Черта (сборник) - Страница 8

Восточные районы черты оседлости не могли вместить такую массу беженцев. Летом 1915 года делегация Еврейского комитета помощи жертвам войны и погромов (ЕКОПО) во главе с Г. Слиозбергом[14] и бароном А. Гинцбургом[15] обратилась к правительству с просьбой об открытии внутренних губерний для евреев. Необходимость этого шага была очевидна, но, опасаясь споров с правыми фракциями в Думе, министры пошли по самому простому пути. Они издали циркуляр, не затрагивавший основ всей системы антиеврейского законодательства. Лишь чрезвычайными условиями мотивировалось разрешение «евреям жить в городских поселениях, за исключением столиц и местностей, находящихся в ведении министерств Императорского Двора и Военного». Сохранялся запрет на проживание евреев в Москве, Петрограде, областях Донского, Кубанского и Терского казачьих войск, в сельской местности и на курортах, где отдыхала царская семья.

Как видим, из всей системы антиеврейского законодательства, плотно опутывавшего жизнь евреев Российской империи, именно «географическая составляющая» рухнула в первую очередь. И перестала функционировать она не по доброй воле властей, а лишь как результат конкретных чрезвычайных обстоятельств.

Но до обрушения всей системы ущемления национальных прав народов России оставалось уже совсем немного времени, и произошло оно вследствие событий не менее чрезвычайных, и даже более того – фатальных для существования самой власти.

После разделов Польши Российская империя превратилась в обладательницу самой большой в мире еврейской общины, и власти вынуждены были решить, как безболезненно «вписать» сотни тысяч бывших польских евреев в непростую систему российского законодательства. Именно в этот период у русской бюрократии сложились основные представления о еврейском народе, мало изменившиеся на протяжении XIX – начала ХХ века. Факт приобретения территорий с многочисленным еврейским населением в первое время не предвещал правительству никаких трудностей, но уже в конце XIX – начале ХХ века еврейский вопрос превратился в одну из самых острых и злободневных проблем. Состояние этой проблемы можно проследить на примере развития российского законодательства.

Первые шаги в этой области были предприняты, вероятно, под влиянием выдающегося государственного деятеля второй половины XVIII века Григория Потемкина-Таврического, сподвижника и фаворита Екатерины II. Его с полным основанием считают другом и защитником евреев в тот период, когда Российская империя, расширяя пределы, включила в свой состав новый народ. Но границы расширялись не только на западе, но и на юге. С подачи Потемкина власти озаботились освоением новых земель, где нужны были руки трудолюбивых хлебопашцев. Этой задаче соответствовала инициатива могилевского купца Беньямина Шпеера. Человек богатый и имевший еще до раздела Польши связи с российской администрацией, Шпеер попытался выступить перед властью в роли выразителя еврейских интересов. По прибытии в Полоцк он подал губернатору обширный проект еврейской реформы. Признавая, что евреи Западной Европы и даже евреи, проживающие «под игом азиатских государей… гораздо лучше, обходительнее и опрятнее своих однозаконцев, стогнущих под покровительством Речи Посполитой», Шпеер выразил надежду, что и евреи «бывшей Польши» вполне способны «исправиться». Он описывал тяжелое положение евреев уже в терминах эпохи Просвещения, отмечая в качестве признаков кризиса еврейского общества противостояние ремесленников и элиты, появление большого количества бездомных нищих, ранние браки, всеобщее невежество и приверженность разного рода суевериям. Для исправления всех этих недостатков Шпеер предлагал защитить своих соплеменников от притеснений как со стороны «обывателей», так и со стороны новой администрации, приобщая евреев к сельскохозяйственному труду.

Возможно, именно Потемкин убедил императрицу даровать гражданские права еврейскому населению. Сначала Екатерина II подтвердила привилегии, которыми обладали евреи в польско-литовском государстве. Сохранились традиционные для общин органы самоуправления – кагалы. Самой важной привилегией стало включение евреев в «Грамоту на права и выгоды городам Российской империи» 1785 года, которая разрешала городам иметь органы самоуправления. Указом от 7 мая 1786 года за евреями было закреплено право голоса в этих органах; им даже позволено было состоять там на службе. Екатерина II видела в евреях городское сословие, которое могло бы способствовать экономическому развитию городов. Казалось, будущее евреев в Российской империи обещало быть вполне радужным, тем более что указ стал фактически самым первым официальным признанием гражданского равноправия евреев в Европе, где в то время проводили отчетливо антиеврейскую политику прусский король Фридрих II и императрица Священной Римской империи Мария Терезия.

Однако на деле избирательные права евреев не были реализованы во всей полноте. Палки в колеса зачастую ставили местные чиновники и нееврейское население городов. В период с 1772 по 1796 год попытки властей четко установить правовой статус евреев в России ни к чему не привели. Изначально российское законодательство приняло польскую концепцию о евреях как об отдельном разряде населения, отличном от христианского окружения, но эта позиция долго не просуществовала. Последовали меры по интегрированию евреев в существующие в России сословия, хотя возникали и некоторые препятствия. Еврейские лидеры стремились сохранить как можно больше былой автономии кагала, а местные христиане явно не радовались возможному участию евреев в гражданской жизни городов. К тому же многие евреи не соответствовали требованиям ценза по профессиональному и имущественному состоянию и месту проживания, необходимым для принадлежности к двум городским сословиям России. Поэтому усилия властей «классифицировать» евреев продолжались и при преемниках Екатерины, императорах Павле I и Александре I.

Для польских евреев разделы Речи Посполитой открыли новые рынки – наиболее активные и богатые еврейские купцы из Белоруссии воспользовались широкими возможностями, записываясь в купеческие гильдии Москвы. Это вызвало возражения со стороны уважаемых московских купцов, обвинивших евреев в финансовых злоупотреблениях и контрабанде. После длительного расследования правительство постановило, что евреи на территории империи получали права, объявленные в 1772 г., только в тех областях, которые были аннексированы у Польши, или в регионах, специально открытых для евреев, таких как колонизированные незадолго до того земли Новороссии[16]. Этот принцип, согласно которому права евреев существовали только в том случае, если они особым образом были оговорены, положил начало ограничениям по месту жительства, получившим известность как черта еврейской оседлости.

Эпоха Екатерины II совмещала блестящие идеи века Просвещения, его эмансипацию и интеграцию еврейского народа в состав империи, с ненавистью окружающего населения к евреям. В законодательство, поначалу лояльное, постепенно проникал стереотип об их якобы вредном влиянии на жизнь крестьянства. Не избежала влияния этого стереотипа и императрица. Самым известным законодательным актом эпохи правления Екатерины II в отношении евреев, имевшим поистине губительные для них последствия, стал указ от 23 декабря 1791 года. Его можно считать краеугольным камнем системы черты еврейской оседлости. Согласно указу, евреям запрещалось записываться в купечество во внутренних губерниях Российской империи. Правда, в Черту дополнительно вошли Екатеринославское наместничество и Таврическая область – вероятно, в силу того, что правительство было весьма заинтересовано в освоении этих территорий. Но по мере своей эволюции в XIX веке законы черты оседлости все больше превращались в откровенно дискриминационные, ограничивавшие места проживания евреев бывшими польскими землями и Новороссией, – так правительство принимало меры по «защите» внутренних губерний России от еврейского населения. Однако и в пределах Черты на протяжении всего XIX и начала ХХ века евреев ожидали все новые и новые ограничения. Значительная часть правовых установлений, принятых между первым разделом Речи Посполитой и началом правления Николая I, оставалась в силе вплоть до последних лет существования российской монархии.