Черный клинок - Страница 149
– Я никогда...
– Видите ли, Минако-сан, с тех пор как Чика начала разматывать причины непонятной вражды между двумя кланами в «Тошин Куро Косай», меня тоже стало кое-что тревожить. Я понимал, что в обществе есть хорошие люди и плохие, но кто есть кто, определить не мог. Была ли, скажем. Достопочтенная Мать безумной? Она казалась таковой, пока не рассказала мне подробно о вашем сумасшествии. Разумеется, она могла тут многое и приврать, но не приврала. Чика потом сама подтвердила мне ее слова там, в храме Запретных грез, когда я покончил с Достопочтенной Матерью.
Реальность все время меняется, подобно химере. Я никак не мог постичь причину, из-за которой враждовали эти два клана, пока не наткнулся на правду, которая показала мне, что добро и зло утратили свое значение. Все вы, члены «Тошин Куро Косай», медленно, но верно становились безумными. По сути дела, уважаемая Минако, вы ничем не отличаетесь от Достопочтенной Матери. Время покажет, что между вами разницы нет, а ваша исповедь только подтверждает это.
Вы обе утратили способность отличать добро от зла, порядок от хаоса. Вы установили собственные законы, которые никак не сочетаются с интересами и желаниями других людей. В вас воплощена искалеченная жизнь, которую нужно лечить и лечить. А единственной наградой за избранный вами путь может быть только ваша ликвидация...
– Чика... – жалобно простонала Минако. Так стонут обычно старухи, чуя приближение смерти.
Чика покачала головой, лицо ее не выражало ничего, но Вулф почувствовал, что ее сердце разрывается от отчаяния.
– Ты осудила себя своими же словами, – сказала Чика. – Ты научилась лгать с самого начала, как тебя позвали. Вулф говорил, что ты сама избрала свой путь и теперь поживаешь плоды этого. Ты оттолкнула от себя всех, кто, может, и любил тебя, и осталась одинокой со своим хваленым даром «макура на хирума», с которым прожила всю жизнь. Теперь ты уже стала сумасшедшей, сцепившись с Достопочтенной Матерью в безумной схватке за верховенство. А что же ты стала бы делать, победив ее? Можешь мне сказать? Нет, не можешь. По-моему, целью всех манипуляций, террора и убийств было уничтожение друг друга, захват власти ради самой власти.
Она взглянула в глаза Минако, сверкающие, как у загнанного зверя, и сказала напоследок:
– Если я смогу как-то посочувствовать тебе, то это будет, видимо, только жалость. А пока же я не испытываю к тебе, мама, никаких чувств.
Минако негромко застонала и упала на тонкий матрас, где лежала Чика, которую вызвал Вулф, чтобы она все увидела своими глазами. Вулф повернул Чику – она сама не двигалась и застыла, словно каменная, лицо ее побледнело и даже приняло голубоватый оттенок.
– Она едва жива, – заметил Вулф. – Что-то угнетало ее много-много лет, а теперь это исчезло.
Всю свою жизнь Минако посвятила интригам и заговорам, призывая своих послушных воинов присоединиться к священной войне против Достопочтенной Матери. Л во имя чего? Ради призрачного будущего, которое, по ее глубокому убеждению, она создаст с той же легкостью, с какой архитектор строит здания?
– Мне кажется, – сказала Чика, глядя вниз на зарывшуюся в одеяло Минако, – мать всегда сталкивалась с неразрешимой задачей, потому что ошибочно считала себя самим Господом Богом.
Позднее, когда прохладный день ранней весны был уже на исходе, Вулф вместе с Чикой прогуливался по саду вокруг дома Минако. После долгой зимней спячки на кленах и криптомериях набухали почки и проклевывались, словно цыплята, нежные листочки. Высокие темно-зеленые деревья качались и шелестели на ветру, а воздух благоухал запахом свежей глинистой земли. Но высоко вверху повисла грязная пелена, густая, словно желе. При виде ее невольно приходила мысль, что никогда больше не удастся разглядеть просторы до самого горизонта.
Вулфу нравилось прогуливаться с Чикой, он с удовлетворением воспринял весть о том, кто ее отец и сколько ей лет, обрадовавшись, что она не старуха, как остальные известные ему женщины с даром «макура на хирума».
