Черный Лотос - Страница 7
– Премного благодарен за заботу о моем негодном отпрыске, – ответил Сано, от которого долг вежливости требовал хулить домочадцев. – Растет не по дням, а по часам, как и его запросы.
Мудрые глаза доктора блеснули – он-то сумел расслышать отцовскую гордость за уничижительным высказыванием Сано.
– Рад это узнать. Да, надеюсь, достопочтенная госпожа Рэйко пребывает в добром здравии?
– Именно так, – отвечал Сано, хотя упоминание о жене расстроило его.
По дороге из замка он начал жалеть, что попросил ее помочь следствию. Что, если чрезмерное рвение Рэйко вспугнет Хару и лишит его возможности узнать что бы то ни было от важной свидетельницы и даже подозреваемой? Как Сано ни ценил превосходную интуицию супруги, ему следовало послать для допроса человека беспристрастного. Только сейчас он осознал, сколь сильно личная приязнь Рэйко может повлиять на ее объективность. Сумей он уговорить Рэйко дождаться его и поехать в храм вместе, он присутствовал бы при допросе. Правда, жена его прежде не подводила, но кто знает, вдруг на сей раз...
– Что стряслось, Сано-сан? – отвлек его от раздумий доктор Ито.
– Ничего, пустяки, – отозвался Сано, не желая обременять друга своими заботами, и решил перевести разговор непосредственно на цель визита. – Вам уже доставили тела после пожара в храме Черного Лотоса?
Лицо доктора посерьезнело.
– Да. Как ни жаль, я выяснил нечто такое, что в состоянии затруднить ход расследования.
Он повел Сано в покойницкую – приземистое здание с облупившейся штукатуркой и неряшливой кровлей из тростника. В его единственной комнате находилось несколько каменных лоханей для обмывания покойников, шкафчики с инструментами и скамья, заваленная кипами книг и бумаг. Мура – помощник доктора Ито, человек лет пятидесяти, с седоватыми волосами и квадратным смышленым лицом, – занимался чисткой ножей. Увидев Сано с хозяином, он поклонился. На трех столах высотой по пояс лежали укрытые саванами тела. Доктор Ито подошел к тому, что крупнее.
– Господин Ояма, – объявил он и сделал знак помощнику.
Мура шагнул вперед. Он принадлежал к эта, сословию неприкасаемых, которые служили здесь тюремщиками, мастерами пыток, носильщиками трупов и палачами. Эта вели происхождение от людей, чей род деятельности – забой скота, выделка кож и прочее – так или иначе был связан со смертью, а следовательно, подразумевал духовную нечистоту и ставил их в положение париев. Мура, выполнявший для доктора всю физическую работу, по знаку последнего убрал покрывало с тела начальника полиции.
Хотя Сано не раз присутствовал при опознании и привык сдерживать отвращение к мертвым, вид бледного тучного тела вызвал у него приступ брезгливости. Остекленевший взгляд и разинутый рот Оямы придавали ему сходство с умалишенным, что совсем не вязалось с образом человека, ответственного за поддержание порядка в городе с миллионным населением.
– Переверни его, Мура, – попросил доктор Ито.
Эта повиновался. Доктор указал Сано на затылок Оямы. Волосы там были сбриты, открывая рану с багровой запекшейся массой за левым ухом.
– Этот удар проломил ему череп, – пояснил Ито.
Вследствие запрещения, наложенного на изучение трупов и прочие медицинские процедуры, хоть сколько-нибудь напоминающие западные, Сано не рискнул проводить детальный осмотр тела в храме. Он лишь оглядел его, чтобы удостоверить личность покойного, и, естественно, не заметил раны.
– Может, это произошло уже после смерти? – спросил Сано доктора.
Тот покачал головой.
– На коже и на волосах, прежде чем Мура обмыл его, была кровь, а мертвые не кровоточат. В момент нанесения удара неким остроконечным предметом Ояма был еще жив. Столь тяжкие травмы обычно смертельны. Ожогов на теле нет, да и кожа не порозовела, как если бы он задохнулся в дыму. Таким образом, я заключаю, что именно рана, а не пожар, погубила Ояму.
– При осмотре места происшествия я не нашел ничего похожего на оружие, – сказал Сано. – Но теперь ясно, что смерть Оямы была преднамеренной, а не случайной, как считали сначала. Видимо, убийца устроил поджог, чтобы замести следы.
