Червь - Страница 78
В: Что же вы на это?
О: Что он в Его Милости обманывается. Тем самым его самого обманула.
В: Хорошо. Теперь — про пещеру.
О: Только знай, мистер Аскью: я стану говорить правду.
В: А я по своему усмотрению поверю или не поверю.
О: Правда — верь или не верь — останется правдой.
В: Тогда моё неверие ей не в убыток. Рассказывайте.
О: Стали мы подниматься к пещере, но самой пещеры ещё не видели — она скрывалась от наших глаз за взгорком. И тут откуда ни возьмись дорогу нам заступила леди в серебре.
В: Как — в серебре?
О: Наряд на ней был преудивительный — словно как из серебра. А узоров на нём не было, ни цветочных, никаких. А ещё удивительнее, что она носила узкие штаны — вот как носят поверх коротких панталонов моряки и северные жители. Я как-то видела одного такого, когда он верхом ехал по Лондону. И на ней были такие же, только уже. В обтяжку, как лосины. И курточка, тоже в обтяжку и из такой же серебристой материи. А на ногах сапожки из чёрной кожи — вроде мужских для верховой езды, только что голенища пониже. И смотрит она так, словно нас-то и поджидала.
В: И вы положительно утверждаете, что она будто из-под земли выросла?
О: Похоже, она до поры хоронилась в укрытии.
В: Отчего же вы взяли, что она непременно леди?
О: Видно, что не из простых.
В: Имела она сопровождение? Был ли при ней грум или слуга?
О: Нет, она стояла одна.
В: Молодая или в летах?
О: Молодая, пригожая. Волосы не собраны. Пышные, прямые, ни завиточка. И чёрные что вороново крыло. На лбу выстрижены ровно, как по ниточке. Так чудно!
В: А шляпа или чепец?
О: Ничего этого она не носила. И знаешь, у неё не только наружность была диковинная, а и повадка. Стоит ли, ходит ли — всё не как леди, а будто бы молодой джентльмен из тех иных, что всегда держатся просто, без принуждённости, а чванство да церемонии ни в грош не ставят. И приветствовала она нас странным манером: сложила руки перед собой, точно при молитве — вот так — и тут же опустила. Сделала она это походя, вот как махают рукой приятелю при встрече.
В: Была ли она удивлена вашим появлением?
О: Нисколько.
В: Как ответствовал на это Его Милость?
О: Тотчас пал на колени и обнажил голову, как бы изъявляя почтение. Дик за ним. Пришлось и мне тоже. Но к чему это и кто эта леди, мне было невдомёк. Она же в ответ улыбнулась с таким видом, будто вовсе этой учтивости не ждала, но находит её для себя приятной.
В: Она что-нибудь произнесла?
О: Рта не раскрыла.
В: А Его Милость с ней не заговорил ли?
О: Он только стоял на коленях, опустив голову, словно бы показывал, что не смеет глаз на неё поднять.
В: Не показалось ли вам, что прежде они уже встречались?
О: Я только то разобрала, что Его Милость, как видно, знает, кто она такая.
В: Не имел ли Его Милость от неё какого-либо знака или приветствия, лишь ему предназначенного?
О: Нет.
В: Из какой материи был сшит этот чудесный наряд?
О: Я такой сроду не видывала. Блестит точно наиотменнейший шёлк, но при движении заметно, что мягкостью шёлку уступает.
В: Леди, говорите, молодая?
О: Не больше как моих лет.
В: Далеко ли от вас она стояла?
О: Много если за полсотни шагов.
В: Какова она была наружностью: природная англичанка или же иноземка?
О: Нет, не англичанка.
В: Из каких же тогда?
О: Да вроде той, какую два лета назад показывали в балагане близ Мэлла — по прозвищу Корсарша. Её взяли с корабля, захваченного в Западных морях. Лютостью, сказывали, всех морских разбойников превзошла, даром что была у корсарского капитана в полюбовницах. Тот был вероотступник, его в Дептфордском порту повесили, а её пощадили. Мы, которые за погляд деньги платили, стоим вокруг, а она жигает глазами: когда бы не оковы, всех бы порешила. А собой статная и красоты неописанной. Клейборн подумывала откупить её к себе в бордель для ретивейших распутников: им её укрощение будет кровь горячить. Да что-то не сошлись в цене. Притом хозяева её сказывали, она такого срама не перенесёт и скорее наложит на себя руки, чем даст собой овладеть. Нет-нет, ты не думай, это не она стояла тогда на тропе. У этой леди лицо было не свирепое, а доброе.
В: Женщина из балагана — она кто была? Арапка? Турчанка?
