к сараю, ребятишки нарвали свежей травы, и Валетка, смачно похрустывая, зарывался мордой в пахучий корм, жмурил глаза от удовольствия.
Ребята расселись в кружок, и Уча попросил:
- Ну, Леня, теперь рассказывай, как ты на войне был.
Тонька взобралась на бочку и притихла там, свесив ноги. Илюха улегся животом на землю, подпер кулаками щеки.
Ребята уставились Леньке в рот, ожидая необычайных рассказов.
Не спеша Ленька отстегнул маузер, снял генеральскую шинель на ярко-красной шелковой подкладке и повесил на сук. Илюха глаза вылупил от зависти.
- Где ты такую шинель взял?
- С генерала сняли.
- С Деникина?
- Нет. Деникин убежал, уплыл на пароходе аж в Константинополь. Наши стреляли вдогонку, да жалко, не попали.
В Ленькином дворике собралось столько народу, что сесть было негде. Сам хозяин устроился на ящике, а маузер положил на колени, чтобы ребятишки не баловались. Он заметил в сторонке двух незнакомых пацанов, как видно братьев, - уж очень были похожи один на другого. Они сиротливо стояли у калитки, не решаясь подойти ближе. Один был постарше, другой - лет девяти, худенький, в ситцевой рубашонке. Скоро, однако, старший освоился и подошел к Леньке, потрогал пальцем сигнальную трубу и спросил:
- На музыке играешь?
- Сигналка это. В атаку бойцов поднимать, - объяснил Ленька.
- Как поднимать?
- Звуками сигнальной трубы.
- Понятно, - сказал мальчишка, а сам уже тянулся рукой к маузеру. - Можно стрельнуть?
- Глянь, какой бедовый! - усмехнулся Ленька и строго добавил: - Нельзя. Это воинское оружие, а не игрушка...
- Барабан, чего пристал? - крикнул Уча. - А ну, киш отсюда!
- Чьи это пацаны? - с интересом спросил Ленька.
- Братья Барабановы: Илюшка и Ванька. Возле глея[2] живут, - объяснил Уча. - Ихний отец к Ленину ездил.
При этих словах все ребята посмотрели на братьев. Ленька подозвал младшего, Илюшку, и усадил рядом.
- Говоришь, отец к Ленину ездил?
- Ага. Уголь коммунистический отвозил, - охотно ответил мальчик и даже похвастался: - А когда из села с хлебом вернется, опять в Москву поедет...
Разговор шел серьезный, и Ленькины друзья притихли. Только Ваня Барабанов не в силах был оторвать взгляда от маузера.
- Кто тебе такой леворверт дал?
- Семен Михайлович подарил.
- Какой Семен Михайлович?
Уча стукнул мальчишку костылем.
- Ты отстанешь, чертов Барабан, или нет?
- У нас один Семен Михайлович, - сурово объяснил Ленька. - Товарищ Буденный, и ты это должен знать...
Рыжего Илюху терзала зависть.
- Прямо не верится, Ленька, что ты воевал.
Тонька с презрением сказала:
- Дурак ты и уши холодные!.. Не видишь, что он весь пораненый?
Но Илюха продолжал свое:
- Ленька, а воевать страшно?
- Кто шкуру свою спасает, тому страшно. А кто за бедных - ничуть.
- Неужели ни разу не забоялся? - не отставал Илюха. Ленька усмехнулся:
- Один раз было... Когда с Буденным кашу ел.
Ребята рассмеялись:
- Каши спугался?
- Не каши, а Буденного. Шутишь? Командующий армией! Одних коней двадцать тыщ... Тронется дивизия за дивизией - вся степь в конях! Только пыль до неба, и у каждого бойца шашка, пика - залюбуешься!
- А почему у тебя шашки нема? - поддел Илюха.
- Пулеметчику не положено.
- А стрелять умеешь?
- Отстань, рыжий... Леня, расскажи, как тебя кадет Шатохин расстреливал.
- Правда, расскажи, - загомонили ребята.
Не спеша Ленька расстегнул ворот гимнастерки, достал красный платок и вытер лицо. В эту минуту он был похож на Ваську - так же хмурился и медлил с ответом.