Сано выдохнул и сокрушенно покачал головой: он-то надеялся, что Ояма пострадал лишь из-за рокового стечения обстоятельств. Дело обретало размах. Список возможных поджигателей из числа завсегдатаев храма, возглавляемый прежде сиротой Хару, рос на глазах. Сейчас в него следовало внести всех, кто имел отношение к полицейскому, который, без сомнения, нажил не один десяток врагов.
Словно прочтя его мысли, доктор Ито сочувственно посмотрел на Сано и произнес:
– Боюсь, перед пожаром случилось не одно убийство.
Он подошел ко второму столу. Мура откинул покров с тела мертвой женщины, и воздух наполнился смрадом обгоревшей разлагающейся плоти. Сано замутило. Он тяжело сглотнул. Теперь, когда труп освободили от остатков материи, кроме тех, что пригорели, он выглядел еще хуже, чем накануне. Покойница лежала с поджатыми коленями и согнутыми в локтях руками. Ее туловище, руки, ноги, лицо и безволосую голову покрывали ожоги разной степени тяжести – от покраснений с волдырями до обугленных черных отметин. Когда Мура перевернул тело на бок, Сано увидел участки с уцелевшим кожным покровом.
– Места, прилегавшие к полу, огонь не затронул, – пояснил доктор Ито. – Как, например, здесь.
Он указал на светлое пятно в основании шеи женщины. Поперек него шла тонкая, словно врезанная, багровая полоса. Сано наклонился и разглядел отпечатавшийся на коже узор – витки тонкой веревки. Подняв голову, он встретил мрачный взгляд доктора Ито и высказал то, о чем оба думали в эту минуту:
– Ее задушили, а тело оставили гореть.
Итак, Сано предстояло раскрыть не одно, а два преднамеренных убийства. И хотя вторая жертва требовала отмщения ничуть не меньше начальника Оямы, ее смерть означала массу дополнительных хлопот.
– Как я выясню, кто желал ей смерти и почему, если даже не знаю, кто она? – сокрушался Сано.
– Возможно, это одна из знакомых Оямы, – предположил доктор. – В конце концов, их обнаружили вместе. Может, члены семьи начальника ее опознают.
– В таком состоянии?
Пристально разглядывая тело, доктор Ито сказал:
– Она была среднего роста и телосложения.
Вооружившись узкой металлической лопаткой, он осмотрел рот погибшей за обожженными губами, приоткрытыми в жуткой гримасе.
– Не хватает двух коренных справа и одного слева. Прочие зубы в хорошем состоянии, с острыми кромками. Кожа, там, где она уцелела, гладкая и чистая. По моему мнению, лет покойной около тридцати. – Указав на ноги, Ито добавил: – Подошвы загрубевшие, в трещинах частицы грязи, ногти стерты – все это говорит о привычке ходить босиком. Стало быть, она из простонародья.
– Удивительно, как вам удается извлечь столько сведений при подобных обстоятельствах, – восхитился Сано. – Теперь у меня есть описание жертвы.
– Которое, впрочем, подойдет тысяче женщин, – сказал доктор Ито. – Быть может, ее одежда расскажет нам больше.
Той же лопаточкой он освободил лоскуток, прилипший к животу покойницы, и расправил его, чтобы оценить ткань и окрас: темно-синий, с набивным узором в виде белых ветвей бамбука.
– Дешевое хлопковое кимоно вроде тех, что продают по всему городу. Сотни батрачек носят такие же.
– Да, зато теперь нам известно, что убили не монахиню, в противном случае на ней было бы холщовое одеяние, – заметил Сано.
– Может, она не числилась в храме, потому никто и не узнал ее?
Доктор Ито сунул инструмент под тряпицу.
– Здесь что-то есть.
Сано услышал, как лопатка звякнула обо что-то твердое, после чего на стол выкатилась какая-то вещица. На поверку это оказалась бусина размером с вишню, вырезанная из молочно-белого нефрита, которой рука мастера придала форму спящего оленя. Сквозь отверстие в статуэтке был продернут обрывок веревки.
– Это одзимэ, – сказал Сано, узнав в бусине особую застежку. Ею затягивали шнуры кисетов или коробочек, подвешиваемых к поясу.