Черный передел. Книга II - Страница 8

Пантюхин пришел вовремя, не спеша разделся в прихожей. А когда вошел в комнату, Субботин заметил в его лице явную перемену: глаза воровато бегали, он не знал, куда девать руки. Не показывая своей настороженности, Субботин пригласил гостя к столу, выставил по традиции бутылку водки. Сам пить не стал. Сел напротив Пантюхина и попытался проникнуть в его подсознание, чего он давно не делал в Старососненске. Да, он не ошибся. Мозг уголовника излучал скрытую тревогу, рефлекторы мозга буквально метались из стороны в сторону, щеки покраснели.

– Как поживает наш общий друг?

– Петр Кирыч посылает вам большой привет! – Пантюхин уткнулся в тарелку, явно боясь глядеть на босса. Но не удержался похвастаться. – А я новую должность получил.

– Уж не фельдъегерем?

– Откуда вы знаете? – Пантюхин даже поперхнулся, ошалело уставясь на Субботина.

– Я все про тебя, как и про твоего шефа, знаю! – И, быстро подскочив к уголовнику, прижал руку к боковому карману Пантюхина. – Не шевелись! А теперь… – Он извлек блестящий армейский парабеллум времен второй мировой войны. – Ого! – Ловко извлек обойму, выкатил на ладонь пули с красными головками. – Разрывные! На кого это ты идти собрался с разрывными пулями? Ну, выкладывай, а то…

– Павел Эдуардович, – залепетал Пантюхин, изменившись в лице, – мне его дал ваш тезка Павел-афганец на время. Он опасался шмона и…

– Пантюхин! – Субботин снова вложил обойму в пистолет, приставил его к виску уголовника. – Считаю до трех, выкладывай все! Кто тебе поручил убрать меня? Раз! Два!

– Я все, все скажу! – выдохнул Пантюхин. – Только уберите это…

– Оказывается, ты еще дорожишь своей паршивой жизнью! – усмехнулся Субботин, незаметно включил под столом диктофон. – Говори!

– Петр Кирыч приказали: мол, слишком вы много знаете, помехой стали…

– Где сообщники? Вижу, ты не один сюда пришел.

– На лестнице, – пролепетал Пантюхин, дрожа всем телом. – Я должен был вас прикончить, а они… внизу фургончик стоит, взгляните в окно.

– Успею еще! – Субботин нахмурил лоб, соображая, как бы извлечь выгоду из этой ситуации. – Сделаем так: ты откроешь дверь, впустишь ко мне дружков, а сам… Молчи, как рыба на берегу. Кстати, Пантюхин, сколько тебе шеф за «мокруху» обещал? Не таись, я все равно дам больше. Ну! За сколько сребреников «мочил» меня?

– С Кирычем не поторгуешься, – еле слышно пробурчал Пантюхин, заскулил побитой собакой. – А вас… Вы… Клянусь волей, больше пальцем не пошевелю против. Поверьте, черт попутал. Чем могу искупить, а?

– Ладно, поверю еще раз, последний. – Субботин на всякий случай еще раз прощупал одежду Пантюхина. – Сколько их там, на лестнице?

– Двое.

– Огнестрельное оружие есть? Смотри мне в глаза, стерва! Отвечай!

– Ножи, кастеты! Чтобы шуму меньше было.

– Правильно, шум нам не нужен. Впускай их, только без шуточек.

– Слушаюсь! – Пантюхин осенил лоб крестом, будто шел на святое дело, для смелости опрокинул рюмку водки, пошел к двери, отгоняя искушение распахнуть дверь и крикнуть: «Атанда!»[2] – и… рвануть прочь куда глаза глядят. Однако понимал: этот достанет из-под земли. Куда ни кинь, всюду клин. С одной стороны – Петр Кирыч, с другой… Отворив дверь, поманил дружков. На цыпочках вошли в квартиру двое. Встав за портьерой, Субботин разглядывал незваных гостей. Сразу признал обоих: Славку-хохмача и… Игоря Русича.

– Замочил? – с нетерпением спросил Игорь. – Где же он? И крови не видно.

– А я живучий! – Субботин шагнул на середину комнаты. – Оружие на стол! Живо!

Бывшие афганцы, завидев живого и невредимого «клиента», замерли, вопросительно уставились на Пантюхина.

– Накладочка, братцы, вышла! – развел руками тот. – Не по зубам оказалась косточка. Извиняйте. Да и сами-то повинитесь по-доброму.

– Хрен тебе! – истерично вскричал Игорь Русич. – Ты не смог, а я… – Ловким движением он выхватил из-за пояса армейский тесак, сделал выпад вперед, как учили, и, будто срубленный топором, рухнул на пол. Славка, косясь на поверженного подельщика, осторожно положил на край стола кастет.