– Расскажи мне, пожалуйста, что произошло у тебя с Нишицу?
– Я рассказывала тебе уже дважды, – ответила Чика и одарила его кроткой улыбкой – единственное, что она могла сделать в данный момент.
– А я хочу послушать еще раз, – настаивал Вулф.
А произошло вот что. Чика быстро сообразила, что сила ее «макура на хирума» слабее, чем у Нишицу, поэтому она прибегла к хитрости. Притворившись, будто с ней случился обморок, она упала ему на руки, застигнув его врасплох, и он опять вытащил ее в коридор, а пока тащил, ее короткая юбка задралась, обнажив бедра.
Поведение мужчин в таких случаях легко предугадать. Нишицу, конечно же, остановился, чтобы поглазеть на ее тело, и тут же все его поведение разом переменилось. Она почувствовала, что его воля ослабела, и мгновенно нанесла сильный удар черным лучом своего биополя.
Нишицу тяжело рухнул на пол, и теперь уже для нее не составляло труда справиться с ним. Наконец, почувствовав смерть Достопочтенной Матери, Чика пробралась в самое логово – комнату пяти призраков. Там она нашла Вулфа и обняла его с такой искренней страстью, о которой раньше только мечтала, а завладев им, заплакала не только от счастья, что он жив и невредим, но и от отчаяния перед неминуемым надвигающимся ближайшим будущим, которое сразу же после смерти Достопочтенной Матери повисло в комнате, подобно зловещему призраку.
А потом Вулф объяснил ей, что в будущее следует внести поправки в связи с произошедшими событиями, и сообщил, что они должны делать в таком случае. Итак, они вместе придумали, как перехитрить Минако, пока он будет поправляться в ее доме.
– Знаю, что это довольно жестокое мероприятие, – сказал тогда Вулф. – Но если я прав, то это наш единственный шанс заманить Минако в ловушку.
Чика заранее научила его, как и о чем расспрашивать ее, – ведь она, в конце концов, несмотря ни на что, ее мать. Но Чика без звука согласилась участвовать в «заговоре», а Вулф лишь недоумевал, восприняв ее согласие как непоколебимую веру в собственное предназначение.
Чика закончила рассказ о том, как ей удалось улизнуть от Нишицу, и он взял ее за руку.
– Никогда не прощу ей того, что она использовала нас в своих целях, – заметила она. – Мы все же ее дети. Как она могла сделать такое?
– Никогда – это понятие растяжимое, но и оно имеет конец, – философски заметил Вулф.
– Особенно если это касается моей матери.
Чика замолкла, замолк и Вулф, поняв, что она не расположена больше говорить о матери, может быть, до другого подходящего момента. Ей и Юджи предстоит пережить немало горестных лет, прежде чем они забудут, кем была их мать и что она творила.
На глаза у Чики навернулись слезы, и она сказала:
– Я всегда боялась оказаться между двух огней и, разумеется, никогда не смогла бы пережить последствий их сумасбродных замыслов. Но когда мама рассказала мне о тебе, я подумала, что если все это правда, то ты сможешь положить конец их безумству.
– Все это кажется дурным сном.
– Может, потому, что ты понял, что на свете существует множество реальностей, – предположила она и крепко сжала его руку.
Они подошли к той половине дома Минако, которая выходила в сад, и сквозь стеклянную дверь увидели Юджи. Он стоял, засунув руки в карманы, ярко освещенный желтоватым светом лампы, и смотрел пустым взглядом либо на них, либо на деревья, но, похоже, ничего не видел.
– Бедный мой брат! – печально сказала Чика. – Он был вроде лазера, всю свою жизнь направляя узкий луч собственных знаний на всего лишь один уголок будущего, где его блестящий ум мог бы разрешать научные загадки. Очень плохо, что все остальное в жизни оставалось для него тайной за семью печатями.
Она отошла от Вулфа и, направившись к дому прямо по газону, открыла стеклянную дверь и вошла внутрь. Последовав за ней, Вулф стал свидетелем их разговора.
– С тобой все в порядке, Юджи-сан?
– Я ищу Вакарэ, – ответил брат. – Но он куда-то запропастился.