Чёрный стерх - Страница 19
- Это кто, твой родственник? - спросил Клару высокий и невероятно плечистый парень.
- Родственник, - протянула она.
- А эти вот - тоже родственники? - и парень ткнул пальцем Аршаку за спину.
Аршак повернул голову и обмер. Словно вылезшие из стены, а взяться больше было неоткуда было, шли к ним Кошкодав-Ракоед, хищно шевеливший усами, Лысый, возбужденно потирающий руки, а за ними толпою много всяких - серых, невзрачных, но очень неприятных.
- Молодец! - просипел Кошкодав-Ракоед. - Давай сюда!
- Только спокойно, - встрял Лысый, но Кошкодав отмахнулся, его трясло от нетерпения.
- Отдай! - и он больно вывернул Аршаку ухо.
Аршак вскрикнул.
- Не понял? - удивился парень и оттолкнул Кошкодава. - Здесь я командую. И обижать маленьких нехорошо. Взрослые люди, не стыдно?..
- Пшел отсюда, сопляк! - взвизгнул Лысый и подскочил к парню, но в тот же миг, охнув, сложился пополам.
- Зеркало здесь! - вскричал Кошкодав-Ракоед, и те, что маячили сзади, надвинулись с угрожающим гулом.
- Ой, не могу! - весело сказал парень. - Дяденьки расхулиганились. Дяденькам плохо. Ребята, надо помочь! Первыми не бить!
В воздухе засвистели цепи, сверкнули кастеты. Аршак замер в предвкушении большого мордобития. Запустил руку за пазуху и с восторгом нащупал гладкую рукоять. Но незваные гости вдруг бросились врассыпную, и Аршак понял, что надо спешить, иначе его подстерегут в подъезде, на улице, во сне...
И никакое самое истребительное оружие в мире ему не поможет.
Он вскочил на заднее сидение машины.
- Гони!
И Клара рванула!
Они неслись по ночной Москве, а за ними растянулась экскортом цепочка мотоциклистов. Время от времени в рев моторов вплетались милицейские трели, уличные фонари сливались в полосы, иногда машину подбрасывало на неровностях, и они летели, летели...
Аршак показывал куда сворачивать. Оглянулся, и ему показалось, что от стен и витрин, киосков и памятников срывались плоские тени и, сбиваясь в стаи, несутся за ним корявыми скачками сквозь редких прохожих и столбы.
Тогда он выхватил пистолет и начал с упоением палить в скопище теней. Пули чиркали о стены, цокали по проводам, рассыпаясь фонтанчиками однокопеечных монет. Аршак этого, конечно, не мог заметить и жал на курок, пока не расстрелял всю обойму.
Наконец они свернули к новостройкам и затормозили у большого пустыря.
Аршак соскочил, растерянно озираясь - он не помнил, в каком доме живут старик со старухой, где птица в клетке.
Впереди желтел тусклый огонь.
- Туда! - крикнул Аршак, но Клара помотала головой.
- Разобьемся.
Аршак бросил ненужный пистолет и побежал. Он спотыкался о камни, босые ноги цеплялись за невесть откуда взявшуюся колючую проволоку. Далеко позади кто-то топал. Он боялся оглянуться, зная наверняка, что увидит до отвращения знакомое усатое лицо или лысину или даже дядю, он бежал, и вскоре топот стих.
Здесь прокладывали трубопровод. Несколько рабочих сгрудились у земляной кучи, побросав лопаты. Рядом трещал и стрелял искрами костер.
- Да какая это на хрен индюшка? - сказал кто-то из рабочих.
- Ну, и не гусь, - отозвался другой.
Аршак проскользнул между ними и увидел...
Большая черная птица с длинными, но словно грубо скрученными ногами копошилась огромным пауком в земляной куче у ямы. Увидев Аршака, она с трудом подняла длинную шею и издала тоскливый долгий скрип.
- Во измордовали птицу, - проговорил рабочий в светлой спецовке и выругался. - Черная какая! Вроде я такую белую видел...
- В таком воздухе да не почернеть! Откуда она взялась?
- Выбросил кто-то. Она из окна вымахнула, чуть не в лепешку!
- Звери, ну, чисто звери! Ну, зажарили бы хоть или сварили...
- Может сама вылетела?
- А чего же хозяева, дренть, не суетятся, сколько уже времени она здесь мается?
Черный стерх жалобно пискнул и, перевалившись с одной искалеченной ноги на другую, упал к ногам Аршака. Он взял птицу в руки. Не оглядываясь, пошел к костру. "Огонь, вот он - огонь!" шепнул чей-то голос, и тут же другой, прямо в голове, скороговоркой:" Не делай глупости, не делай глупости, это последний кусок аэндорского зеркала, все, что осталось, больше нигде нет, ни в каких мирах...". Он чувствовал, что надо торопиться, те приближаются.
Секунду поколебавшись, достал из кармана темное стекло и бросил в огонь.
Перед ним с тихим шипением встала радужная пелена, в ней он увидел себя, ростом с дом, рабочих, уставившихся недоуменно в эту картину, они тоже выглядели великанами в аэндорском зеркале, и блеклые, стремительно приближающиеся силуэты...
"Сам, шагни сам, - закричал в голове совершенно незнакомый голос, - пусть хоть ты станешь вседержителем, лучше ты, чем они!"
Аршак сделал шаг вперед и подбросил птицу.
Черный стерх неуклюже кувыркнулся в воздухе и пронзил радужное зеркало.
И все, кто был в этот предрассветный час на пустыре, кто не спал в домах и был у окон, увидели, как из зеркала вылетела прекрасная белая птица, взмахнула огромными крыльями и поднялась в небо.
Зеркало исчезло.
Восход едва светлел; но вдруг в небе загорелась яркая золотая точка - солнечные лучи встретили птицу...
- Красиво! - восхищенно произнес кто-то.
"Действительно, красиво, - подумал Аршак, - но неужели это все? Все, что должно было произойти? Обидно... Хотя, может, птица - символ свободы. Или надежды..."
- Ты сам мог стать воплощением свободы и надежды! - сказал сиплый голос. - Но предпочел растратить силу зеркала во имя очередного пустого символа. И вот тебе под занавес бесплатная мораль - на сей раз тебя никто не предавал. В награду за мытарства ты получил шанс, но, упоенный дешевыми символами и крепко вбитыми лозунгами, предал себя сам. Борясь со злом, ты не понял, как оно может обернуться добром. Ты даже не прислушался к совету - самому воспользоваться зеркалом. Хотел бы знать, кто это тебе посоветовал. Ничего, теперь узнаю все! Ты же подумай, откуда взялась эта птичка и не открыл ли твой красивый жест нам дверь? Так до свидания же, мой заурядный друг!
Рядом с Аршаком стоял Кош... нет, Лыс... нет, лицо ежесекундно менялось, усы мгновенно вырастали и опадали, лысина, блеснув, прорастала густой шевелюрой.
Он похлопал мальчика по плечу и, пробормотав "Кто же говорил с тобой перед зеркалом?", зашагал прочь. Вот он обогнул трубу, перепрыгнул через ров и растворился на пустыре.
И только тогда Аршак заплакал.
Вот он стоит и плачет, не зная, что это я говорил с ним перед зеркалом. Но он меня не слышал и уже не услышит. И потому рассказчику больше нечего сказать.
1987