Черный Лотос - Страница 12

Тот, кто глубоко привязан к

мирским учениям и соблазнам,

Не может избежать несчастий и

страданий.

Сутра Черного Лотоса

Дом оглашался ревом Масахиро. Чем только не пытались утихомирить его няньки после ухода матери – едой, забавами, вниманием, – дитя заливалось все горше. К обеду даже Мидори, которая, зайдя в гости к подруге, узнала о ее отсутствии и осталась помочь с мальчиком, оказалась не в силах выносить этот рев и сбежала с младшей из служанок, О-ханой, в садик. Солнечный свет просачивался сквозь алые листья кленов и мягко освещал девушек.

– Наконец-то тишь и покой! – воскликнула О-хана. Ей было девятнадцать лет, этой обладательнице лукавой улыбки и остроносого, но не лишенного прелести личика. – Везет тебе, ты фрейлина. Тебе не приходится возиться со всякими плаксами. Сидишь себе день-деньской у госпожи Кэйсо-ин и горя не знаешь. Не пойму, что за радость ходить сюда, когда маленький господин вот-вот сведет всех с ума.

– Здесь хорошо, – сказала Мидори. Она разгладила свое розовое кимоно, помятое ребенком. – Рэйко и сёсакан-сама так добры ко мне. Да и Масахиро мне нравится.

– А может, еще кто? – хитро спросила О-хана.

Мидори покраснела при мысли, что служанка заметила ее интерес к Хирате.

С первым вассалом сёсакан-самы она познакомилась три года назад, уже наслышанная о его подвигах в Нагасаки, где он спас жизнь хозяину и в одиночку захватил шайку контрабандистов. Похожий на героя из прошлого – честный, добрый и великодушный, – Хирата сразу понравился Мидори. По крайней мере он в отличие от прочих самураев Токугавы не гнушался ее семьи.

Мидори была дочерью "стороннего" даймё – удельного князя, чей клан потерпел поражение в битве при Сэкигахаре и был вынужден присягнуть на верность победителю – Токугаве. И хотя Мидори была хороша собой, а могущественный род Ниу обеспечивал ее весьма солидным приданым, многочисленные дворцовые интрижки между фрейлинами и молодыми самураями бакуфу обходили ее стороной. Мужчины предпочитали девушек, приближенных к правящему семейству, а красота и манеры Мидори были не таковы, чтобы заставить забыть о ее положении. Мало-помалу она смирилась с участью будущей жены какого-нибудь второсортного, всеми отвергнутого чиновника, как вдруг появился Хирата. Удивительно, но он закрывал глаза на политические, имущественные или классовые различия, неизбежно влияющие на взаимоотношения людей. Порой казалось, что Мидори нравится ему такой, какая есть, и дружба с Рэйко давала ей возможность продлить это замечательное знакомство. Она старалась проводить весь свой досуг в усадьбе сёсакан-самы, чтобы видеться с Хиратой настолько часто, насколько позволяла его служба. Оба питали любовь к играм и по вечерам частенько встречались за картами. За разговорами, смехом и шутками Мидори поняла, что влюбилась. Вот и сейчас она всем сердцем надеялась его встретить...

Какое-то жужжание над ухом отвлекло ее от мечтаний. Что-то пролетело мимо лица.

– Оса! – взвизгнула О-хана.

Насекомое неслось на нее. Девушка заверещала, прикрывая голову руками.

Паника оказалась заразной. Мидори закричала, когда оса зависла в воздухе перед самым ее носом. Они с О-ханой вцепились друг в друга и закружились, преследуемые насекомым.

– Помогите! – взывали девушки наперебой.

Потом оса запуталась в длинных волосах возле шеи Мидори, стала биться, пытаясь выбраться, и рассерженно жужжать.

– Сними ее! – закричала Мидори и, предчувствуя укус, упала на колени.

Но О-хана только пятилась и хлопала глазами.

Внезапно мужской голос произнес:

– Что здесь происходит?

Мидори подняла глаза. Хирата, крепкий, в расцвете своих двадцати трех лет, стоял с мечами за поясом и с любопытством взирал на девушек. От радости у Мидори сердце чаще забилось в груди.

– Оса попала за воротник! – воскликнула она.

Хирата опустился рядом с ней. Одним движением он подхватил осу за крылья, вынес подальше в сад и подбросил в воздух. Та улетела, а Хирата повернулся к Мидори с О-ханой.

