Черный клинок - Страница 150

– Он умер, Юджи, – печально сказала Чика. – Я нашла его тело в храме Запретных грез.

Юджи даже не повернул голову к ней, но она все равно заметила, как заблестели его глаза.

– Как же он умер?

– Полиция ломает голову. Если Достопочтенная Мать сотворила с ним что-то такое, что выглядит вполне правдоподобно, то им ни за что не докопаться.

Юджи согласно кивнул головой, а Чика между тем продолжала:

– Бедный Юджи! Жизнь тебя обманула. – Она попыталась заглянуть ему в лицо, но он упрямо отворачивался. – Ты можешь оставаться здесь, сколько пожелаешь.

Ей безумно хотелось сказать побольше, предложить любую посильную помощь. Но она не решилась предложить, опасаясь, что этим обидит и унизит брата. Его уже предали и обманули собственная мать и лучший друг. Теперь Чика понимала, что она просто обязана оставить у него хоть капельку личного достоинства, дать ему почувствовать, что верит в него и что он еще достаточно силен, чтобы самому справиться с постигшей его ужасной трагедией.

Юджи вздрогнул, оглянувшись, и сказал:

– Нет, спасибо. Я чувствую себя дома только на фирме «Шиян когаку». Да она и всегда была для меня родным домом. Что бы там ни было, у меня масса работы. Я должен подобрать нового вице-президента по оперативным вопросам и продолжать готовиться к поездке в США с циклом лекций. Сейчас, как никогда прежде, чрезвычайно важно познакомить американцев с нашей деятельностью. Ну а еще нужно позаботиться о Казуки, но как – понятия не имею. Может, я сумею помочь ей, а тогда, может, и Оракул обретет достойное предназначение.

Он вышел из дома, а Чика с тоской посмотрела ему вслед. Он ничего не спросил о Минако и не оглянулся на сестру. Это было все, что ей досталось напоследок.

Чика вернулась к поджидавшему ее в саду Вулфу задумчивая и озабоченная.

– Что теперь нам делать? – спросила она. – Щупальца «Тошин Куро Косай» проникли в разные уголки земли, но его члены настолько тесно связаны с центром, что без указаний оттуда вскоре утратят способность действовать и впадут в прострацию.

– Мы могли бы заняться тем, чтобы завлекать их в ловушки, словно бешеных собак, – сказал Вулф. – Но, может, нам лучше оставить их в покое, и пусть все идет своим чередом?

Оба они понимали, что все это значит, и, обсудив все варианты, решили остановиться на совершенно других проблемах. Однако приступить к их решению сразу они еще не были готовы.

Держась за руки, они прогуливались по тенистому саду. В ветвях деревьев порхали птицы, перекликаясь в сгущающихся сумерках. У бетонной скамейки без спинки они остановились и, хотя Вулф счел ее неудобной, присели и стали любоваться пробивающимся сквозь кроны деревьев голубым вечерним светом.

– Мы принадлежим друг другу, Вулф, – нежно сказала Чика.

– Да, отныне это так.

Однако к ее словам примешивалось невысказанное: как долго это будет продолжаться. Они ощущали весь ужас того, что произошло с Достопочтенной Матерью и Минако, потому что оба теперь знали, что и их тоже ожидает в будущем схожая участь. Можно ли как-то избежать зловещих последствий дара «макура на хирума»? Разве они неминуемо обречены на безумие?

Вулф принялся тереть виски, ожидая, когда в голове прозвучит внутренний голос, и он знал, что это будет голос Ханы. Каким-то образом она сумела найти путь и вырваться из заточения; она все же не вошла в симбиоз с Оракулом. Может, она и подскажет им выход? «Но нет, – подумал он, – откуда ей знать, если она не смогла спасти даже себя».

– Должен же быть выход и для нас, Вулф.

– Возможно, – согласился он. – Но ведь ты и я вместе вглядывались в будущее, а оно ничего нам не показывает.

– Мы также пришли к согласию, что это был последний раз, когда мы применили свой дар ясновидения. Люди не должны точно знать, что их ждет в будущем.

– Появится слишком большое искушение нарушить наше обещание. Как ты считаешь, устоим ли мы перед искушением?

– Да, – ответила Чика твердым голосом, не оставляющим и тени сомнения.

– Разумеется, устоим, – подтвердил Вулф, крепко сжимая ее руку.

