Черный мотылек - Страница 4
Тридцать лет они спали раздельно, еще с тех пор, когда жили в другом доме, но Урсула знала все наверняка. Все ее внимание по-прежнему сосредотачивалось на Джеральде – словно на уродце, говорила она себе порой, на калеке. Испуганный и озадаченный взгляд жены приковывался к его лицу, мысли постоянно возвращались к мужу. По каким признакам она судила, где он сейчас – в спальне или в кабинете? Свет не пробивался, не доносилось ни звука. Полы сплошь устланы коврами, двери надежно подогнаны. Их спальни находились в разных концах дома. И все же Урсула знала, что он еще не ложился, как знала о том, что девочки еще не вернулись. Первая машина, подъезжая к дому, будила ее – Урсула никогда не проваливалась глубоко в сон. Сара уже дома, за ней и Хоуп – или в обратной последовательности, как случится. Ее это успокаивало, как и Джеральда. Но девочки возвращались не раньше полуночи, зачастую намного позже.
Дочерям не полагается знать, что отец бодрствует в ожидании. Он не включал свет в кабинете, чтобы они не догадались. Не надо им знать, что он за них переживает, что у него плохое сердце, что в среду больное сердце попытаются отремонтировать. Пусть остаются веселыми и беззаботными, как в детстве, когда родители казались бессмертными. Каково им будет, если он умрет на операционном столе? Бездна разверзнется у них под ногами, подумала Урсула. Выключила свет и уснула.
Она не слышала, как подъехала первая машина, но скрип двери в комнате Хоуп разбудил ее. Потом примчалась Сара, слишком быстро и шумно – должно быть, переборщила с выпивкой. Когда-нибудь дорожный патруль арестует ее за превышение скорости, и если газетчики прослышат и сообразят, чья она дочь, выйдет скандал. Дверца автомобиля лязгнула, дверь дома захлопнулась с грохотом. В порядке компенсации по лестнице Сара кралась на цыпочках.
Джеральд тоже старался передвигаться бесшумно, однако он был крупным и грузным и слегка покачивался на ходу. Если девочки и слышали его шаги, то решили, что отец пошел в туалет. Урсула прислушалась, но больше никаких звуков не доносилось. Она задремала, наверное, но точно потом не могла припомнить – запомнились только тишина и покой, а когда она снова включила свет, часы показывали ровно половину второго. Прилив достигал пика в час пятьдесят. Впрочем, безветренной летней ночью, когда море спокойное, прилив почти незаметен. Гости завидовали: приятно, должно быть, слушать ночью шум моря, но она его никогда не различала. Слишком высоко поднимается утес – тихое, неглубокое море осталось далеко внизу.
Днем он пережил какое-то потрясение. Эта мысль вырвала Урсулу из сна. Или это, или что-то другое разбудило ее. Может, ей приснился Джеральд – такое тоже случалось. Она припомнила, что вечером он казался оцепеневшим, пристально смотрел в пустоту. Пошел провожать в отель этих Ромни, а там что-то стряслось. Что-то или кого-то увидел, что-то неприятное сказали ему. Любое потрясение Джеральду противопоказано, все так же смутно подумала она и села на постели, включив свет. Четыре часа. Значит, все же уснула. Близится утро, тонкая серая полоса света проступила из-под занавесок.
И тут она услышала его. Наверное, эти звуки он издавал и раньше – вот что ее разбудило. Ночная рубашка была слишком тонкой, с узкими бретельками. Урсула накинула сверху халат, собрала длинные волосы узлом и заколола двумя шпильками.
Ни разу в жизни она не заходила к мужу в спальню. В этом доме – ни разу. Даже не знала, как обставлена эта комната. Дафна Бетти прибиралась здесь, меняла постель, напевая поп, или рок, или кантри.
– Джеральд? – окликнула Урсула.
Задыхаясь, он втягивал в себя воздух. Вот что означали эти звуки. Урсула отворила дверь. Занавески раздвинуты, по бледному небу плывет бледная луна. Совсем светло. Джеральд сидит на односпальной кровати, лицо розовое, весь в поту.
– Джеральд! – повторила она.