– Порядок! – весело сказал Субботин, распахивая окно, чтобы выветрить из комнаты запах нервно-паралитического газа. – К столу, Славка! А ты… – кивнул Пантюхину, – окажи помощь дружку, аптечка на кухне, увидишь красный крест на коробочке.

Приведя в сознание Игоря, Пантюхин тоже присел к столу, преданными глазами глядя на нового хозяина. Постанывая от боли, держась руками за голову, приподнялся и Русич, обалдело оглядываясь.

– Что же мне теперь с вами делать, ребятки? – спросил Субботин. – Покушение на убийство с отягчающими обстоятельствами. Если мне не изменяет память, то…

– От пяти до пятнадцати! – угодливо хихикнул Пантюхин. Больно не хотелось ему возвращаться в зону, только зажил по-купечески, двух коров доить начал и вдруг…

– Чем откупимся? – спросил Славка-хохмач. – Души в залог возьмешь?

– Души – ценная штука. – Субботин уже все решил про себя. «Такого рода боевики ему не нужны. Могут продаться в любую минуту, заложить, проиграть в карты. От них придется отделаться. И это очень просто. А Пантюху он еще придержит. Видать, тот напуган до полусмерти, попал между молотом и наковальней».

– Погуляйте пока, ребята, с неделю, а потом… Я призову вас на дело, на крупный куш пойдем. Железяки ваши я оставлю на память в целости и сохранности, с вашими «пальчиками». Идите, гуляйте. А ты, – остановил Пантюхина, – останься на минутку…

– Завтра же наведи их на магазинчик «Лигма». Там малолюдно. В подсобке – денег навалом. «Желтый» металл. Все понял?

– Да, но… – Пантюхин знал, что рэкетиры почему-то обходят «Лигму».

– Мы же договорились, Пантюхин!

Ни один из дружков-уголовников Игоря Русича не знал настоящего имени Длинного Джона, коим он стал с недавних пор. И вообще кореша старались не заводить с Джоном лишних разговоров. Он слыл психом, с которым опасно связываться. Джона все побаивались за жестокость, за непредсказуемость, за умение драться. Помнили, какими страшными приемами валил он на землю самого «пахана» во время ссоры. Вот и сегодня два дружка Джона первыми вошли в коммерческий магазин с загадочным названием «Лигма», огляделись по сторонам. Посетителей, как всегда, не было. Здесь, по сведению наводчиков, отмывались чьи-то крупные «бабки».

Через несколько минут в «Лигму» зашел и Джон, перевернул табличку на двери: «Закрыто на обед», приказал оторопевшему продавцу:

– Зови хозяина! И не дури! – Вытащил пистолет, прицелился в продавца, держа оружие двумя руками, как это делают гангстеры в американских фильмах.

Видимо, продавец нажал кнопку под столом, так как из боковой каморки показался плечистый дядька в импортной майке.

– Кто вы такие? – Хозяин был явно не робкого десятка, вел себя не трусливо, наоборот, явно давал понять, что их заведение «ведет» чья-то «бригада».

– Не пускай пузыри, хозяин, – спокойно остановил его Джон, – мы из налоговой инспекции. Слыхал про такую? Нет? Пройдем в твой закуток, перетолкуем. – И, не спрашивая хозяина, согласен ли он на разговор, двинулся к едва заметной двери.

– Смотри, смотри, – угрожающе произнес тот, – себе дороже станет, попомнишь мои слова, сосунок.

– Замри, балда!

В крошечном пространстве едва могли уместиться однотумбовый стол, тумбочка с телефоном и два стула. Таков был кабинет хозяина едва ли не первого в Старососненске коммерческого магазина. О нем ходило множество слухов. Одни утверждали, что хозяйничают тут мафиози, другие были единодушны в том, что магазин куплен на деньги приехавшего с Украины банкира.

– Ну, говори, чего надобно? Кстати, про документы я не спрашиваю.

– И молодец! – одобрил Джон. Еще раз оглядел хозяина магазина. В России только начиналась кампания по продаже объектов государственной торговли, и каждый, кто осмеливался приобрести либо магазин, либо киоск, становился предметом изучения милиции, органов безопасности и всякого рода преступных групп. Хозяину на вид было лет сорок, не меньше. Его внешний вид никак не вязался с обликом торгаша, он скорее всего был в прошлом боксером тяжелого веса, об этом говорили и кулаки, и подбородок, и глубоко посаженные глаза, и, конечно, характерный для боксера перебитый нос.