Вулф знал, что основные законы жизни постоянно меняются. Он знал также, как глубоко заблуждаются люди, пытаясь проникнуть в тайны Вселенной. Время, то есть вечность и мгновение, – вот основа линейной формы мышления, жалкая непродуманная попытка втиснуть логику бесконечного хаоса в узкие рамки умозрительных построений, уразуметь то, что, по сути своей, никак не укладывается в логические рассуждения.

И он понял: все, что сказала ему Хана, – верно. Не существует такого понятия, как «один миг». Каждое мгновение времени имеет множество пластов, а это обстоятельство влечет за собой множество решений, изменений и поправок на время и место. Единого нет, а есть только множество вариантов. Теория единого пути ложна. Поэтому для него с Чикой, по всей видимости, найдется выход.

Чика озабоченно взглянула на него:

– О чем ты задумался?

– Я думал о своих обязанностях.

Чика опять кротко и нежно улыбнулась, заметив при этом:

– Да ты становишься совсем японцем.

Долгое время они сидели молча, слушая чудное пение птиц. Быстро темнело. Изредка перед глазами молнией пролетали светлячки. Ночь, казалось, наступала со всех сторон.

Вулф, подняв голову, посмотрел на усыпанное звездами небо.

– Какой бы путь мы с тобой ни избрали, я должен сделать еще кое-что, прежде чем мы уедем. Это будет последней тайной, которую мне предстоит раскрыть.

– Знаю, – ответила Чика, – и хочу быть в это время возле тебя.

– Ты твердо решила?

Она молча кивнула головой, но он ощутил ее беспокойство.

– С матерью я уже разобралась. А разве может быть что-нибудь хуже?

Вулф долго сидел молча рядом с ней, глядя на опустившуюся над ними ночь.

В небе громоздились грозовые облака, щедро рассыпая над городом ливни, сверкая молниями, громыхая над крышами домов и обильно поливая землю.

Вулфа разбудил странный запах. Пахло чем-то вроде разрытой могилы, и он сразу же вспомнил, что не все еще сделано им в Японии.

В доме было тихо и спокойно, однако он ощущал какую-то неясную тревогу, какую обычно испытывает человек, навсегда покидая родные края. Белый Лук не раз говорил ему об этом состоянии. Он утверждал, что это чувство присуще мертвым, чьи души еще не ступили на тропу мертвых, а также тем, кто должен скоро умереть.

Вулф тихонько быстро оделся, вышел из дому и взял одну из стоящих рядом машин, благо ключи от нее лежали в прихожей, в деревянной шкатулке.

Хотя ему впервые в жизни пришлось ехать по улицам с левосторонним движением, да к тому же с непонятными дорожными знаками, он все же уверенно проехал по самому центру Токио, залитому светом неоновых реклам, столь ярким и навязчивым, что они дошли бы даже до невозмутимых самураев самого Иэясу Токугавы. Вулфом управляла «макура на хирума», она же и разбудила его, предупредив о надвигающейся опасности. Так в чем же заключается опасность? Ответить на этот вопрос он пока не мог. Он лишь чувствовал горечь во рту, по вкусу напоминающую яд, которым едва не отравился.

Какой-то рокер на мотоцикле «Кавасаки», одетый в блестевшую от воды кожаную куртку, подрезал Вулфу путь и, прибавив скорости, так рванул вперед, что только искры сверкнули из-под заднего колеса. Вулфу сразу же вспомнился Сума на мотоцикле «Харлей», оскалившийся в улыбке, словно мертвая голова. Он поднял глаза вверх – полнеба занимала броская неоновая реклама фирмы «Шиян когаку». Даже проливной дождь не смог затмить ее гигантские кроваво-красные иероглифы. Он погнал машину в ночь по широким токийским улицам.

Так в чем же угроза? «Опасность в жизни, а не в смерти».

Вулф остановил машину около рыбного рынка Сузуки. На мокрых бетонных помостах билась рыба. В свете висящих лампочек она переливалась всеми цветами радуги. В воздух поднимался пар от живых рыбин, а когда Вулф проходил мимо помостов, ему в спину на мгновение дохнуло зловонием свежеразрытой могилы. Он пошел дальше, вдоль торговых рядов. Всюду царило оживление: далеко вокруг разносились голоса рыбаков и грузчиков, раздавался веселый смех; от лотков со всевозможной снедью веяло теплом и пахло чем-то вкусным; неподалеку, в тени, подвыпившие труженики не стесняясь справляли малую нужду. Одним словом, на рынке кипела жизнь.