Черный ящик Цереры - Страница 20

— Я проверял проводимость полимеров…

— Полимеров?! Ха! Ерунда! Полимеры — изоляторы.

— Мои друзья из НИИпластмасс дали мне образцы материалов, обладающих электропроводностью. Я хотел осуществить прямой электрообогрев… некоторых полимерных тканей.

— Почему работа не в плане? Что за тайны? Почему скрыли от меня? Я ж говорю, мне никогда ничего не сообщают! Я не знаю, что делается в моей лаборатории. Мне приходится все узнавать от дирекции!

— Я хотел сначала попробовать, получить какие-нибудь результаты, а потом…

— Глупости! Одни глупости! Сплошные глупости! Что вы можете? Вы же даже не научный работник, а лаборант…

Шеф еще продолжал бушевать, неистовствовать, грозить, но Мильч видел — ураган стихает. Высокие водяные валы сменились пологими ленивыми волнами, гром откатывался за горизонт, вот в разрывах туч мелькнул кусочек ясного неба.

— Завтра покажете ваши образцы, я посмотрю, что вы там накуролесили. Ступайте, — вдруг совершенно спокойно сказал Ефим Николаевич.

— А вы останьтесь, — обратился он к Епашкиной, — я вам докажу, что дело здесь не в форме, а в содержании. Точности поучитесь у Ван-дер-Ваальса, голубушка… У Констама. У Гиббса…

Мильч, благодарно склонившись, вытек из кабинета, предоставив шефу возможность оправдать свою несдержанность в терминах философской науки.

Разговор с Ефимом Николаевичем взволновал его. Он не сомневался, что ему удастся обмануть старика, подсунув материалы трехлетней давности, о которых уже все позабыли. Дело было не в том, как объяснить колоссальный расход электроэнергии. Нужно было и на будущее сохранить Рог изобилия в состоянии безотказного действия. Можно, конечно, попытаться включить в план работ какой-нибудь дурацкий раздел, вроде этих электропроводных полимеров… Но тогда ему дадут научного руководителя, кандидата наук, и прости-прощай самостоятельность и свобода… Контроль в гроб загонит.

Нужно искать новые пути. Время не терпит. Время не ждет.

День пламенеет.

Завмаг Иосиф Ильич ехал на работу со щемящим чувством ожидания неприятности. Он не считал себя суеверным. Нет, конечно, он не суеверен. Суеверны дураки и люди с нечистой совестью. Ни к одной из этих категорий он не принадлежит. Это ясно. Но все же, если подумать… Вспомнить только, как сбылось тогда сновидение…

— Приготовьте билеты, граждане.

Иосиф Ильич сунул руку в карман. Билета не было. В размышлениях о сне и сновидениях Иосиф Ильич забыл оторвать билет. Он отчетливо помнил звон монеты, опущенной в кассу, но билет… Какая досада! Забыл, и все тут. Правда, еще не поздно, катушка вон за спиной этого в мохнатой шляпе-тирольке. Стоит только протянуть руку… Автобус тряхнуло, и, о счастье, его прижало вплотную к прозрачной урне. Два поворота катушки и билет будет…

— Как вам не стыдно? А еще в шляпе! Приличный пожилой мужчина!

— Я же бросал, — Иосиф Ильич чувствовал, как щеки его заливаются бурным пунцовым румянцем.

— Знаем, как вы бросали! Я почти целую остановку с вами еду. Не втирайте очки, гражданин!

Иосиф Ильич смятенно смотрел в голубые разъяренные глаза контролерши. Прямо под ними, поглотивши нос и щеки, разверзлась черная огнедышащая пасть, похожая на кратер вулкана. Из кратера с грохотом вылетали камни и пепел.

— Хорошо, я еще брошу, — покорно сказал он.

— Еще бы! Конечно, бросите. Еще как бросите! Никто вам не разрешит за счет государства на транспорте кататься. А сперва штраф заплатите, как безбилетник!

Иосиф Ильич поспешил выполнить указание. Ему было страсть как обидно отдавать ни за что, ни про что пятьдесят копеек, но он не мог устоять против обрушившейся на него лавины. Ах, какие же они грубые, эти контролеры! И почему они такие грубые? Конечно, им приходится иметь дело с разного рода людьми, но все же нельзя так. Нельзя. Нужно мягче. Мы не преступники. Мы еще не преступники. Нас еще не приговорили к расстрелу, нам даже не дали пятнадцати суток… Так за что же? А?