Он попытался ответить. Урсула поняла – это приступ, поискала глазами лекарство – глицерил тринитрат. Где оно? Прикроватная тумбочка пуста. Когда она подошла вплотную к кровати, муж внезапно запрокинул голову и взревел – словно животное, словно загнанный бык. Этот рев исторгся из глубины его глотки, из самой груди, из рвущегося сердца. Отголоски вопля замерли, Джеральд с силой забил в грудь кулаками, потом яростно вскинул руки – лицо его наливалось кровью и стремительно багровело.
Урсула попыталась схватить его за руки – забыть все, прижать к себе. Так она обнимала его однажды, в ту ночь, когда ему снилось, будто он убегает по бесконечному тоннелю. Но Джеральд боролся и с ней тоже, бил кулаками, глаза его вылезали из орбит, он размахивал руками изо всех сил, как рассерженный ребенок.
Она отступила в испуге. Джеральд испустил вздох – словно вода ушла по трубам с густым, пузырящимся клекотом. С лица постепенно сбегали краски – так смываются следы вина с дымчатых стенок бокала. Лицо побледнело, мышцы расслабились, отвисла челюсть. Смерть сотрясла его как погремушку, извлекая последний рокочущий звук, и Джеральд рухнул на кровать – в объятия смерти.
Смерть. Урсула поняла сразу – это смерть. Потом она вспоминала с удивлением, что Сара и Хоуп проспали смерть отца, как в детстве проспали, не слышали его воплей, когда Джеральду снился бесконечный тоннель. Она вызвала «скорую», хотя знала: он умер. А потом медленно, неохотно, со страхом в душе пошла будить девочек. Она боялась разговора с ними.
2
Кроткие наследуют землю, но не им отстоять унаследованное.
Извещение Сара и Хоуп сочиняли вместе. Сара добавила «возлюбленный», потому что оставить «супруга» без эпитета было бы некрасиво, а «обожаемый» потребовалось им. Строки из «Гераклита» Уильяма Кори выбрала Хоуп, припомнила, как учила в школе, и откопала в «Золотом сокровище» Пэлгрейва[1]. Сару эти стихи немного смущали, однако спорить она не стала, потому что Хоуп тут же ударилась в слезы. Несколько центральных газет опубликовали извещение:
Кэндлесс Джеральд Фрэнсис, возлюбленный супруг Урсулы и обожаемый отец Сары и Хоуп скончался 7 июля в возрасте 71 года в собственном доме в Гонтоне, Девон. Заупокойная служба в Ильфракомбе, 1 июля. Цветов не нужно, пожертвования – Британскому кардиологическому центру.
Я плакал, припомнив, как часто под наш разговор Усталое солнце скрывалось за косогор.
На следующий день на страницах «Таймс» появился некролог:
Джеральд Фрэнсис Кэндлесс, кавалер ордена Британской Империи, писатель, скончался 7 июля в возрасте 71 года. Он родился 10 мая 1926 г.
В период с 1955 года по настоящее время Джеральд Кэндлесс опубликовал девятнадцать романов. В памяти читателей дольше всего, вероятно, сохранится «Гамадриада», номинированная на Букеровскую премию в 1979 году.
Романы Кэндлесса, особенно в период расцвета его творчества, отличались от многих произведений художественной литературы тем, что были популярны в широких читательских кругах и вместе с тем пользовались благосклонностью критиков. Однако лишь с середины восьмидесятых годов его книги стали регулярно появляться в списках бестселлеров, но при этом к ним охладели обозреватели. Высказывалось мнение, что сюжеты романов «перегружены», что Кэндлесс вернулся к «сенсационному роману» прошлого века. Тем не менее в списке, составленном газетными обозревателями в 1995 году, Кэндлесс фигурировал в числе двадцати пяти лучших прозаиков второй половины ХХ века.
Кэндлесс, единственный сын печатника и медсестры, Джорджа и Кэтлин Кэндлесс, родился в Ипсвиче (Саффолк) и вырос в этом городе. Он получил образование в частной школе, а затем в колледже Тринити Дублинского университета, где защитил диплом по классической литературе. Окончив университет, он работал в нескольких провинциальных еженедельниках и газетах – сначала в «Уолтамстоу Геральд» в Восточном Лондоне, затем – в «Вестерн Морнинг Ньюс» в Плимуте.