Черный роман - Страница 14
Однако, как видно в силу некоего парадокса, если Сименон и считается фигурой в литературе, то именно в детективной литературе и именно благодаря серии, посвященной Мегрэ. Это не значит, разумеется, что детективная литература— «низший» жанр, где блеснуть гораздо легче, чем в «высших» литературных сферах. Это означает, что в период, когда жанр, как таковой, еще был в плену примитивных и сковывающих формул, Сименон сумел разрушить бесплодные догмы, поставить перед повествованием новые задачи и, отодвинув на второй план исследование вещественных улик, создать роман, посвященный исследованию человеческих характеров, эмоций и психологии.
В детективной литературе Мегрэ — первый по-настоящему живой герой, первая жизненно достоверная человеческая индивидуальность в точном смысле этого слова. У него есть биография, семья, характерные достоинства и слабости, симпатии и антипатии. Он отнюдь не сверхчеловек, не бесстрастная сыщицкая машина. Он не страдает излишней самоуверенностью, не обращается с окружающими как с нищими духом и за внешней грубоватостью и сдержанностью прячет свое благожелательное отношение к людям, доходящее иной раз до сострадания. В своих суждениях он вовсе не так уж непоколебим и часто страдает от раздвоенности между сочувствием и сознанием профессионального долга. Мегрэ — герой, данный в развитии. Мы видим, как от романа к роману этот комиссар полиции все глубже проникает в человеческие драмы, все реже раскрываясь перед нами как исполнитель своих служебных обязанностей и все чаще — как человек. Это образ, который не ошеломляет публику, но вызывает у нее симпатию. И именно этим объясняется тот факт, что у десятков тысяч читателей хватает терпения в течение стольких лет следить за своим любимым героем, шествующим по страницам столь длинной вереницы романов. История покажет, будет ли когда-нибудь воздвигнут памятник Сименону, но в Дельфсайле (Голландия) давно уже поставлен памятник инспектору Мегрэ.
В отличие от большинства детективных авторов прошлого, у которых, как мы уже отмечали, человеческая драма представляет собой некий придаток к преступлению и придумывается лишь затем, чтобы хоть как-нибудь объяснить это преступление, у Сименона, наоборот, преступление рассматривается просто как эпилог драмы и служит вступлением к последующему ее раскрытию. Каждый роман — это, в сущности, более или менее трагическая человеческая история, которая, однако, всегда начинается с конца; мы же, заинтригованные этим концом, идем назад, чтобы восстановить историю во всех подробностях.
Сименон исходит из совершенно верной точки зрения, что преступление, и особенно убийство, явление исключительной крайности. Поэтому он выбирает героев, которые и вследствие собственного своего характера, и вследствие сложившихся обстоятельств оказываются на таком крайнем пределе отчаянья или страсти, когда преступление становится неминуемым. В уже упомянутом интервью еженедельника «Ар» Сименон на вопрос, зачем он описывает насилие, ответил так: «У меня привычка интересоваться людьми, дошедшими до крайности». И немного дальше: «Когда я пишу, то всегда начинаю так, словно передо мной задача по геометрии — даны: такой-то мужчина, такая-то женщина, такая-то среда.
И вопрос: что именно могло бы довести их до крайности?»
Задача действительно поставлена абсолютно правильно. Писатель исходит из своеобразия человеческих характеров и обстоятельств, определяющих особенности развития сюжета, а не приспосабливает характеры к сюжету, как это делает множество авторов детективных (и не только детективных) произведений. Слабость Сименона, однако, состоит в том, что он понимает свою задачу лишь в узкопсихологическом плане. Корреспондент итальянской газеты «Фьера леттерариа» задал писателю следующий вопрос: «Многие Ваши герои больны неврозами… Однако эти неврозы всегда вызваны чем-то, что окружает героя, например атмосферой семьи, или наследственным заболеванием, или перенесенной в детстве травмой. Не думаете ли Вы, что истинная причина этих неврозов лежит в экономической структуре общества, в котором мы живем?» На что Сименон ответил: «Нет. Некоторые душевные болезни встречаются в любом типе общества. Скажу больше: в любом типе цивилизации. Ужас, страх, вообще любые травмы, порождающие теперешние неврозы, порождали их и вчера, и всегда, и происходят они от неких коренных особенностей человеческого существования, возникающих постоянно и независимо от экономических структур».[26]
Такое исследование человеческой психики, оторванное от анализа общественных условий, ее определяющих, в значительной степени снижает социальную ценность созданных Сименоном произведений. Разумеется, на практике писатель нередко принимает во внимание и определенные экономические факторы, и проявления коррупции или корысти, но в этом отношении он не идет дальше, скажем, Бальзака, который раскрыл зловещую роль денег в общественных и личных драмах своих современников. Сименон известен своей осторожностью и нежеланием высказываться по каким бы то ни было политическим вопросам. И вполне естественно, что в своей беллетристике он тоже уклоняется от любых, даже самых неопределенных политических выводов.