Иосиф Ильич подумал что-то о жестокости мягких женщин и беззащитности мужчин, но в это время автобус остановился. Иосиф Ильич заторопился к выходу. Сзади продолжали обсуждать происшествие:

— По одеже приличный человек.

— Не говорите. Теперь по одеже не разберешь. Иной жулик, что народный артист вырядится, а другого академика от дворника не отличишь.

— В возрасте все же, казалось бы, не к лицу.

Иосиф Ильич сошел с автобуса вконец расстроенный. Вот он, сон-то. Сбывается. И это только начало, что же дальше-то будет?

Он с тревогой вглядывался в лица прохожих. Ревизия? Не страшно. Что-нибудь такое… этакое? Разве Алексей снова пустится в какую-нибудь авантюру. Нужно проконтролировать.

В магазине все выглядело по-прежнему. День начался как обычно. Бодряшкина опять не вышла. Значит, болен ребенок. Беда с этой Бодряшкиной. Пришлось поставить Алексея на две секции. Он парень оборотистый, только глаз за ним нужен.

Иосиф Ильич постепенно успокаивался. Жизнь текла своим чередом. Хлопали двери. Что-то выкрикивала кассирша Анна Львовна. В отделе украшений женщины выстроились в очередь. Тетя Настя ругала покупателей, не вытиравших ноги о лежавший у входа грязный половик. Иосиф Ильич сделал ей внушение — он вспомнил контролершу автобуса.

Беда разразилась в обед. Иосиф Ильич не успел еще дожевать свой традиционный бутерброд, как вбежал Алексей. Он был растерян и испуган.

— Иосиф Ильич! Скорее… там пожар!

Иосиф Ильич поперхнулся, вскочил и выбежал. От застекленного прилавка с кольцами и сережками валил дым. Пламя показалось также и в часовом отделе.

Иосиф Ильич, взглянув на мечущихся продавщиц и оторопевшего Алексея, скомандовал:

— Спокойно! Огнетушитель. Сюда.

Через несколько минут пожар был прекращен. Остался только сильный запах гари и лужи воды, в которых плавала желтая пена и черный пепел.

Иосиф Ильич собственноручно вывесил на двери магазина табличку с надписью «Закрыто на учет».

— А теперь, — сказал он, обращаясь к сотрудникам, — в пожарную инспекцию. В милицию. И еще — позвоните Семечкину. Он у нас по этим делам главное начальство. Никому никуда не выходить из зала. Алексей, приготовь опись товара.

Иосиф Ильич подошел к окну и выглянул на улицу. Кто-то тронул его за локоть. Он обернулся. Перед ним стояла Надя, самая молоденькая из продавщиц. Ее лицо светилось сочувствием.

— Иосиф Ильич, — прошептала она, — не огорчайтесь…

— Мне нечего огорчаться, — отрезал зав., — огорчаться придется кому-то из вас. Такие штучки не пройдут.

Он с отвращением посмотрел на разбитое стекло и две черные зияющие дыры.

— Неужели вы не понимаете, — грустно сказал он, — что металл не горит?

Надя отшатнулась.

— Как?! Вы подозреваете… — она всхлипнула. Все продавщицы и Алексей возмущенно загалдели.

— Оно само загорелось. Мы-то при чем? Несправедливо!

Алексей выступил вперед и, прижимая руку к груди, сказал:

— Напрасно вы на нас, Иосиф Ильич. Мы тут совсем ни при чем. Оно само загорелось. Как будто маленькая бомба взорвалась.

— Ничего не знаю, — сказал Иосиф Ильич. — Ничего не хочу слушать. Будете рассказывать начальству. Оно разберется. А пока молчите. Молчите и ждите. И между собой не болтайте.

Он вновь повернулся к окну. У витрины стоял неизвестный молодой человек и делал ему какие-то знаки, Иосиф Ильич махнул рукой, предлагая незнакомцу немедленно удалиться. Неужели неграмотный? Написано учет, значит, учет. Но тот не сдавался. Он умоляюще жестикулировал, кивал головой. Чтобы отвязаться от назойливого посетителя, а заодно и отвлечься от черных мыслей, Иосиф Ильич вышел к нему.

— Что вам?

— Простите, я хотел узнать, не проданы ли мои…

— Покажите квитанцию, — перебил его Иосиф Ильич. Его отличительной особенностью была способность помнить владельцев почти всех наиболее ценных вещей. Взглянув на две помятые бумажки, он сейчас сразу же все вспомнил.