– Все, вы спасены, – сказал он со смехом.

Мидори поднялась на ноги, не сводя с него восхищенного взгляда. Он так храбро, так чудесно держался... и не важно, что лицо его было слегка скуластым и большеротым и не совсем походило на идеал красоты. Она мечтала о его любви и свадьбе – зная, что ее семья не одобрит брака с бывшим полицейским; зная, что и Хирата по положению заслуживает лучшей невесты, нежели дочь опального феодала. Два года назад, одним из летних вечеров, между ними произошло нечто, после чего она поняла: счастье возможно.

Они с Хиратой прогуливались по саду, когда их застала гроза. Укрывшись в беседке, стояли они бок о бок, прислушиваясь к отголоскам грома, глядя, как полыхают молнии сквозь темные тучи и пелену дождя.

– Как хорошо, – сказал тогда Хирата.

– Да, – прошептала Мидори. "Посмотри на меня, – беззвучно молила она. – Скажи, что любишь!"

Хирата повернул голову и улыбнулся ей.

– Я ни с кем еще не был так счастлив, Мидори-сан. С тобой я могу говорить о чем угодно. Ты принесла свет в мою жизнь.

От волнения потеряв дар речи, Мидори опустила глаза, чтобы Хирата не видел, какую бурю чувств вызвали его слова. Внезапно он сжат ее руку в ладони, горячей и сильной. Мидори, затаив дыхание, стояла и ждала, внимая громовым раскатам и шуму дождя. Потом Хирата произнес – вполголоса, как будто самому себе:

– Сёсакан-сама и госпожа Рэйко очень счастливы и подходят друг другу, словно их брак по любви, а не устроен родителями. Хотел бы и я так жить. Если удастся...

Любит ли он ее? Думает ли жениться на ней? Надежда вскружила Мидори голову. Но Хирата молчал. Возможно, он был не готов заявить о своих намерениях, а она из стеснительности не подтолкнула его.

А несколько дней спустя, не успела Мидори увидеться с ним снова, как судьба разрушила ее чаяния. Сёгун послал Сано расследовать убийство в имперской столице. Сано оставил на Хирату весь сыскной корпус, и свалившаяся ответственность заставила того забыть о женитьбе. День и ночь он нес службу, приглядывал за поместьем и расследовал преступления. Сам сёгун стал доверять ему как другу и советчику. Хирата по-прежнему старался выкраивать время для встреч с Мидори, но больше ни о чем, кроме работы, с ней не говорил. Потом сёгун ненадолго отбыл в свое горное поместье, взяв Хирату в качестве телохранителя.

Как-то ночью повелителя разбудил странный шум, который не на шутку его испугал. Хирата отправился на разведку и застал в доме грабителей. После яростной схватки бандиты были схвачены, а Хирата заслужил горячую благодарность сёгуна. О происшествии заговорили. Чиновники бакуфу, прежде не замечавшие простого подручного Сано, старались все как один заручиться его дружбой. Женщины замка Эдо взглянули на него по-новому, и когда бы Хирата ни появлялся во дворце, его обступали толпы воздыхательниц. Все это происходило на глазах у Мидори.

А теперь и О-хана взялась завлекать его.

– Тысяча благодарностей за избавление от ужасной осы, – пропела она со смущенной улыбкой.

– Мне было даже приятно, – расцвел Хирата.

– Чем мы обязаны вашему приходу? – спросила служанка.

– Я заносил кое-какие отчеты в кабинет сёсакан-самы, – ответил он, – как вдруг услышал ваши крики и решил посмотреть, в чем дело.

О-хана хихикнула, а Хирата рассмеялся. Они так и лучились взаимной приязнью.

Мидори поникла.

Дни напролет Хирата флиртовал с другими, но не с ней. Что еще хуже, он стал получать письма от глав влиятельных кланов, предлагающих своих дочерей ему в жены. В роли свата выступал Сано. Мидори как-то прослышала, что они затевают о-миаи, знакомство с будущими невестами. Столь откровенное соперничество за благосклонность ее возлюбленного потрясло Мидори, как и перемены в нем самом.

Внимание вскружило ему голову. Мидори, встречавшей его лишь изредка, начало казаться, что он позабыл о ней и о своих чувствах. Хирата, бывало, по привычке приветствовал ее и тотчас срывался на службу, застолье или смотрины. Прошел год, а волна его успеха по-прежнему не убывала.