Очень трудно назвать лучшие среди многочисленных произведений Сименона, особенно если не иметь достаточно времени или терпения, чтобы прочесть всю эту длинную цепь романов. Буало и Нарсежак в своей книге «Полицейский роман» выходят из затруднения следующим замечанием: «Фанатики предпочитают книги начального периода (серия «Фай-ар»). Мы же считаем, что все книги о Мегрэ одинаково ценны. Все они замечательны».[27] Формула удобная, но неверная. Далеко не все написанное о Мегрэ замечательно, а некоторые вещи, повторяющие уже известные ситуации, попросту утомительны. Не претендуя на полноту, среди наиболее удачных мы могли бы назвать следующие произведения: «Желтый пес», «Дом у канала», «Обручение господина Ира», «Мегрэ развлекается», «Мегрэ возвращается».[28] Но значение Сименона в развитии жанра нельзя свести к достоинствам того или другого романа, речь должна идти об общих тенденциях всей серии. Отодвигая на второй план собственно детективную историю и исходя из своих гуманистических взглядов, Сименон использует интерес читателя к тому, кто же окажется преступником и как совершено преступление, для того чтобы подвести его к гораздо более важному вопросу — какая человеческая драма скрывается за преступлением. Тем самым он открывает новый этап в развитии жанра, и это дает ему право занимать заслуженное место среди виднейших представителей этой литературы.
Хотя американская литература благодаря Эдгару По и считается одной из родоначальниц детективного жанра, до конца прошлого века в ней не отмечалось явлений, заслуживающих более или менее серьезного внимания. И не удивительно. Немногочисленная читательская «элита» относилась к нарождающемуся жанру с презрением, а для широких кругов обывателей герои вроде Дюпена стояли на слишком высоком интеллектуальном уровне. И поскольку снизить уровень героя гораздо легче, чем повысить вкус публики, в 1884 году некий дотоле не известный автор сделал первую попытку дать публике нового популярного героя, который своей примитивностью и потрясающей активностью имел бы все шансы понравиться массовому потребителю. Автор этот — Хьюберт Кэриел — так и остался неизвестным, зато его герой — Ник Картер, в свое время прославившийся во всем мире, — еще и сейчас победно шествует по страницам многочисленных западных комиксов, снова вызванный к жизни модной ныне ностальгией по безвкусице былых времен.
Мы позволим себе опустить славные подвиги этого героя, между прочим, и потому, что они представляют собой просто-напросто уголовно-городской вариант старинной ковбойской приключенческой мифологии. Незначительные в литературном отношении брошюры, рассказывающие о приключениях Ника Картера, характерны лишь как явление, ознаменовавшее растущее засилие коммерческого начала в детективном жанре. На Западе, и особенно в США, массовая литературная продукция, кроме того, что создавать ее гораздо легче, чем серьезную литературу, имеет еще и то преимущество, что приносит гораздо больший доход. В Америке подобные вещи осознаются весьма быстро, и потому в США произведения детективного жанра, не представляя особой ценности в художественном отношении, по своей распространенности быстро сумели занять первое место в мире. Поэтому нам придется опустить здесь целых три десятилетия господства торгашеского сочинительства, чтобы иметь возможность остановиться на тех американских авторах, которые заслуживают более или менее серьезного внимания.