О: Вот не знаю. Глаза и волосы чёрные, лицо смуглое впрожелть. Ни румян, ни белил. Немного походила на евреек, которых мне случалось видеть в Лондоне, только те всё больше застенчивые и боязливые. А про эту, в балагане, люди говорили, будто она не истинная корсарша, а обыкновенная цыганка, нанятая корсаршу изображать… Это я рассказываю, как оно мне представлялось тогда, на тропе, при первом её появлении.
В: Отчего вы сказали, что она повадкой походила на молодого джентльмена?
О: Оттого что не манерничала вроде лондонских дам — не было ей нужды доказывать свою знатность модными нарядами и жеманством. А когда мы преклонили колена, она заметно смешалась — видно, почла это за лишнее. А потом с озадаченным видом упёрла руки в бока: совершеннейший мужчина.
В: Разгневалась?
О: Вовсе нет — улыбнулась: мы её, похоже, забавляли. И вслед за тем неожиданно отвела руку назад, как бы приглашая войти в дом или в комнату. Ну как хозяйская дочка, пока родители не вышли, сама встречает на пороге гостей.
В: Не выражал ли её вид злобу или угрозу?
О: Что я про неё Джонсу наплела, это всё, прости Господи, поклёп. А по правде, я лишь то разобрала, что платье и манеры у неё не наши, что она чудо как хороша и простодушна. Хоть ни Англии, ни обычаев наших не знает, зато держится так свободно и нестесненно, как ни одна англичанка не умеет.
В: Что же было дальше?
О: Она вновь сложила руки вот так, а потом повернулась и пошла прочь. Идёт как ни в чём не бывало, точно гуляет на досуге по своему саду. Сорвала цветик, понюхала — и дальше. Про нас будто и думать забыла. Тогда Его Милость встал с колен, и мы поднялись туда, откуда она появилась. Тут-то нам это место и открылось, и пещера показалась. А у пещеры стоит та самая леди и указывает на озерцо, будто бы велит подождать возле. И исчезла в тёмной пещере.
В: Тропа, которой вы поднимались, казалась торной? Часто ли по ней хаживали?
О: Едва-едва заметная: одно название что тропа.
В: Не полюбопытствовали вы у Его Милости, кто такая эта леди?
В: Я спросила, и он ответил так: «Дай Бог, чтобы она сделалась тебе подругой». Только и сказал.
В: Дальше.
О: Подошли мы к озерцу, к стоящему, где пещера, камню. Его Милость остался в сторонке, а я опустилась на колени у самой воды. Умылась, напилась — а то ведь солнце пекло, мочи нет как жарко.
В: А что, сударыня, не пошатнулся ли у вас разум от хождения по этакой жаре? Я не говорю, что вы лжёте, однако ж не могло ли статься, что вы в смятении ума увидали не въявь случившееся, но то, что показало вам разгорячённое воображение?
О: Нет тут никаких сомнений.
В: Женщина, мало того, знатная дама и в придачу иноземка — и вдруг совсем одна в этой глуши. Я таких примеров не припомню.
О: В этой истории будет много ещё беспримерного. Дай досказать и суди сам.
В: Что ж, досказывайте.
О: И вот Его Милость подошёл ко мне и промолвил: «Пора, Фанни. Хранители ожидают». А надобно тебе знать, что, пока мы пребывали в этом месте, у меня на душе вдруг сделалось тревожно. Не понравилась мне эта мрачная пещера: не путь к целебному источнику, а сущие врата адовы. И я призналась Его Милости, что мне боязно, и он отвечал: «Поздно теперь бояться». Я просила его дать мне слово, что эта затея не обернётся для меня бедой, но он на это пригрозил, что за ослушание меня ждёт беда и того злее. Я стала выведывать про хранителей вод, и тут он вышел из терпения и прикрикнул: «Довольно слов!» — и потащил к камню, где стоял Дик, и принудил надеть майский венец. Дик ухватил меня за руку и повёл к пещере, а Его Милость следовал несколько позади, как бы из почтения. Но мне в тот миг с перепугу вообразилось, будто это на тот случай, если я вздумаю убежать. Иду ни жива ни мертва. Господи помилуй, думаю, не бесы ли это в человечьем обличье? А воды, о коих речь, — не те ли воды, в которых кипят грешники в бездне адовой? А хранители их, которых я вот-вот увижу, — уж не сам ли это дьявол? И как ударило мне это в голову, так я тотчас бросилась на колени и взмолилась, чтобы Его Милость открыл мне правду. Подлинно, что я грешна, но мало ли на свете есть людей грешнее меня? Неужели же он не умилосердится, не избавит меня от неведомой кары? На это Его Милость в сердцах обозвал меня малоумной: если я думаю, что они хотят ввергнуть меня в ад, то для чего мне страшиться адских мук? Напротив, там меня приветят как родную: большую я аду службу сослужила. Не я ли была верной приспешницей нечистого? Уж если мне чего и бояться, так скорее гнева небесного. Сказал — и потащил дальше.