Черный треугольник - Страница 15

Я сел, но Павел моему примеру не последовал: он прилип к витринам. Сестру Кербеля это умилило.

- О, вам нравятся стразы!

- Ничего, красивые штуковины, - сказал Сухов.

- Да, да, очень красивые штуковины, - закивала Матильда Карловна. - Они совсем как настоящие. Федор Карлович делает хорошие стразы. - Она включила вмонтированные в витрины электрические лампочки - и стразы вспыхнули тысячами огней. - Вы тоже посмотрите на эти штуковины? - обратилась она ко мне. Я сильно устал за день, и мне не хотелось расставаться с мягким удобным креслом, но я все же встал и подошел к ним.

- Вот здесь самые красивые и самые большие бриллианты мира, - говорила она, постукивая по стеклу деревянной указкой, напоминающей дамский бильярдный кий. - "Великий Могол", "Звезда Африки", "Империал", "Низам", "Стюарт", "Раджа Матанский", "Кохинур", "Граф Орлов", "Великий герцог Тосканы", "Санси"... И у каждой штуковины есть своя биография.

- Вроде как у человека? - вставил Сухов.

- Да, да, как у человека. Как теперь говорят? Социальное происхождение.

Павел засмеялся:

- Бриллиант-буржуй, бриллиант-пролетарий и бриллиант-монархист?

- Да, да, - заулыбалась Матильда Карловна. - И все это социальное происхождение Федор Карлович записал о каждом бриллианте. Он хотел издать такую книгу. Но произошли война и революция...

- А вот этот, к примеру, кто? - спросил Сухов, указывая пальцем на бриллиант под стеклом.

- У этой штуковины два имени. Его зовут "Регентом" и "Питтом".

- А кто он, пролетарий или буржуй? - пошутил Сухов.

- "Питт" - аристократ, - серьезно и даже благоговейно ответила Матильда Карловна.

- Голубых кровей?

- Да, у него голубая кровь. Он аристократ. Но нашел его невольник. Он очень не хотел отдавать такую большую штуковину своему хозяину...

- Но пришлось?

- Нет. Невольник спрятал эту штуковину.

- Во рту, что ли?

- Нет, рот на рудниках осматривали. В рот нельзя было прятать. Он спрятал в ноге.

- В ноге?

- Да, да. Он разрезал ногу и спрятал бриллиант в ране. Это был хитрый невольник, и он договорился с матросом, чтобы тот его увез. Он обещал за это матросу половину - как это? - выручки от продажи бриллианта. И матрос согласился. Но матрос был еще хитрей, чем невольник. Он понимал, что целое больше половины. Матрос убил невольника, забрал бриллиант и столкнул труп в море.

- А потом? - с интересом спросил Сухов.

- А потом матрос продал бриллиант губернатору Питту за тысячу фунтов стерлингов. Матрос думал, что тысяча фунтов - это очень много, но ювелиры ему объяснили, что за такой бриллиант это очень мало. И матросу стало грустно. Он и раньше был пьяницей, а теперь стал еще большим пьяницей. Он пил шнапс и утром, и днем, и ночью. А когда денег не осталось, он снова пошел к Питту. Но Питт приказал его прогнать. Тогда матрос попросил у своего товарища в долг деньги, купил большую бутылку рома и всю ее выпил. Он ругал Питта свиньей за то, что Питт его обманул, а потом ему стало совсем грустно, и он повесился на веревке. А Питт был умным человеком и хорошо понимал в камнях, поэтому он продал купленный у бедного матроса бриллиант за три миллиона семьсот пятьдесят тысяч франков регенту Франции герцогу Орлеанскому. А когда во Франции началась революция, бриллиант "Регент" был украден вместе с другими сокровищами короны. Французам тогда было некогда любоваться на бриллианты, они любовались на гильотины. А потом полиция нашла бриллиант. У правительства Франции тогда было очень мало денег, и оно заложило бриллиант за границей. Его выкупил император Наполеон, но он тогда еще был не император - он тогда был первый консул. "Регент" сверкал на шпаге Наполеона, когда Наполеон воевал, а Наполеон много воевал. Наполеон думал, что этот бриллиант ему приносит счастье. Но в битве при Ватерлоо Наполеона очень побили, и бриллиант "Регент" попал к храбрым пруссакам. Теперь он у кайзера Вильгельма.

Кажется, ювелирно-просветительская деятельность была семейной страстью Кербелей. Сухов слушал как зачарованный.

- Матильда Карловна, - довольно бесцеремонно прервал я рассказ хозяйки, - а где тут камни патриаршей ризницы?

Она не обиделась.

- О, пожалуйста, пожалуйста! Я слишком много говорю. Очень извините. Сюда, пожалуйста.

Она подвела нас к витрине, находящейся рядом с окном, отбросила прикрывающую стекло витрины шторку:

- Вот эти штуковины есть камни с тиары римского папы, а эти - из патриаршей ризницы.

- Это "Иоанн Златоуст"? - Павел наклонился над витриной и впился глазами в красный камень.

- Да.

- А "Слеза богородицы"? - спросил я.

- Вот она.

Когда я собирался задать очередной вопрос, рядом с нами уже стоял Кербель. Он переоделся. Теперь на нем был не шлафрок, а темный, неопределенного цвета глухой сюртук.

- Ганс уснул, - сказал он.

- Вы нас успокоили.

Почувствовав в моем голосе иронию, Кербель долго и изучающе смотрел на меня:

- Вы не любите собак, господин Косачевский?

- Нет, почему же? Но я привык отдавать предпочтение людям.

- Людям? - удивился он.

- Да, по крайней мере, некоторым...

- Конечно, конечно... Ближнего своего надо любить, как самого себя. Так завещал всем нам богочеловек, - довольно равнодушно произнес Кербель. Конечно. Это главная заповедь. Надо любить людей, - повторил он и вздохнул. По его лицу можно было понять, что осуществление этой заповеди - дело для него важное, но трудное, почти непосильное.

Кербель открыл замочек, запиравший витрину, в которой хранились стразы, изображавшие камни патриаршей ризницы, поднял стеклянную крышку.

- Я вам отдам все эти стразы. Если ваши агенты найдут похищенные камни, они смогут их сравнить.

- Да, да, - энергично подтвердила Матильда Карловна. - Эти штуковины совсем как подлинные.

- Часть похищенного мы уже нашли, - веско сказал Сухов.

Глаза ювелира округлились и заполнили выпуклые стекла очков. Он так тяжело дышал, что я стал опасаться, как бы его не хватил удар. Кажется, то же опасение испытывала и Матильда Карловна. Она поспешно усадила брата в кресло.

Сухов не без торжественности извлек из кармана галифе свой непрезентабельный мешочек.